Юрий Корчевский - Рыцарь
– На самом деле Ольбег…
– Тс! Тихо! Развяжи полог, войти надобно. Со мной воины киевские.
Воин быстро развязал завязки, откинул полог:
– Заходите.
Ольбег и десяток дружинников Словяты проскользнули внутрь.
Шатёр изнутри был освещён масляными плошками. Передняя часть, где находились воины, была отделена от остальной войлочной перегородкой.
– Пусть прислуга одевает княжича. Только ради всего святого – быстро и тихо, надо в город идти.
– Сани рядом с шатром, только лошадь половцы увели.
В несколько минут собрали княжича. Выглядел он слегка испуганным, но, увидев Ольбега, заулыбался.
Сына князя и двух женщин вывели из шатра, притащили сани.
– Садитесь.
Дружинники Владимира, бывшие ранее в шатре, схватились за оглобли и поволокли сани к недалёкому Переяславу. Бежали они быстро и, пожалуй, в скорости едва уступали лошади. Силуэты дружинников и сани растворились в темноте.
– Пора!
Старший из гридей киевских зажёг от масляной плошки стрелу, наложил её на тетиву, вскинул лук и пустил вверх горящую стрелу.
– Я своё дело сделал, – подвёл итог Ольбег, – мне в Переяслав надо, с Итларем разобраться.
– Ты мне не холоп, у тебя свой князь есть – иди.
Ольбег побежал по санному следу к городу – оттуда уже выходили и строились в боевой порядок гриди. Всё делалось в тишине, дабы не побеспокоить находящегося в городе хана.
Когда Ольбегу осталось до ворот полсотни шагов, старый воевода взмахнул мечом, и конница рванула с места. Никто не кричал, не свистел по-разбойничьи, как бывало при атаках.
А в половецком стане уже кипел бой, оттуда раздавались крики – это боярин Словята ворвался в шатёр Китана, изрубил сонного хана и его охрану. А тут и княжья дружина подоспела.
Половцы сначала не могли понять – кто осмелился напасть? Темнота, обоих ханов нет, команды подавать некому, а хуже того – все пешие. Половцы только верхом воевать привыкли, пешие воины из них неважные.
А конные дружинники рубили и кололи, не давая половцам организовать отпор. Крики, беготня, суматоха, стоны раненых и хрипы умирающих… Половцы не выдержали, запаниковали и побежали, а гриди всё наседали и рубили. Каждый убитый половец – сохранённые русские жизни. Степняки несли огромные потери.
За пару часов дружинники рассеяли всё войско, взяв богатые трофеи в виде шатров, оружия и коней. Одних пленных взяли около сотни. Их связывали и укладывали на войлок от поваленных шатров. Уж князь-то определит их, продав в рабство – а это деньги, так нужные княжеству.
До первых проблесков зари Ратибор руководил гридями, гонявшимися по заснеженной степи за половцами. Без коней, без тёплых шатров, без еды им и так не добраться до своих зимних становищ, помёрзнут.
Едва на востоке начало сереть, Ратибор повёл свою дружину в город, оставив киевских гридей в разорённом половецком стане. Ещё жив был хан Итларь, а с ним – два десятка отборных воинов и приближённых.
А на дворе князя уже вовсю топили избу, готовя ловушку для Итларя.
Ратибор переоделся – он сам должен был утром явиться к хану и с почётом проводить его до избы. И никто не должен был заподозрить, что воевода ночь провёл в седле, будучи в сече.
Ольбег нашёл отца:
– Всё готово, воевода, дело только за кушаньями. Но уже барана жарят на вертеле, пироги пекут.
– Славно! Нам теперь дороги назад нет. Иди, сам проследи.
– Слушаю, отец.
К рассвету всё было готово. К тому времени и хан проснулся.
Дав гостям время оправиться после сна и привести себя в порядок, к ним в избу вошёл воевода.
– Доброе утро, хан. Как почивалось?
– Хорошо.
– Перед переговорами с князем изволь откушать. В другой избе, рядом с княжеским теремом, уже готов стол.
– А! – шутливо погрозил пальцем хан. – Я знаю, что сытый мужчина добрее и сговорчивее.
– Ты мудр, хан, и раскусил нашу хитрость.
Хан самодовольно ухмыльнулся.
Сопровождаемый всеми своими людьми, он важно прошёл в приготовленную для него избу. Он уже взошёл на крыльцо, как вдруг повернулся и ткнул пальцем в русского дружинника, случайно попавшегося ему на глаза. Им оказался Алексей.
– Ты! Иди сюда!
– Я? – удивился Алексей.
– Иди, – подтолкнул его Ольбег.
Хан со свитой вошёл в избу, Алексей – за ними.
В избе было очень жарко, лица степняков покрылись капельками пота. Половцы разделись, свалив шубы и тёплые халаты на лавку.
