Александр Мазин - Танец волка
– Мелкие люди, – ворчит Медвежонок.
Он даже не выложился полностью. Так, поплясал немного. По глазам видно: хочет продолжения банкета…
Голова Гудрун лежит на моем плече. Моя жена тоже участвовала в бою. Брошенное ею копье пробило шею одного из врагов. Правда, тот не видел броска. Увидел бы, наверняка успел бы перехватить и увернуться. Но в бою не бывает «если бы». Ты или жив, или мертв.
Я обнимаю Гудрун, вдыхаю ее запах… И чувствую привкус крови.
Глава 28
Конунг Хальфдан Черный и его белокурая дочь
Приключения кончились. Мы прибыли в столицу Хальфдана Черного Упплёнд, где благополучно встретились со стариной Красным Лисом.
Более того, я воссоединился со своим драккаром, сарай под который мне любезно предоставил Харальд Щит.
Теперь я у Лиса вообще в неоплатном долгу. Северный Змей! Мой драккар! Снова – мой! И попробуйте теперь сказать, что у викингов нет чести. Что это разбойники и убийцы, которые забирают все, что плохо и хорошо лежит, а думают только о добыче и так далее… С Геддой Соленым я расплатился собственными деньгами! И не теми, что были оставлены мной на попечение Лиса (эти вернулись автоматически), а теми, что хранились в денежном сундуке Северного Змея.
А ведь это были даже не мои деньги – совокупный капитал хирманов Лейфа Весельчака.
Но все, что было на Северном Змее, по определению, считалось моим. Так решил Мурха Красный Лис. То есть он без проблем присвоил бы и драккар, и имущество (вернее, поделил бы на всю команду в соответствии с долями), если бы я и Медвежонок отправились в Валхаллу. Но раз я жив, то получите и распишитесь, как говорится.
Кстати, Мурха Красный Лис был грамотным и свободно читал Библию отца Бернара. На латыни, что характерно.
Но вернемся к делу.
Хальфдан, как только до него дошла весть о нашем появлении, не замедлил выказать уважение. Прислал доверенное лицо, Харека Волка. Какое редкое имя, правда? Харек. Двухкоренное. Хаар[29]– высокий, рек – богатый, могущественный и тому подобное. Словом, крутой безмерно. А, как известно из классики, «как вы лодку назовете, так она и поплывет». Поэтому Хареков тут – море. А также – Хрёреков (славных и могущественных), Хореков и прочих. О Волках – аналогично. Сам я, к примеру.
Но, возвращаясь к Хареку Волку. Он был ярлом. Ярлом без территории, то бишь доверенным вождем конунга. Как позже пояснил мне Харальд Щит, Волк был кем-то вроде офицера по особым поручениям. Ну там, если прирезать надо кого втихую или предложить что-то… непопулярное.
В моем случае имелось предложение более чем позитивное. Хальфдан предлагал кров и стол в своем «дворце» мне и моим домашним.
Что характерно: Лису он не предложил. Хотя тоже можно понять: нас – раз, два и обчелся, а у ирландца – полный хирд проглотов. Жратвы не напасешься.
Я отказался. Максимально велеречиво. Мол, уже обещал своему старому другу Щиту остановиться под его кровом. Но всегда рад, и, как только, так сразу.
Доверенное лицо конунга (выдвинутые вперед челюсти, длинный нос, прозрачные глаза с характерным прищуром профессионального убийцы) изобразило в ответ что-то вроде добродушного оскала. Так улыбается отделенный от тебя решеткой леопард. Засим ярл развернулся и… наткнулся на растопырившегося локтями у него на пути Медвежонка.
Секунд десять они безмолвно «мерились пиписьками».
Потом Медвежонок нехотя сдвинулся в сторону. Не уступил, а так… Типа стоять надоело.
Харек Волк бормотнул что-то, двинул ноздрями хрящеватого носа и покинул подворье Щита.
– Что ему было надо? – проворчал Медвежонок, нависая надо мной.
– От конунга пришел. Предложил быть его гостями. Ты что так на него… вызверился?
– Вызверился? – Медвежонок фыркнул. – Ты согласился?
– Нет. Мы же договорились с Харальдом. Я тебе вопрос задал!
– Ага. Задал. Почему я на него… вызверился? – Медвежонок качнулся с носков на пятки и обратно, смачно сплюнул. – Это ты точно подметил. Зверь он.
– В каком смысле?
– Да вот в этом! – Медвежонок продемонстрировал татуированный кулак.
– Берсерк? Да не может быть!
– Зверь. Со мной спорить будешь? Готов полмарки поставить: если снимет перчатки, ты увидишь кое-что… похожее.
– И что? Ну берсерк. Ты тоже берсерк. И Стенульф. И Хавгрим Палица. И что с того?
– А с того, умник, что мы – берсерки, а он – ульфхеднар, хотя… – Свартхёвди почесал грудь, – их тоже берсерками называют, норегов.
