Интервенция - Игорь Валериев
Заключённый так же молчал, и меня это стало раздражать. Кумир кумиром, но он чуть не убил моих любимых и дорогих людей, и, видимо, тоже относится к породе фанатиков. Ну да и чёрт с ним. Были у меня кое-какие задумки в отношении профессионального революционера Камо. Не получилось. А на нет и суда нет. Точнее, суд уже состоялся и приговор вынесен.
– Что же, Симон Аршакович, разговора не получилось. Посему покидаю вас. Завтра приговор приведут в исполнение, – с этими словами я развернулся и пошёл на выход из камеры для допросов.
Подойдя к двери, постучал. Откинулась заслонка дверного глазка, потом захлопнулась, и заскрежетал ключ в замке. Камо сидел в подвальном помещении Приоратского дворца, которое после поимки и содержания Уоллера-Ашетта было переоборудовано под камеру для допроса, а рядом – ещё несколько помещений для содержания особо важных, можно сказать, противоцарских преступников.
Вот я и не выдержал, на второй день после приезда спустился вниз, чтобы поговорить с Тер-Петросяном. Перед этим ещё вчера определив с императором возможность его использования в наших целях, чем очень сильно удивил Николая. Тот подумал над моими предложениями и дал добро на сегодняшний разговор. Но диалог не состоялся, поэтому сегодня Камо, по одному из вариантов развития событий, отправят в Петропавловку и там завтра повесят.
Да… Дела мои, делишки! Первым был Пилсудский, потом – английское королевское семейство, дальше – семейство Романовых, а теперь – Савинков, Камо. Так и до других товарищей дойду, тем более должок имеется. Мои размышления прервала открывающаяся дверь, и в этот момент я услышал за спиной:
– Что вы хотели от меня услышать?
Я повернулся и посмотрел на Камо, взгляд карих глаз которого стал острым и пронзительным.
– В принципе, ничего. Просто я знаком с вашей революционной деятельностью и не могу для себя понять, почему вы, Симон Аршакович, согласились стать убийцей женщины и ребёнка? Это же не ваши методы.
Тер-Петросян опустил голову, уставившись в пол, и глухо произнёс:
– Партийная дисциплина. Мне отдали приказ, я обязан был его выполнить.
– Спасибо, за правдивый ответ. Прощайте.
– И это всё, что вы хотели узнать?! – голос Камо, которым он задал вопрос, выражал огромное удивление.
– Всё, Симон Аршакович. И благодаря этому интересу вы прожили чуть подольше. А про деятельность вашего ЦК РСДРП мы многое знаем. Например, про то, что на деньги, полученные от полковника Акаси Мотодзиро, собираются закупить оружие для организации вооруженных восстаний в Польше, Финляндском княжестве и Баку, нам известно. И мы этого не допустим. То, что одним из условий получения денег от японцев было покушение на мою семью, предполагаю. Но думаю, что так оно и есть. Ваш Старик пойдёт на сделку с сатаной, лишь бы свершить свою революцию, – я глубоко вздохнул, так как почувствовал, что гнев начинает охватывать меня.
Сделав ещё пару вдохов-выдохов и успокоившись, дал знак одному из «ангелов», которые охраняли заключённого, закрыть дверь снаружи и продолжил:
– Могу вам пообещать, что в очень скором времени вашим товарищам придётся выбирать новый Центральный комитет, так как товарищи Ульянов, Аксельрод, Ленгник, Мартов и Плеханов скоропостижно скончаются. Кто утонет, кто повесится, кто пулю в висок себе пустит, кто упадёт неудачно и шею сломает. Я тут раздумывал и о дальнейшем существовании членов семьи этих товарищей. Рассказал, что мы будем делать с ними, Борису Викторовичу Савинкову, и вы знаете, тот проникся и даже пожалел, что этого не увидит.
– Почему не увидит? – перебил меня Камо.
– Он, имея британский паспорт на имя Чарли Гильберта, доставил в Порт-Артур семьдесят пудов тротила под видом «Мыло Pierette». Понятно, для каких целей. Его боевая группа должна была совершить диверсии на наших броненосцах. Руководили этой операцией и финансировали ее офицеры японского Генерального штаба. Вот Бориса Викторовича с подельниками, а также с японскими шпионами и расстреляли больше месяца назад в Порт-Артуре. Там много кого расстреляли. Не надо Родину и народ свой предавать во время войны.
– У профессионального революционера нет Родины, – тихо произнёс Камо.
– Понятно. Тогда моё предложение пропадёт втуне. Ещё раз прощайте, – я вновь повернулся к двери, чтобы постучать в неё.
– И что за предложение? Предать своё дело? Хотите из меня нового Азефа сделать? Хотя я в его предательство не верю, – эмоционально произнёс мне в спину Камо.
Даже и не верилось, что пару минут назад он сидел без всякого выражения на лице, изображая душевнобольного. Отличный актёр.
– Могу подтвердить, что это так. Азеф был агентом охранки. Но своеобразным таким агентом. Этакий слуга двух господ. Главным для него были деньги. Это был его настоящий бог – золотой телец, – развернувшись, произнёс я, удивляясь про себя, как изменился внешне Тер-Петросян.
Сейчас это был настоящий горец-разбойник, готовый сражаться и умирать.
– Меня деньги мало интересуют. Так что же вы хотели мне предложить? – задал вопрос Камо немного напряжённым голосом.
– Вы знаете, Симон Аршакович, мне жаль, что такие молодые люди, как Савинков, вы и многие другие, встали на путь террора и предательства своей Родины, желая на практике воплотить идеи марксизма, который как политическое течение утверждает неизбежность классовой борьбы и социалистическую революцию, в которой ведущая роль будет принадлежать пролетариату. Эта революция приведёт к уничтожению частной собственности и установлению на основе общественной собственности на средства производства коммунистического общества, направленного на всестороннее развитие каждого члена общества без какой-либо эксплуатации человека человеком. Я ничего не перепутал, товарищ Камо?
– Нет. И, по моему мнению, это достойная цель, ради которой можно и жизнь отдать.
– Ваше право верить в эту утопию. Только понимаете, меня-то эта теория не устраивает, потому что я принадлежу к тому классу, который вам, профессиональным революционерам, и пролетариату, руководимому вами, придется уничтожить, чтобы построить своё светлое коммунистическое будущее. И таких, как я, дворян, офицеров, чиновников, представителей духовенства, купечества, наберётся три-четыре миллиона человек из ста тридцати, населяющих Российскую империю. Их вам придётся пустить под нож, согласно марксистской теории, в рамках классовой борьбы.
– Вы извращаете смысл классовой борьбы.
– И чем же? Я натуральный эксплуататор по данной теории. У меня две мызы и земля, на которой работает больше ста деревенских семей. В столице на Невском проспекте четырёхэтажный доходный дом, в котором для проживания моя семья использует две квартиры по четырнадцать комнат, которые обслуживают
