Александр Прозоров - Крестовый поход
– Я не о том, княже, – вскинул палец фон Штернберг. – Оставляя в осадах полки, ты ослабляешь наступающую армию. Что случится, коли она столкнется с сильным противником?
– Крепость опасна, барон, когда в ней сидит сильный гарнизон. – Вожников подхватил Елену, перекинувшую ногу через седло, на руки, внес во двор и поставил на ступени. – Когда есть кому выходить за стены, перерезать коммуникации, грабить обозы, расстреливать плывущие по рекам корабли. Ныне ни в Польше, ни в Литве крупных сил нет. Посему мне важнее сохранить скорость наступления. Упрямые города и замки можно оставить на потом. Запереть заслонами малыми, чтобы не шкодили, и пусть сидят. Никуда они не денутся, без помощи извне вечно упираться не смогут.
– Каждый заслон – это хоругвь. Десяток замков – уже десять хоругвей, две тысячи ратников. Каждый город – это еще по тысяче воинов. Кого ты выставишь на поле, когда придет время сражаться с Витовтом?
– У меня есть несколько секретов, барон, – улыбнулся Егор. – Но раскрывать их раньше времени не хочется.
– Ну, смотри, княже, – пожал плечами крестоносец. – Но один раз мне уже пришлось вытаскивать тебя из беды.
– Это война, – развел руками Вожников. – Случается всякое.
– Барон, – устала слушать мужские разговоры Елена. – Мы собирались пообедать. Прошу разделить трапезу с нами.
– Княгиня… – Крестоносец сделал шаг вперед и опустился на колено, коснувшись губами ее руки. – Восхищен таким безмерным мужеством! Пойти рядом с мужем в военный поход, стоять за его плечом во время кровавой сечи… Преклоняюсь!
– Мы клялись пред алтарем быть вместе в беде и радости, барон, – порозовела от похвалы Елена. – Я не расстанусь с ним никогда в жизни.
– А как же домашний очаг?
– Домашний очаг жена хранит для мужа. А мой такой непоседа… Однако же прошу к столу, барон.
– Я обязательно воспользуюсь столь почетным предложением, княгиня, – выпрямился фон Штернберг, – но не сегодня. Мне нужно поднимать хоругви для похода.
– Очень жаль.
– Мне тоже.
– Князь Георгий! – снова обратился к Вожникову крестоносец. – Боюсь, братья будут задавать мне вопросы о целях и направлении нашего похода.
– До битвы с князем Витовтом у нас есть еще два-три месяца. За это время мы должны пройти до Брацлава и Корсуни, повернуть к Переяславлю и Ромнам и перехватить литовскую армию где-нибудь у Курска или Рыльска. При этом взять или привести к присяге основные города и самые важные замки. Или хотя бы блокировать их, чтобы не мешали походу.
– Это невозможно! – решительно мотнул головой барон Михаэль фон Штернберг.
– Половину пути мы уже прошли, друг мой, – сказал Егор, тактично умолчав, что своими успехами обязан именно принципу маневровой войны «обходить узлы обороны». Главное, за чем он следил – это держать в безопасности линии снабжения. Проще говоря – реки. Города и целые воеводства, что находились в стороне, на притоках и в середине земель, а потому не могли помешать вывозу раненых и подвозу оружия и пополнений, он даже не беспокоил. Их черед придет потом, когда Витовт будет разгромлен и они окажутся в полном окружении без надежд на подмогу.
– Ты сможешь либо наложить руку на Литву и Польшу, либо собрать армию для битвы, – произнес барон. – То и другое одновременно невозможно, князь. Ты выбрал первое. Но после твоего разгрома Витовт легко получит все обратно.
– Надеюсь, он думает точно так же, – кивнул Егор.
– Трудно поверить, но я начинаю симпатизировать тебе, княже, – после короткой заминки признал крестоносец. – Давид, положивший камень в пращу. Интересно посмотреть, насколько крепок окажется наш Голиаф. Однако, полагаю, в любом раскладе при моей жизни Витовту будет уже не до Жмуди. Я ухожу отдавать приказы к выступлению.
Барон поклонился и стремительно вышел со двора.
