Эндшпиль (СИ) - Логинов Анатолий Анатольевич

Отрывшие беспорядочный огонь береговые батарей выпустили куда-то в сторону моря почти по дюжине снарядов разного калибра. Потом дежурным офицерам удалось навести порядок. И паническая стрельба постепенно прекратилась.

Уходя из-под Мадраса, германский крейсер попал под этот обстрел. Но ни один из падавших снарядов не разорвался ближе кабельтова от борта корабля.

Позднее в английских газетах писали, что «Эмден», попав под огонь славных береговых артиллеристов, сейчас же выключил все огни и бежал. Но эти заметки опровергались германскими газетами. Сообщавшими, что к Мадрасу крейсер действительно подходил без огней. А затем и командир крейсера, и наблюдатели не видели падающих снарядов. И что уже впоследствии им об обстреле доложил ютовый офицер.

Поэтому рассказы о том, что «Эмден» бежал из-под обстрела береговых батарей и полученных повреждений от огня артиллеристов английского сторожевого корабля, были отнесены к категории легенд.

Западный фронт. Фландрия. Июнь 1910 г.

«Барабаны бога войны» сегодня били столь громко, что земля, казалось, дрожала даже здесь, на третьей позиции. Хотя позицией эта линия поспешно выкопанных окопов и слегка замаскированных позиций легких пушечных батарей могла считаться только в штабных документах. Капитан Жан-Пьер Ломбаль, опустив бинокль, в который он рассматривал местность, глубоко вздохнул и выругался. - Merde! – затем крикнул капралу Бруайе, чтобы тот подал карту. Командир батареи очень нервничал, хотя и пытался скрыть это от нижних чинов. Боши давили и давили изо всех сил. А какой они серьезный противник, Ломбаль уже имел возможность убедиться еще во время первых боев в Эльзасе. После которых сильно поредевший армейский корпус отвели в тыл и держали в резерве до наступления немцев на Верден. Тогда их удалось остановить, пусть корпус снова понес потери. Но сейчас… сейчас корпус просто растащили на несколько направлений. Германцы учли опыт неудачного наступления и атаковали на широком фронте, да еще и на стыке английских и французских армий. Так что у Жан-Пьера было отчетливое ощущение deja vu[7] и уверенность, что бой закончится тем же, что и сражения в Эльзасе – отступлением, а скорее всего и разгромом. Особенно если учесть, что сейчас в передовых окопах сидят резервисты. Которых Жан-Пьер, как и большинство французских кадровых офицеров считал вообще небоеспособными…

Лейтенант Дитрих Штейн, исполненный важности от осознания собственной миссии, неторопливо рысил впереди небольшого отряда из трех с половиной десятков конных егерей, прислушиваясь к звукам далекого боя. Лейтенанту было отчего важничать, его дядя получил дворянство и даже смена начальников Генерального Штаба положительно сказалась на его карьере. Из помощников Мольтке[8] он стал помощником самого кайзера. Не зря командир полка, оберст Игнациус фон Берг, начал прислушиваться к предложениям простого лейтенанта.

И теперь вслед за передовым дозором маршировали две колонны - конных егерей, улан и роты егерей на велосипедах. Так что, если повезет, одним из первых в Аррас, до которого оставалось не больше десятка миль, войдет взвод лейтенанта Штейна. И он подумал, что в таком случае кузина Хелен точно забудет про его детское прозвище Дзинь…

Вдруг впереди появился вахмистр Руц, командовавший передовым дозором, остановил коня и поднял руку, привлекая к себе внимание. Дитрих, сделав знак остальным остановиться, подъехал к нему.

- Что случилось, Отто?

- Впереди лягушатники, герр лейтенант. Нас обстреляли. Я оставил своих наблюдать, а сам вернулся к вам.

- Понятно. Спешиться! Коноводам отвести лошадей к тому оврагу! – приказал Штейн, повернувшись к отряду. И продолжил, уже Руцу – Пойдем посмотрим, что там. И отправь вестового к герру оберсту.

- Слушаюсь!

