Сергей Лапшин - Победить смертью храбрых. Мы не рабы!
Отпустил Илюхина, очень надеясь, что тот удержится на ногах, и, ускорившись, приблизился со спины к немцу. Тот, забывший или сознательно упустивший меня из собственного плана, тем самым сделал непростительную ошибку.
Немец только еще начал разворачиваться, стараясь наставить на меня пистолет, как я, сблокировав его вооруженную руку предплечьем, со всей силы засадил ему по ногам. Врач, словно подрубленный, вспорхнул горизонтально над полом и через мгновение грохнулся спиной на наборный паркет. По опыту знаю – подобное, если ты, конечно, не готов заранее к тому, что произойдет, напрочь выбивает дух. Собственно говоря, так и вышло.
Пистолет, вылетев из ладони, ударился в стенку и звякнул по полу. Доктор захрипел, слепо шаря руками в воздухе. Один из зэков, очнувшись от ступора, подлетел к поверженному и, широко размахнувшись, ударил его ботинком под ребра.
Для Волкова все же пришлось взять носилки. Самостоятельно идти он мог разве что в мечтах, и оттого, загрузив разведчика в кузов, ему отвели место у стенки, бережно подложив под голову свернутое одеяло, захваченное из госпиталя. Лейтенант сидел рядом со мной, цепко держась за порт и отворачиваясь от солнца. Пожалуй, его внешний вид – забинтованная голова, разрезанное, ветхое обмундирование – должен был смешить. Однако охотников улыбаться в кузове не нашлось. И я знал, по какой причине.
Выместив на докторе злобу за собственный испуг, зэки забили его до смерти. Признаюсь, мне многое приходилось видеть, но то, что творилось в коридоре, переступило все мыслимые рамки. Озверевшие заключенные прыгали по безвольному телу, старательно растаптывая голову, перемалывая ее в кашу. В буквальном смысле. Хруст, бульканье и брызги крови, щедро разлетающиеся на стены и паркет.
Остановиться уголовников заставил не я и не медсестра. Мне вмешиваться абсолютно не хотелось. Лейтенанту, судя по его молчанию, тоже. Девчонка, которую кто-то из зэков отшвырнул в сторону, скорчилась на полу, закрывая лицо руками. Ей явно было не до того, чтобы беспокоиться о жизни врача.
И тут, среди мата, глухих звуков ударов, напряженного, надсадного дыхания, один из заключенных тривиально поскользнулся. Прыгая на окровавленных останках, не удержал равновесия, со всей силы грохнувшись о пол. Скривившись от гадливости, я развернулся к лейтенанту и подставил ему плечо. Илюхин, облокотившись об меня, прекрасно все понял, и мы вдвоем заковыляли в сторону выхода. Сделав несколько шагов, я вспомнил кое-что и обернулся.
Заключенные, встав полукругом, рассматривали избитого врача, как-то разом растеряв весь свой воинственный пыл. Тот, что упал, торопливо вытирал испачканные ладони о штанину.
– Возьмите саквояж доктора из палаты. Не забудьте!
Один из заключенных, взглянув в мою сторону, угрюмо кивнул и отправился исполнять мою просьбу.
Теперь все уголовники и спасенные нами пленники находились в кузове. Зэкам пришлось потесниться, чтобы дать возможность положить Волкова, но на это пока что никто не роптал. Вообще, еще недавно разнузданные и дикие, сейчас беглые были на удивление смирными. Что конкретно повлияло на это – гнев Хохла или то обстоятельство, что четверых из них едва не убил пожилой врач, – мне было неизвестно. И дознаваться об этом я не собирался. Меня вполне устраивала царящая в кузове тишина и то, что мы, петляя между дворов, направляемся к комендатуре.
Грузовик, едва высунув нос на площадь, тут же резко остановился. Я качнулся на своем месте, хватаясь инстинктивно за соседа. Водитель, не удовлетворившись нашими мучениями, резко врубил заднюю, и автомобиль, взвыв мотором, чуть ли не прыгнул назад в проулок.
– М-м-мать! – едва успел выдохнуть я, совершенно валясь на соседа, когда тяжелая машина врезалась задним бортом в декоративный, хлипкий заборчик и заехала в чей-то двор. Снова дернулась, останавливаясь, и лишь тогда, убедившись в собственной безопасности, Хохол, сидящий ближе к кабине, хлопнул по ее крыше кулаком:
– Ты чего творишь, скотина?!
– Засада там! – Водитель, распахнув дверь, спрыгнул на землю и отвечал, задрав голову вверх. – Слепые, что ли? Засада у комендатуры, всех порешат за здорово живешь!
Чертыхнувшись, я перегнулся через борт и дернул засовы. Борт откинулся, ударившись о раму, но к тому времени я уже спрыгнул на землю. Повесив на шею ремень пистолета-пулемета, огляделся по сторонам. Аккуратный, ухоженный дворик. Подстриженные кусты, лужайка, белое крыльцо. Сфокусировав взгляд на входной двери в симпатичный двухэтажный домик, я решительно направился к нему. Прошагал по нескрипнувшему крыльцу, взялся за ручку и дернул ее. Заперто.
