Алексей Шепелёв - Другая Грань. Часть 2. Дети Вейтары
— Ага-а-а-а…
Сверкая пятками, ребята наперегонки помчались к воде, не забыв прихватить маски и трубки. Были бы ласты, было бы совсем клёво. Но ласт ни у Серёжки, ни у Максимки нет. Ну, и ладно, и без ласт прожить можно.
Мальчишки с разбегу врезались в воду, поднимая тучу брызг. А море тёплое-тёплое, почти как пруд. Днестр намного холоднее, и Волга тоже холоднее, и вообще любая река. Потому что река течёт, а море и пруд — нет.
А ещё море в десять раз интереснее реки. Какое — в десять? В сто. В тысячу! Не зря ребята поплыли в масках. Вот, пожалуйста, прямо по курсу Серёжка заметил большую розоватую медузу. Важно шевеля щупальцами, она плыла прямо навстречу мальчишке, тот подпустил её поближе, а потом ткнул кулаком в середину купола. Медуза намёк поняла и быстро ушла на глубину. И правильно. Здесь, у Поповки, где песчаное дно и нет водорослей, медузы вообще совесть потеряли, ходили косяками, стрекались, пугали малышей. Иринка их очень боялась, и Серёжке временами приходилось их специально разгонять, чтобы не мешали сестрёнке купаться.
От этих мыслей мальчишку отвлёк толчок в плечо. Серёжка повернул голову — Максимка указывал куда-то вправо и вниз. Серёжка посмотрел по направлению руки друга… Вау! По песчаному дну неторопливо полз краб. И какой. Не «травяной», с тёмно-зелёным панцирем, похожим на зазубренный по краям рыцарский щит. Таких мальчишка ловил уже сто раз. Ну, сто не сто, но больше десятка — это точно. Нет, сейчас под ними полз настоящий «мраморный», панцирь у него светлее, почти квадратный и с гладкими краями. В Евпатории таких, засушенных и лакированных продают на вокзале. Дорого. А здесь — бесплатно. Вот это удача.
Максимка первым пошёл на охоту. Нырнул, часто работая ногами, набрал глубину и устремился на добычу с вытянутой правой рукой. Поймал? Не тут-то было. Краб только кажется медленным и неповоротливым, а на самом деле он способен постоять за свою свободу. Рука Максима чуть соскользнула с панциря, краб тут же вцепился боевой клешнёй мальчишке в палец. Порезать — не порезал, но ущипнул чувствительно. Мальчишка машинально разжал пальцы, краб опустился на дно и бочком, бочком торопливо засеменил на глубину: понимал, что неприятности для него ещё не кончились.
Теперь настала очередь Серёжки. Вдохнув побольше воздуха, мальчишка ушел на глубину и крепко ухватил добычу за края панциря большим и указательными пальцами, прямо позади клешней. Теперь всё: не вырвется, и не ущипнёт.
Довольный Серёжка всплыл на поверхность, высоко поднимая краба в вытянутой руке. Тот беспомощно болтал всем, чем только мог: усами, клешнями, ногами. Естественно, освободиться это ему не помогало.
— Ух ты, какой…
Максимка уже трубку отвернул и мог говорить. Серёжка тоже отвернул — всё равно больше сейчас нырять они не станут.
— Ребята!
Это мама напоминает, что пора возвращаться. В другое время Серёжка бы непременно ей ответил, что выгонять из моря так быстро — это форменное издевательство. И пяти минут, наверное, они поплавать не успели. Но сейчас…Сейчас мальчишки послушно поплыли к берегу: хотелось быстрее показать мамам добычу. Пара минут — и вот они радостно выбежали на берег.
— Смотрите, кого мы поймали!
— Ещё один краб, — равнодушно прокомментировала Иринка.
Вот зануда. Сначала она крабов, которых ловил Серёжка, панически боялась. Потом пыталась с ними играть, но, не встретив с их стороны ответного желания, потеряла к ним всякий интерес.
— Он же не простой, "мраморный", — мальчишке даже обижаться не хотелось, потому что обидеться означало испортить себе радость. — Таких берут с собой домой — на память о море.
В глазах Иринки проскользнула заинтересованность.
— И мы тоже возьмём его с собой, в Днестровск?
— Серёжка поймал — ему и решать, — мама недвусмысленно показала глазами на мохнатое полотенце. Краб — крабом, а сейчас пора уходить. Серёжка вздохнул, отдал добычу Максиму, который уже успел обтереться, и начал вытираться сам.
— А как мы его повезём? — поинтересовалась тем временем сестрёнка.
