Возвращение к истокам - Денис Старый
Но когда я заикнулся, что легче всё-таки переносить серебро в мешках, чем таскать большие объёмы железа, намекнув, что было бы неплохо продать часть оружия, на меня впервые посмотрели, как на слегка не в себе. И я понял, что нет у меня власти заставить воинов продавать хорошее, по их мнению, оружие.
— Где же ты столько железа возьмёшь, когда вернёмся в места наши? — удивлённо спрашивал меня тогда мудр Доброслав.
Ну, имеются у меня мысли, как можно железо производить больше, чем это делают славяне. Чем это делают даже ромеи. Но пока это всё идеи. И, действительно, не стоит лишаться такой возможности, как вооружить людей хоть каким оружием, пусть и не одинаковым, бессистемным.
А вот я предпочёл бы приобрести что-то вроде казацкой шашки образца самого конца XIX века или начала XX века. По мне, то оружие было очень даже подходящим под современные реалии.
Но ничего похожего на продажу не выставляли. И никаких тебе шпаг или рапир, или хотя бы полуторного меча. Силёнок-то у меня хватает, чтобы использовать клинок куда как больший, а не этот на вид несуразный толстыш-гладиус, что был приторочен к поясу.
Зря я всё-таки Пирогоста отправил вместе с Данаей. И обсудить-то увиденное не с кем. Хлавудий, конечно, как мера устрашения всех вокруг подходит куда как больше, но вот с ним не поговорить и не обсудить ничего.
— Купец… Если ты купец… С тобой хотят поговорить, — неожиданно сбоку раздался голос.
Говорили на греческом языке, но я слышал знакомый акцент… Что? Словом владеющий человек? Славянин? Очень интересно.
Глава 13
Трапузунд.
12 августа 530 года
— И что хочет твой господин? — спросил я у отвлекшего меня мужика.
— Он хочет, чтобы ты пришёл к нему для разговора и возможного соглашения, — сказал этот мужик таким тоном, будто он хозяин положения.
— Кому я нужен, тот сам ко мне приходит, — жёстко припечатал я, готовый уже сорваться и даже пересчитать зубы этому наглецу.
Говорил он может и не такие уж обидные слова. Но выглядел… Высокомерный, пытался вести себя со мной, как будто я чуть ли не раб.
— Мой хозяин предполагал, что ты так ответишь. И тогда я должен назвать тебе твоё имя, склавин Андрес, — с вызовом посмотрел на меня мужик.
— Ты… раб! Не оскверняй своим ртом произносимое тобой имя славного воина, коий сражался за императора Юстиниана! — сказал я.
И? Раб? Пусть раб. Как был мой собеседник вида гордеца, таковым и остался. Ну и ладно.
Я же посмотрел, скорее, на охрану проглотившего унижение, чем на него самого. Бойцы, когда я оскорблял мужика было дернулись. Но и Хлавудий тут… Посмотрел на них, как на букашек. А те впялили просящий взгляд на своего охраняемого объекта. Явно не горели желанием драться.
Не пора ли уложить этих наглецов прямо здесь и уходить от Трапеза в сторону Кавказа? Распознали меня. Но так я не набегаюсь. И Кавказские горы, с непонятными дорогами и направлениями, со множеством явно недружелюбных людей, не прельщают как вариант добраться до славянских земель.
— Передай своему господину, что я намерен в ближайшее время харчеваться здесь, в порту. Он может присоединиться ко мне, и мы за обедом обсудим то, что хочет от меня твой хозяин, — сказал я.
Уже через полчаса я наблюдал перед собой невысокого, с проплешиной на голове, явно страдающего ожирением человека. Не пожилого, но явно пожившего на этом белом свете. Передо мной, скорее, купец, чем какой-либо чиновник.
— Чего хочешь ты от меня? — спросил я, когда сидя за столом ел пережаренное мясо и заедал это вполне сносным лавашем.
— Я торговый человек, зовут меня Алексис. Я только сегодня прибыл из Синопа. И туда пришло сообщение, что некий вождь варваров объявлен вне закона. Я направил своих людей посмотреть, что же это за такой отряд охраны остановился рядом с городом. Как сюда занесло аравийского торговца. Понять, что ты именно тот склавин Андрес, не составило никакого труда, — победно произносил купец.
— Если я вне закона, что же мешает мне убить тебя, а также твоих людей? — спокойно, пренебрежительно, с набитым ртом, говорил я.
Заметил, что на лице мужика промелькнул страх. Но он тут же взял себя в руки.
— Если мне выгодно, то у меня нет дела до того, что ты натворил и почему ты вне закона. Ведь уже все знают, что вождь склавинов проявил храбрость в битве при Даре и убил двух «бессмертных». За такие деяния награждать нужно, а не объявлять преступником, — сказал торговец и сделал паузу, видимо, ожидая от меня реакции. — Тут моя совесть будет чиста.
— У тебя есть совесть? Как же ты с таким пороком торгуешь? — усмехнулся я.
— Ты странный варвар, — задумчиво сказал купец.
Я молчал, не подтверждал, но и не опровергал слова Алексиса. И вёл он себя всё-таки слишком вызывающе — так с сумасшедшим варваром не разговаривают. Ведь я могу вспылить и просто размозжить эту круглую лысоватую голову. Не я это сделаю, так Хлавудий, пожирающий сейчас сразу тройную порцию еды, даже не задумываясь, убьёт торговца и его людей. Вот доест, и сделает. А пока даже мне страшно отвлекать великана от важного занятия.
— Чего ты хочешь? — спокойно спросил я.
— Мне нужны кони. Всего-то. Но ты продашь мне их за полцены, — сказал торговец, развёл руками и улыбнулся, будто бы сейчас предложил мне свою дочь-красавицу для приятного времяпровождения.
— На кораблях ли ты прибыл? — спросил я, пока не спеша отвечать на предложение торговца.
— Переправиться через Понтийское море я тебе не помогу. Тебе никто не поможет это сделать, кроме одного человека. Но он затребует много серебра. Почему-то уверен, что у тебя с этим проблем не будет. Ведь здесь всё покупается, вопрос только лишь цены. В порту стоят дромоны флота Рима. Я уже почти уверен, что ты об этом знаешь. Если мы сойдёмся в цене, то могу свести тебя с командиром этих кораблей. Я с ним веду свои дела. Кораблей хватит, чтобы вас переправить. А почтенный командующий всегда был не против заработать, и его боевые корабли уже давно стоят без дела в Трапезе.
Действительно, мне придётся большую часть коней продавать. И волов тоже. Перевезти людей куда как проще, чем лошадей. Хотя я рассчитывал на то, что полсотни животных всё-таки со мной переправятся через море.
— Я готов отдать тебе две сотни коней, если ты сам договоришься о нашей переправе через море, — сказал я.