Алексей с тревогой посмотрел на потолок – не видно ли следов их ночной работы? Но нет, потолок выглядел отлично. Тогда зачем он потребовался хану?
Хан указал пальцем на пирожки:
– Попробуй вот этот.
Алексей взял пирожок, откусил и стал жевать. Вкусный!
Хан показал на барана, зажаренного целиком на вертеле и лежавшего на огромном блюде в центре стола:
– Пробуй!
Алексею отрезали кусок и протянули. Он и его съел.
Хан довольно кивнул – он явно опасался, что его могут отравить.
– Иди.
Алексей с облегчением вышел – он был весь мокрый от пота.
К нему тут же подступил Ольбег:
– Чего он хотел?
– Заставил меня еду пробовать – не отравлено ли?
– Стережётся! Пора!
Дверь подпёрли заранее приготовленным дрекольем. С задней стороны избы на чердак полезли торки, за ними – Ольбег и Алексей. Он заметил, что за амбаром прячутся княжеские дружинники с оружием наготове – на всякий случай.
На чердаке было пыльно, сумрачно и тепло.
Торки взялись за луки, положив перед собой колчаны, набитые стрелами.
– Готовы! – прошептали они.
Ольбег и Алексей ухватились за верёвку, с силой потянули – даже рванули всей силой, весом своего тела. Подпиленные доски не выдержали и целым пластом поднялись вверх, открыв широкий проём.
На треск досок половцы подняли вверх изумлённые глаза, и в этот момент торки начали метать стрелы. Одна за другой летели они в половцев. Алексей ещё никогда не видел, чтобы так стреляли из лука – колчан опустошался на глазах с непостижимой скоростью. Укрыться половцам в единственной комнате – пусть и большой – было негде.
Первым был убит хан и почти одновременно с ним – его сын. Некоторые успели броситься к двери и ударить её плечом с разбега, но толстая дубовая дверь не поддалась. В малюсенькие оконца было не выбраться, и половцы в панике заметались по избе.
От торков до цели было всего несколько метров, и каждая стрела находила цель. Пара минут, и внизу – никакого шевеления.
Через лаз все четверо заглянули в комнату. Убитые лежали в самых нелепых позах там, где застала их смерть.
– Все?
– Вроде бы.
– Тогда спускаемся.
Они спустились по лестнице вниз. Ольбег махнул Ратибору рукой и показал большой палец. Десяток дружинников подбежали к двери. Они убрали дреколье, подпиравшее её, и вошли в избу. Гриди держали мечи обнажёнными. Но нет, никто не шевелился, не стонал и не дышал.
А потом за дело взялись холопы. Они выносили тела и укладывали их в телегу. Трупы решено было бросить в поле – там, где был половецкий стан. Убитых врагов было не принято хоронить, пусть их кости обглодают волки и шакалы, расклюют стервятники.
Вернувшись, холопы замыли полы от крови и доели всю еду на столах.
Князь и воины были рады одержанной победе – по всем канонам воинского искусства они должны были проиграть. А между тем оба предводителя половцев, ханы Итларь и Китан, далеко не последние люди, были мертвы, часть их воинов была истреблена, а другая – пленена. Полная и долгожданная победа, впервые за многие годы. Раньше от половцев либо откупались, либо выходили на сечу и терпели поражение – слишком много воинов было у половцев. И в силе ещё оставались ханы Боняк и Тугоркан, при упоминании имён которых стыла кровь в жилах у всех православных.
Горожане ликовали. Князь распорядился выкатить для них несколько бочек яблочного вина из подвалов.
Дружина во главе с князем пировала два дня, празднуя победу. По правую руку от князя сидел воевода Ратибор, по левую – киевский боярин Словята. И он, и дружина его внесли в победу над язычниками весомый вклад, и теперь могли сидеть на пиру с полным на то правом. Гриди обеих дружин пили, братались.
На третий день боярин Словята собрался в стольный Киев-град, к великому князю. Владимир Мономах передал с ним письмо.
– На словах расскажи Святополку Изяславичу, как нечестивых били. Плохо, что каждый князь свой удел, свою землю защищает. Объединяться всем надо, заканчивать усобицу. Объединившись дружинами, мы любую силу разобьём. Хватит у нас и веры, и храбрости, и мужества.
Боярин склонил перед князем голову.
– Всё в точности передам, ни словечка не запамятую.
– Удачи тебе, боярин. Свидимся ещё.
Свидятся они и в самом деле ещё не раз – когда после смерти Святополка Мономах станет великим князем киевским.
В своём послании к князю Владимир писал о необходимости сейчас, после того как половцам нанесён большой урон, немедля выступить дружинами и напасть на степняков. Такое же послание он направил с гонцом к князю Олегу в Чернигов, презрев нанесённую обиду.