– Ульфхеднар, значит? И в чем разница?
– А зачем тебе это знать, Ульф Черноголовый?
– Любопытно, – процедил я, мгновенно ощетиниваясь. Это еще что за наезд?
Медвежонок мое настроение считал на раз. Выражение недоверчиво-угрожающее мгновенно сменила широчайшая улыбка.
– Забудь! – Хлопок по плечу заставил меня покачнуться. – Ты брат мне, Ульф Вогенсон! Будь ты хоть троллем, я всё равно тебя люблю!
– Знаешь, что сказала одна девушка из саги моего народа одному парню с деревянной палкой промеж ног?
– Ну? – оживился Медвежонок. Я редко говорил о своем прежнем.
– Она сказала: «У меня от твоей любви одни занозы!»
Медвежонок заржал, пихнул меня в бок, ухватил за куртку и попытался повалить на загаженный снег подворья.
Как бы не так! Я качнулся по ходу, сбил его подсечкой под слабую ногу… И услышал за спиной смех Гудрун…
Вся моя команда жила у Харальда Щита: Медвежонок, Гудрун, Тьёдар Певец, отец Бернар и Дрива Ходок, который, поразмыслив, решил вручить мне свое будущее. Я честно предупредил норега, что большая часть моего старого хирда ныне – на обратной стороне Вечности. Дрива заверил, что готов испытать судьбу. Жизнь викинга рискованна, зато она куда интереснее и прибыльнее, чем жизнь охотника. Так он считал. Проверка показала: вояка из него – как из кремня зажигалка. Щит на ногу не уронит, но не более того. Ладно, дело поправимое. За зиму мы с Медвежонком его поднатаскаем. База у парня крепкая. Скандинавская.
Еще одна хорошая новость: нашлись мои англичанки-ткачихи. Все, включая Бетти. На сносях, что неудивительно. Гудрун сказала: сконцы насиловали их всем поганым коллективом с того момента, как захватили мою усадьбу, и до дня продажи здесь, в Упплёнде. Я их выкупил. Не так уж дорого, потому тайна их гражданской профессии так и осталась тайной. Да я бы по-любому их выкупил, потому что гейс. Теперь остались только те, кого продали в Оденсе.
Выкупил, поглядел… И в очередной раз понял: согласившись стать женой Лейфа, Гудрун приняла единственно правильное решение.
Более того, если объективно сравнить меня и Лейфа, то, как мне ни больно это сознавать (к покойникам не ревнуют, да что себе-то врать), силой, внешними данными и даже амбициями Весельчак переигрывал меня вчистую. Он переигрывал даже другого славного покойника, конунгова сына Харальда, что успел посвататься к Гудрун, пока мы с Медвежонком решали его берсеркерские проблемы. Лейф был круче, ведь тот жених уже родился сыном конунга, а отец Лейфа был обычным бондом и сыном бонда. Но не сомневаюсь, Весельчак стал бы конунгом, если бы Вдоводел не оборвал его карьеру.
Хотя тоже неправильно. Вдоводел лишь поставил точку. А решила исход рука моей Гудрун, распоровшая ремни брони, из-за чего доспех сдвинулся, сбив безупречный удар, а потом – разошелся, пропустив мой клинок.
Гудрун, моя Гудрун… Вот по-настоящему сильная женщина. И это – в семнадцать лет. Трудно даже представить, кем она будет в тридцать. Не удивлюсь, если окажется покруче своей великолепной матушки.
И еще один талант у нее открылся. Фехтование. В искусстве владения оружием Гудрун делала явные успехи. «Дорожку» освоила настолько, что в поединке делала Дриву Ходока вчистую. И очень гордилась этим.
А я – тревожился. Мне совсем не нравилось, как менялось прекрасное лицо моей жены, когда она брала в руки боевое железо. Ее манера биться всё чаще попахивала… безумием. Однажды даже пришлось вмешаться в их с Тьёдаром тренировочный бой, потому что я увидел, что Гудрун бьется по-настоящему. Насмерть. Убить противника защищенным оружием трудновато, да и Тьёдар – не Дрива Ходок, он – мужик опытный…
Однако поединок я прекратил. И прочел жене коротенькую лекцию по поводу того, что эмоции надо контролировать.
Не поняла. Набросилась на меня, принялась целовать, и в результате мы оказались там… где оба были не против оказаться.
Но тот запах крови, не реальный – мистический, что исходил от нее после победы над людьми Вагбранда-ярла, он никуда не делся. И не стану врать, что мне это не нравилось. Запах боли, запах потери, страха… Запах хищника, вот что это такое. Обычный укус перестает быть чувственной игрой, когда ты знаешь, что зубы могут разорвать артерию…
И действительно могут, потому что я знал: хищник-убийца уже сидит в моей жене, ждет, когда я допущу ошибку или покажу слабость… И нож, с которым моя жена никогда не расстается, нож, который попробовал крови и хочет еще…