Мамы не ответили: они не знали, как нужно возить крабов. Зато знал Максимка:
— Сначала его нужно сварить. Потом — положить в муравейник.
Серёжка от неожиданности даже замер с полотенцем на голове.
— Зачем — в муравейник?
— Муравьи всё мясо съедят, а панцирь оставят. А если этого не сделать, то он тухнуть будет, вонять.
Нечего сказать, обрадовал. У Серёжки всё настроение пропало. Одно дело — привезти с собой в память о море домой красивого лакированного краба. Но кто же знал, что для этого его варить нужно. Серёжке варить краба совсем не хотелось.
— Максим, а давай его отпустим? Он же тоже жить хочет, пусть живёт. Мы же «травяных» отпускали.
Максимка пожал худыми коричневыми плечами.
— Давай отпустим. Жалко, что ли?
— Мам, мы сейчас.
— Кажется, чтобы увести тебя с пляжа, мне понадобится бульдозер? — вздохнула мама. Но вздохнула так, что было понятно: она не сердится.
— Ага, — обрадовано согласился Серёжка. — И ещё буксирный трос.
И зашагал к воде. Максимка и Иришка — за ним.
Дойдя до границы моря и суши, мальчишка посадил краба на мокрый песок. Морской житель несколько секунд сидел неподвижно, словно не мог поверить в чудесное спасение, а потом заторопился в родную стихию. Набежавшая волна слизнула его с берега и потащила на глубину. Максимка вздохнул.
— Жалко? — спросил Серёжка. Он чувствовал себя немного виноватым. Всё-таки Максимка первый заметил краба, а получилось так, что Серёжка решил и за себя, и за него. Нечестно получилось. Но ведь Серёжка совсем не хотел обидеть друга.
— Немного, — честно ответил Максим.
— Ну, и взял бы его себе.
— Не…Он варёный хрупкий становится. А хрупкие игрушки я быстро ломаю. Получится — ни себе, ни людям. Лучше пусть живёт.
Серёжка улыбнулся, чувствуя, как возвращается хорошее настроение. Всё закончилось просто отлично: и краба поймал, и с Максимкой не поссорился, и мама не сердится. Только жаль, что завтра они уезжают из Крыма.
Луций Констанций отложил свиток и откинулся на спинку кресла. До посвященных ладильским календам игр оставалось чуть более двух суток, а приходилось тратить время на какую-то ерунду. Платить по счетам, конечно, нужно, но почему эта бестолочь Марке не мог найти другого дня, чтобы подкинуть ему проблему с городским братством оружейников. Сперва запустил конфликт до безобразного состояния, а теперь вот переложил всю ответственность на ланисту.
Луций бросил раздраженный взгляд на клепсидру — время близилось к полудню. Кровь из носу, но после обеда надо будет устроить генеральную проверку всем гладиаторам, которых школа Ксантия выставляет на послезавтрашние игры. С местом проблемы нет, у школы имелась своя арена прямо на территории. Размеры и вместительность, конечно, проводить нормальные представления не позволяли, но для тренировок — то, что надо. А вот время уходило, как вода из дырявой кружки. Сегодня — крайний срок, завтра, если что не так, уже ничего не исправишь.
Ланиста вздохнул и снова подвинул к себе бумаги, но в этот момент в дверь постучались.
— Кто ещё там? — недовольно откликнулся Луций.
— Это я, благородный господин, — в комнату вошёл Лорр, секретарь, слуга из младших граждан.
— Очень кстати. Нужно быстрее составить бумагу в эшевенство с жалобой на качество работы братства оружейников. Платить этим лентяям полной мерой за плохую работу я не намерен.
— Прошу прощения, господин, но ты обещал посмотреть на товар, который хотел бы тебе продать мой брат Меро.
— Меро? Что-то такое было…
Лорр действительно о чём-то подобном просил накануне вечером, когда Луций был уже усталым да ещё и изрядно пьяным. Помнится, секретарь ещё говорил, что товар будет несколько своеобразен. Ланисту это не заинтересовало, но Луцию проще всего было со всем согласиться, что он и сделал.
— Товар уже во дворе.
Ланиста тяжело вздохнул. С одной стороны, прерывать изучение документов было некстати. А с другой, ланиста мог заняться своим делом. Повод самый что ни на есть достойный. Только вот испытывал Констанций серьёзные опасения, что предлагаемые рабы окажутся неподходящим. Своеобразный товар хорош в иных местах, а гладиатором может стать далеко не всякий. Это в других школах берут, кого попало, точнее, кого стараются сбагрить с рук раздраженные хозяева. А вот у Ксантия всегда был жесткий отбор — основа отличного качества принадлежащих ей бойцов.
