Андрей Бондаренко - Аляска золотая
«Это и есть – хвалёные японские самураи! Как же, в своё время пришлось просмотреть немало голливудских фильмов об их братии…», – сообщил внутренний голос, никогда не одобрявший пристрастие Егора к просмотру всякой киношной бредятины. – «Мечи вот эти, плюсом – одинаковые экзотические причёски: верхняя часть черепа выбрита, а длинные волосы сзади собраны в толстую косичку, сложенную вдвое на макушке…».
– Высокородные господа, выслушайте несколько слов о правилах поведения в Японии, – обратился Ван-Перси к Егору и Лаудрупу. – Здесь всё очень просто – внимательно смотрите на меня. Я кому-то киваю небрежно, и вы кивайте. Я улыбаюсь, и вы улыбайтесь. Я склоняюсь, чуть ли не до земли, и вы склоняйтесь….
Самураи пассажирам шлюпки вылезти на причал не помогали, но в ответ на лёгкий поклон и слащавую улыбку Ван-Перси (и его спутников) ответили небрежными кивками и скупыми улыбками, продемонстрировав кривые, жёлто-чёрные зубы.
После короткого разговора на японском языке со встречающими, Ван Перси обернулся к Егору и Лаудрупу:
– В очередной раз повезло вам, бродяги! Дайме Ишидо сейчас отдыхает в своём загородном поместье, в трёх милях отсюда. А ведь он мог сейчас находиться…. Где он только не мог – находиться! На междоусобной войне, например, у которой нет ни начала и ни конца. А ещё он мог поехать на дальние северные острова – вкушать мудрость тамошних умников…. Короче говоря, его можно было бы дожидаться здесь целый год, потому что даже голландцам от берега, где пристали их корабли, разрешается отходить только в особых случаях…. Ладно, не буду напрягать. Раз вам, странные мои господа, до сих пор улыбается удача, то так тому и быть. Сейчас подадут повозки. Хотя японцам европейская культура и не приглянулась, но обычай – важных особ перемешать на лошадях – вполне даже прижился…
Деревня жила своей обычной жизнью: люди – в основном мужчины, одетые скромно и неприметно – куда-то торопились по делам, кланяясь проезжающим до самой земли.
Загородная резиденция дайме напомнила Егору обыкновенную русскую дворянскую усадьбу: старый ухоженный парк, цепочка длинных прудов, комплекс бело-жёлтых зданий под красно-коричневыми черепичными крышами.
Естественно, местный феодал, демонстрируя свою значимость, принял их только часа через три с половиной. Всё это время путешественники провели на террасе чайного домика, любуясь на пейзажи маленького сада, где вместо деревьев и кустарников были «посажены» большие и маленькие булыжники и валуны, поросшие разноцветными мхами и лишайниками. Тихо и таинственно журчал крохотный ручеёк, звонко обрываясь невысоким водопадом в круглый пруд с золотисто-жёлтыми рыбками.
«Умеют, всё же, азиаты создавать идеальную обстановку – для философских размышлений!», – завистливо вздохнул внутренний голос. – «Воистину, всё вокруг – только глупая суета и тлен…».
Наконец, подошёл низенький и кривоногий самурай, одетый в скромное тёмно-коричневое кимоно, и скупым жестом указал на одно из бело-жёлтых строений.
Обстановка внутри домика была приятной и спокойной. По крайней мере, никто даже и не пытался тыкать в глаза посетителям пошлой роскошью: никакой тебе позолоты, кричащей о сказочном богатстве хозяев, только хлипкая и изящная мебель, да стены, отделанные деревянными рейками, местами оббитыми цветной непрозрачной бумагой.
Дайме Ишидо встретил посетителей, сидя на высоком помосте. Вокруг помоста неподвижно застыли четыре самурая – самого свирепого вида, облачённые в чёрные кимоно, щедро расшитые золотыми и серебряными нитями: сплошные драконы, дракончики и многоголовые змеи.
Ван Перси, рассыпаясь в длинных и цветастых выражениях, рассказал о целях их визита. Пока он говорил, дайме – мужчина толстый и вальяжный – неотрывно смотрел на Егора.
Когда голландец закончил повествование, Ишидо ладонью правой руки прикрыл свои узкие, бесконечно-чёрные глаза и небрежно бросил длинную фразу.
– Дайме говорит, что безупречная честность – отличительная черта японской нации, – послушно перевёл Ван Перси. – Ишидо хочет, чтобы вы первым делом убедились, что пленники, о которых идёт речь, живы. Рисовые поля, где они трудятся, расположены совсем недалеко от поместья, примерно в двух милях. Только подходить к этим полям близко дайме запрещает. Вам разрешено только издали посмотреть на своих товарищей, используя для этого подзорные трубы.