Пока Отто отправлял посыльного, Дитрих неторопливо спешился, передал коня ординарцу и пошел за Руцем. Пришлось даже пригнуться и в конце концов стать на четвереньки, чтобы их не заметили наблюдатели. Хотя Дитрих и посчитал это излишним, потому что верховых дозорных французы не могли не заметить. Однако, к удивлению лейтенанта, уланы Шмидт и Брайер успели уложить своих коней, словно циркачи. А усиленно копающиеся в земле французы, припугнув дозор несколькими выстрелами, больше на них внимания не обращали. Воспользовавшись этим подарком, лейтенант тщательно рассмотрел всю видимую часть укреплений, занося результаты наблюдений в блокнот. К сожалению, наблюдение пришлось прервать, как только французы заметили приближающиеся колонны наступающих. Заметив германскую кавалерию, французы сразу начали стрелять, причем досталось и передовому дозору вместе со Штейном. Пришлось оставить убитых лошадей на месте и на четвереньках уходить в кусты.

Обстрелянные на подходе германские кавалеристы спешились и попытались с ходу атаковать противника. Атаку поддержали три трофейных автоматических орудия Максима калибра три и семь десятых сантиметра. Захваченные у англичан вместе с большим запасом снарядов эти пушечки так понравились оберсту, что он договорился с командованием и оставил их у себя. Они неплохо показали себя при прорыве, подавив уцелевшие и внезапно открывшие огонь английские пулеметы. И сейчас, командуя сводным отрядом, Игнациус фон Берг рассчитывал на их огонь для подавления обороны. Но атаку французы, у которых оказалась скрыта батарея дивизионных орудий, отбили. Огнем пулеметов, винтовок и шрапнелью. Отбили и вторую, более тщательно подготовленную. При этом из трех орудий Максима уцелело лишь одно. Еще одно артиллеристы обещали починить к утру.

И тут снова отличился лейтенант Штейн, которому в свое время дядя давал почитать некоторые интересные сведения о бурских приемах войны. Он предложил по примеру коммандос ночью пробраться с небольшим отрядом в тыл противника и уничтожить столь досаждавшую неприятельскую батарею.

Обнаруженная во время наблюдения лейтенантом канава помогла нескольким десяткам егерей, в том числе и конных, подобраться к окопам. Потом было внезапное нападение… и ночная свалка. Из которой вырвались в тыл всего полтора десятка самых опытных бойцов. Ночную вылазку немцев французы отбили и потом до утра время от времени палили на любой шум. Пробиравшихся в тыл диверсантов в суматохе никто не заметил и они благополучно собрались утром в небольшом кустарнике у дороги на Аррас.

- Кажись пушки, тут господин лейтенант. Вон, навоз и колея осталась - вахмистр указал кучку «конских яблок» и характерные следы колес. - Пожалуй, вон в той роще стоят…

- Так-так. Отто, - обратился Манфред к одному из улан. – готовим гранаты и за мной. А мы с Гансом вперёд пойдем, посмотрим, что там к чему.

Но, как выяснилось позднее, вахмистр не ошибся. Когда лейтенант с ефрейтором из егерского батальона подобрались поближе к роще, в ней громко выпалила пушка. Затем вторая. Подождав отставших, они теперь уже всем отрядом двинулись вперед.

- Лейтенант, смотрите, точно батарея лягушатников! - прошептал вахмистр, словно боясь спугнуть артиллеристов, расположившихся метрах в двухстах впереди, среди ровных рядов деревьев. Как раз в тот момент, когда Дитрих выглянул из-за вершины холмика, орудия опять дали залп.

- Атакуем, господин лейтенант? - с надеждой спросил Отто, глядя на Штейна.

«Да, положение наше, честно сказать, незавидное - подумал Манфред. - Нас здесь пятнадцать, а лягушатников как минимум, около сотни. И до них бежать сотни две шагов. Гранаты не докинешь. Но и смотреть просто так нельзя. Пойдет полк в атаку и будет очередной армагеддон», - и он вспомнил увиденную во время боев картину. На вытоптанном пехотой поле, неподалеку от рощи лежали грудами люди и лошади, все, что осталось от почти семисот тюрингских гусар, попавших под обстрел французских пушек, быть может, как раз этой батареи. «Как начнут опять в четыре ствола сажать по атакующим шрапнелью…»

- Отто, вы и четверо лучших стрелков залягут вон на том холме и обстреливают позиции, выбивая самые опасные цели. Мы же бежим и оказавшись рядом бросаем гранаты. Все ясно?