Что ж, тем лучше. Будем надеяться, что хозяев нет дома. С этой мыслью, сделав шаг назад, я примерился и со всей мочи ударил ногой в район дверного замка. Дверь распахнулась, разбрызгивая щепу и вылетевшие детали запорного механизма. Не отвлекаясь на обзор красот немецкого быта, я быстро добрался до винтовой лестницы, ведущей на второй этаж, и взбежал по ней. Первая же комната, которую я решился проверить, подошла мне на все сто. Открытая дверь впустила в небольшую спальню с широкими окнами, закрытыми кружевными занавесками. Окна выходили прямиком на площадь.
Оглянувшись на топот, я без всякого удивления увидел Хохла, отправившегося следом за мной. Мы одновременно подошли к окну, скрываясь за занавесками.
С засадой водитель дал маху. Все было гораздо серьезнее. Не знаю, каким образом, но комендантским удалось образовать полноценное укрепление. Четыре грузовика перегораживали площадь. Промежутки между ними были заполнены всяким хламом – столами, шкафами и тому подобной ерундой, тем не менее вполне успешно играющей роль укрытия. Не знаю, откуда в комендатуре нашелся такой умник, однако он сделал именно то, что следовало. Не допустил распыления сил, не отправил бойцов, которых было с гулькин клюв, на машинах по городу в целях пресечения беспорядков, а укрепился на месте. Тем самым командир создал точку вооруженного сопротивления, гарант безопасности и некий консолидирующий центр. Это было очень хреново для нас.
Вместо того чтобы войти в комендатуру, паля направо и налево, используя эффект внезапности, теперь нам предстояло штурмовать пусть и скороспелое, но тем не менее укрепление. Кто-то, далеко не глупый, сделал свой очень даже предусмотрительный ход, к которому я оказался не готов. Создавая зону напряженности в районе казарм, которые штурмовали несколько машин зэеков, я рассчитывал на то, что все наличные силы будут брошены именно туда. Угроза потери арсенала, более-менее подготовленные солдаты, ведущие бой, явно обозначенная цель атаки – все это, на мой взгляд, просто обязывало отреагировать стандартно, направить туда все наличные силы. Опровержение моим домыслам сейчас находилось на площади в виде толковых укреплений и отблесков солнца на стволах ружей и пулеметов.
Коротко оценив располагающуюся за окном картину, помрачневший Хохол вопросительно мотнул головой.
– Штурмовать придется, – с неудовольствием признался я, – черт знает, как сложится теперь, при таких раскладах.
Уголовник, смерив меня задумчивым взглядом, ничего не ответил. Повернулся и вышел из комнаты, протопав к лестнице, ведущей вниз. Я, потратив еще несколько секунд, накидал в уме примерный план дальнейших действий. Будь под моим началом армейское подразделение, наверное, наши шансы на успех были бы в пределах нормы. Нынешний же состав штурмовой группы не выдерживал никакой критики. То обстоятельство, что им удалось справиться со спящими бойцами в казарме у лагеря, объяснялось лишь растерянностью охраны и тем, что нам удалось застать взвод врасплох. Готовых к отражению атаки бойцов комендатуры нам так же просто не взять. Меняло ли это хоть что-то в моих планах?
Ни в коем случае. Мне нужно было освободить Нельсона. И какие при этом понесут жертвы уголовники, меня ни капли не интересовало.
Оказавшись на крыльце, я застыл, будто бы пораженный громом.
– Ствол кидай мне! – Совершенно серьезный Хохол махнул рукой, указывая себе под ноги. Я, нахмурившись, наклонился, снял с шеи ремень пистолета-пулемета и, повинуясь приказанию, кинул оружие уголовнику. Спорить я не собирался, будучи убежденным одним простым аргументом – на меня были нацелены сразу три винтовки. Одну держал сам Хохол, и еще двумя владели его подручные. Москвичев, подняв руки, стоял в стороне, и его вместе с перебинтованным лейтенантом также держали на мушке. Дабы исключить любые случайности, зэки еще и Волкова сгрузили под ноги молодому бойцу, тем самым совершенно ограничивая мальчишку. Любое его движение, попытка сорваться с места – и пара пуль наверняка достанется не способному передвигаться раненому.
– Не по пути нам с тобой, военный. Сам должен понимать. – Хохол, опустив оружие, резво запрыгнул в кузов грузовика. Повернулся, вновь беря меня на прицел. Таким же образом поступили и его подручные – меняясь, держа нас под дулами винтовок, один за другим они залезали в кузов, не давая ни мне, ни Москвичеву ни единого шанса для того, чтобы попытаться хоть кого-то из них разоружить.