– Это вранье… – сказал Егор, проводив его взглядом.
– Ты о чем, милый? – не поняла княгиня.
– То, что я тебе изменяю. Что сплю во время похода с пленницами, гуляю вместе с ватагой, насилую и веселюсь. Ведь ты поехала вместе со мной, чтобы всего этого не допустить?
– Я поехала с тобой потому, что люблю тебя, глупенький. – Жена поцеловала его в ухо. – Если ждать тебя дома, то видеться мы будем дважды в году по две седмицы. А мне тебя так мало! Разве только когда опять в положении буду, отъеду. Что до девок гулящих… Я тебе верю. Скажи лучше, а князю Витовту ведомо, что ты его через два месяца у Курска ждешь?
– Нет.
– А вдруг он не придет?
– А куда он, бедолага, денется?
Капкан
Все дни великий князь Витовт теперь проводил, сидя на берегу реки в складном кресле и глядя на столь близкий, но все равно недоступный восточный берег Волги. Лазутчики, несколько раз уходившие туда вместе с купеческими ушкуями и ладьями, докладывали, что галицкий князь привел в помощь царице Айгиль дружину в семь тысяч мечей, татар же держалось окрест до пятнадцати тысяч всадников. Не очень много, в чистом поле кованые литовские полки смяли бы такие силы без особого труда. Но река, река… Переправить двадцать тысяч воинов одновременно невозможно, а значит, русские с татарами смогут бить его полки по частям. В таких условиях для победы не хватит всех армий мира.
Но самым неприятным было то, что на Волге, огромной Волге, не имелось другого места для переправы. Ниже по течению вся восточная сторона была заболочена отсюда и до самого моря на ширину в двадцать верст. Рай для охотников, но непроходимое препятствие для огромной массы войск. Выше – всего в десятке верст от Волги и вдоль нее текла Иловля, не оставляя места для маневра. Далеко в степь не уйдешь, а значит, ордынские дозоры даже со своего берега без труда смогут проследить, где находятся литовцы. Сманеврировать и напасть неожиданно, переправиться там, где не ждут, невозможно. Получается, он пришел в капкан?
Многоопытный воевода пытался понять – как же это случилось?
Он шел воевать с татарами. Татар, легкую конницу, латники смогли бы оттеснить от берега без труда и сдерживать, пока не высадятся все силы. Но русские, с которыми последние полста лет Орда воевала чуть не каждый год, – откуда здесь взялись они?! Русские должны были идти вместе с ним, с Витовтом, на стороне христиан! Те, что под рукой московского князя, с ним и пришли. Противники московитов ушли с атаманом Заозерским к Новгороду. Юрий Дмитриевич завсегда своего брата слушался, по его приказу в походы выступал, а без приказа тихо сидел у себя в Звенигороде. Что же случилось? Что изменилось так резко? И почему он, хозяин большей части земель русских и будущий хозяин всей Руси, ничего об этом не знал? Где были все доносчики, подхалимы, попрошайки, лазутчики? Почему ничего не заметили, не донесли?
Великий князь выступал в поход, зная, что Василий московский либо пойдет с ним, либо будет уничтожен. А Юрий Дмитриевич никогда себя никак не проявлял, не интриговал, не своевольничал, не бунтовал, терпеливо дожидаясь законного наследства. Сына у Василия нет, по обычаю Москва должна достаться младшему брату. Поэтому в его отношении князь Витовт никогда не беспокоился. И в этот раз тоже никаких тревожных известий ни из Звенигорода, ни из Галича не приходило…
Так откуда же тут взялись русские?!
Юрий Дмитриевич на письма не отвечает, вместо него отписки на грамоты присылает татарская царица, советуя литовскому князю привезти бесчестного изменщика Джелал-ад-Дина связанным и за то обещая милостиво принять у себя при дворе. Из чего можно понять, что русский князь признает старшинство татарской бабы безоговорочно, раз все послания переправляет прямо ей в руки. Никто из татарских мурз, эмиров и беев посланцам чингизида тоже ничего не ответил. Что не удивительно: царица Айгиль, конечно, возвысила своих союзников, а не прихвостней Джелал-ал-Дина. