Андрей Посняков - Зов Чернобога
— Всякое люди бают, — отмахнулся от отрока проводник. — Оно, капище-то, в стародавние времена появилось, да и пользовались им нечасто, только в самые лихие времена, неурожай там, ливни, засуха или пожар лесной. Волхвы говорят, только тогда и можно приходить к Черным мхам. Да не просто так приходить, не с пустыми руками… Принести жертву древнему богу Семарглу да и другим богам — Святовиду, Перуну, Мокоши. Не простую жертву — человечью. И чем знатней тот человек, тем угодней богам жертва, тем милостивей они будут.
— Ужас какой, — качал головой Твор. — Какие у вас кровавые боги.
— То не у нас, — сердито фыркал Зван. — То раньше.
— Глянь-ка, князь! — остановился вдруг идущий рядом Вятша, Хельги подошел ближе, за ним остальные.
— Рябину видите? — обернувшись, прошептал Вятша.
Твор порыскал глазами, увидел.
— Ну! Рябина, как рябина.
— Ага… — улыбнулся сотник. — Только одна ветка у нее — желтая.
— Так, может, сломана?
— Нет, не сломана. — Хельги с любопытством разглядывал принесенную Званом ветку, засунутую меж ветвями рябины. Он сразу узнал ее, еще бы не узнать! Это была засушенная ветка омелы — священного растения кельтов. Значит, дружина на верном пути.
— Не останавливаться, — поторопил людей князь. — Вперед… Зван, мы, похоже, скоро будем на месте?
Проводник молча кивнул.
Между тем чащоба стала еще гуще, так что иногда дорогу приходилось прорубать топорами. Особенно плохо пришлось, когда тропка пошла буреломом, — вот уж пришлось поработать, да так, что только ветки трещали по всему лесу! Заревев, поднялся на дыбы вспугнутый в малиннике медведь — бурого отогнали, не стали даже метать стрелы, некогда, да и незачем особо. Мишка попался невредный, понятливый, постоял немного на задних лапах, порычал, да и убрался себе подобру поздорову. Где-то в чащобе, на деревьях, недовольно заухал филин.
Когда выбрались из бурелома, проглянуло сквозь густые осины вдруг клонящееся к закату солнце. Вечерело, но ночи в это время года еще стояли светлые, так что хорошо были видны массивные, черневшие за большой поляной столбы.
— Капище, — останавливаясь, благоговейно шепнул Зван. — Теперь уж недолго.
— Да видим, что недолго, дедушка Зван! — Твор проворно побежал на поляну, а проводник быстро поставил ему подножку. Отрок споткнулся на бегу, упал, зарылся носом в землю. Гриди засмеялись. Улыбнулся и князь, видя, как, вытирая испачканное в грязи лицо, обиженно поднимается на ноги отрок.
— Ну, дедушка Зван…
— Не беги, куда не следует, — наставительно сказал Зван. — Не поляна то и не луг — болотина! Самая страшная в наших местах трясина. Так и зовется — Черный мох.
Хельги, опустив глаза, посмотрел на мох. А ведь и в самом деле черный…
— Как пойдем? — обернулся к проводнику Вятша.
— Есть там одна тропка… Идем, княже?
Князь, призадумавшись, почесал бороду. Потом вдруг загадочно усмехнулся.
— Говоришь, чем знатней человек, тем угодней жертва? Значит, други, все к капищу не попремся. Зван, тут есть еще тропы?
— Найдутся…
— Сделаем так…
Хельги явился к капищу лишь с полудюжиной воинов. Очистил сапоги от болотной жижи и, подойдя к покосившемуся частоколу, с любопытством осмотрел идолов. Один был каменный, вытесанный из серой глыбы человечище с широко расставленными руками, он стоял у самого входа, словно не пропускал нежелательных пришельцев. Позади него полукругом собрались божки из дерева — у каждого под ногами белели человеческие черепа. Посередине, за божками, возвышался четырехгранный столб с резным изображением сразу нескольких — ярусами — лиц на все четыре стороны. Этот-то идол, судя по всему, и являлся главным — возле него лежали человеческие и лошадиные кости. Вытащив из ножен меч, Хельги подошел ближе, поставил ногу на череп коня и застыл так, словно бы чего-то ждал. Послышалось шипение, и из глазницы черепа вылетел вдруг черный крылатый змей, целя князю в шею ядовитым жалом. Хельги отпрыгнул в сторону и взмахнул мечом. Впрочем, не понадобилось. Неведомо откуда просвистела стрела, поразив насквозь летучую гадину. Вытащив мечи, гриди плотней обступили князя.
— Не стоит меня защищать, не от кого, — неожиданно улыбнулся он и, обернувшись к частоколу, повысил голос: — Ты научился неплохо стрелять, Конхобар!
— Это не я, — отозвались из-за частокола. — Это мой страж… вернее, стражница.