Два самурая шли впереди путешественников, ещё трое замыкали колонну. На смену высоким деревьям старого парка пришли бесконечные рисовые поля, залитые мутной водой, из которой поднимались ровные ряды ярко-зелёных ростков. На очередном поле – по колено в воде – усердно трудились два десятка смуглых крестьян, одетых только в короткие набедренные повязки.
Один из самураев остановился и что-то негромко залопотал, указывая рукой на работающих крестьян.
– Он разрешает вам воспользоваться подзорной трубой, – сообщил Ван-Перси.
Чуть впереди других сельских тружеников, пропалывающих ряды молодых всходов риса, двигался плечистый русоволосый мужчина.
«Это же Алёшка Бровкин!», – взволнованно доложил внутренний голос. – «Ловко у него получается с прополкой! Природный крестьянин, как никак…».
– А ваш маленький мальчик находится немного левее, – подсказал голландец.
Егор перевёл подзорную трубу на небольшой холмик, поросший редким кустарником. Две пожилые японки суетились возле дымного костра, а чуть в стороне от женщин белобрысый мальчишка усердно оттирал куском зеленоватого мха большую медную сковороду.
«Шурочка, родимый ты наш!», – умилился внутренний голос. – «Вырос-то как! А лицом – матушка вылитая, Александра свет Ивановна…».
Дайме выдал длинную и заковыристую тираду, после чего, сложив пухлые ладошки на объёмистом чреве, довольно откинулся назад, хитро и чуть насмешливо поглядывая на Егора.
– Он обозначил цену выкупа ваших моряков, – с плохо скрытым удивлением сообщил голландский купец. – Речь идёт об очень большой сумме. Вернее, о выкупе в виде чистого золота…. Это будет, это будет…
– Неужто, сто русских пудов? – невесело усмехнулся Егор.
– Нет, что вы! – утешил Ван-Перси. – Конечно же, меньше! Это будет…, э-э-э, примерно двадцать русских пудов. Из расчёта один пуд – за одного пленника…. Золотосодержащий песок? Тогда – двадцать пять пудов! Ну, а сундучок с монетами принимается в качестве задатка. На эти деньги ваших людей будут кормить, купят им приличную одежду. Естественно, что тяжёлыми работами их нагружать больше не будут. Только всех пленных – ради обычной предосторожности – уже сегодня переведут в глубь страны. Дайме интересуется, когда будет доставлена оставшаяся часть золота?
– Через год, максимум – через полтора.
– Может, надо составить какой-нибудь договор? – озабоченно спросил Людвиг.
Голландский купец отрицательно покачал головой:
– Здесь это не принято. Ишидо – очень уважаемое семейство в провинции Канагава, достаточно честного слова дайме.
Егор достал из-за пазухи большую шкатулку с Санькиными украшениями, щёлкнул замком, открыл крышку и обратился к Ван Перси:
– Пусть уважаемый дайме посмотрит на эти безделушки, украшенные прекрасными изумрудами и рубинами, а также алмазами и жемчугами…
Голландец, произнеся короткую фразу, передал шкатулку ближайшему самураю, тот, в свою очередь, отнёс её на помост, поставил перед Ишидо.
– Что вы хотите – в обмен на эти драгоценности? – перевёл Ван Перси вопрос дайме.
– Свободу для маленького мальчика. При этом величина выкупа для остальных не изменится.
Ишидо ещё несколько минут полюбовался ювелирными украшениями Светлейшей княгини Ижерской и сделал неожиданное предложение:
– Европейцы любят заключать пари. А ещё они очень самоуверенные люди. Может, нам стоит объединить эти ваши особенности? Вы, доблестный кавалер, сразитесь с одним из моих самураев. Победите – заберёте мальчишку без выкупа. Проиграете – отдадите ваши драгоценности. Как вам такой вариант?
– На каком оружие мне придётся драться? По каким правилам будет проводиться схватка? Как будет определяться победитель? – вопросами на вопрос ответил Егор.
Дайме насмешливо передёрнул плечами и объяснил – через Ван Перси:
– Оружие может быть любым, кроме огнестрельного. Впрочем, его может не быть и вовсе…. Правила? Никаких. Есть только одно ограничение – не добивать лежащего. Проиграет тот, кто не сможет подняться на ноги за цикл этих песочных часов. («Где-то минута», – предположил внутренний голос). То есть, если вы решили не продолжать поединка, то просто падаете на пол и лежите, признавая тем самым своё поражение. Если же…
– Я согласен! – прервал голландца Егор. – Предпочитаю рукопашный бой.
Все перешли в просторный и высокий зал, центральная площадка которого была выслана квадратными матами.