Колья бесшумно разошлись в стороны, и образовавшемся меж ними проходе показалась высокая фигура Конхобара Ирландца. Он был в обычном своем зеленом плаще и длинной тунике.
— Рад видеть тебя, — Хельги раскрыл объятия. Ирландец похлопал князя по спине. Выглядел Конхобар осунувшимся, бледным, но тем не менее радостным.
— Дружина? — тихо спросил Ирландец.
Князь усмехнулся;
— Там, где и нужно, — в засаде.
— Значит, мы успеем схватить всех, — кивнул Конхобар. — И Малибора, и Карману, и всю голову заговора. Я так и думал, что ты сразу найдешь горшечника…
— Жертвенные кувшины?
— Ну да. Как же мне было не оставить тебе весточку, абсолютно непонятную остальным? Понимаешь, здесь, в Новгороде, образовалась такая клоака, что даже я не знал, как подать весть и кому верить!
— Кроме вот этой девушки? — усмехнулся князь. — Это и есть твоя стражница?
Чуть позади Ирландца с луком в руках стояла среднего роста девица, худая, с круглым желтым лицом, впрочем отнюдь не лишенным приятности, и раскосыми зеленовато-серыми глазами, которыми подозрительно оглядывала всех, словно хорошо выдрессированная собака, в любой момент готовая защитить хозяина. Рыжеватые волосы девушки были заплетены в несколько косичек.
— Это Ирса, — кивнул Конхобар. — Я купил ее осенью у булгарских купцов. Дешево кутил, очень дешево. Она плохая рабыня, скорее — воин. Это девушка-смерть.
— И как же тебе удалось ее приручить?
— Я не отношусь к ней как к невольнице и многое позволяю, — пояснил Ирландец. — Ирса знает, что в любой момент может уйти, получив с собой серебро. Довольно много серебра.
— Я никогда не покину тебя, хозяин! — с заметным акцентом произнесла стражница. Спрятав лук за спину, она отошла в сторону и застыла, словно изваяние.
Уже ближе к утру дружинники наконец смогли развести костры, и клубы сизого дыма потянулись над болотами и лесной чащей. В белесом небе тускло светились звезды, над углями жарилась дичь.
К князю привели главных заговорщиков — Карману и Малибора. Малибор, хоть и был испуган, старался держаться. Тощий, с крючковатым носом и выпученными, как у сумасшедшего зайца, глазами, он и сам напоминал сейчас какого-нибудь идола из числа тех неприметных божков, что стояли в капище полукругом. Его же напарница Кармана — чернявая, морщинистая, сильная — и не пыталась скрыть страх. Еще бы, чувствовать собственную смерть — совсем не то что приблизить чужую. Представить невозможно, сколько молодых дев погубила эта старуха, искусно нанося ритуальные удары ножом в грудную клетку. О, как она веселилась тогда, чувствуя себя посланницей богов, ангелом смерти, как называли таких арабы. А сейчас…
Увидев князя, Кармана повалилась на колени, стуча зубами, завыла, прося пощады.
— Кто был с вами еще? — спросил ее Хельги.
Старуха тут же назвала с десяток имен, первым упомянув Конхобара.
— Вот и доверяйся таким, — остановившись у нее за спиной, насмешливо бросил Ирландец. — Предадут и не спросят! Князь, ты, конечно же, не приказал прихватить с собой вина или браги?
— Да вот, уж извини. — Хельги развел руками. — Впрочем, за болотом, где мы оставили коней…
— О, можешь не продолжать! — засмеялся Ирландец. — Раз у седел имеются переметные сумы, то, я думаю, они не пусты. Кстати, вы заметили по пути омелу?
— На рябине? А как же!
— Я специально оставил ее, чтобы, так сказать, подбодрить.
Князь усмехнулся. Он был рад, что все сложилось именно так, как он и предвидел. И в самом деле — Вещий?
— Вижу, Конхобар, тебе не терпится кое-что рассказать, — улыбнулся Хельги, — Однако я и сам уже многое знаю. Чтобы не повторяться, давай начну я, а ты уж добавишь…
Ирландец кивнул.
— Итак. — Отойдя вместе с Конхобаром в сторону, князь потер руки. — Ты знал, что в городе давно назревает мятеж, но, поскольку верных людей у тебя пока было мало, точной картины не имел, а о многом лишь только догадывался, так?
— Так.
— Ты вычислил, как и я чуть позже, что серьезной проблемой заговорщиков оказались поиски вождя, предводителя, которого бы все знали, уважали, боялись. Всетислав на эту роль не годился — слишком стар, да и с некоторых пор ненавидел волхвов, а ведь именно они были главной силой заговора, хотя не исключаю, что и ему они делали предложение.
— Делали, — хохотнул Конхобар. — Он сразу же поведал обо всем мне.
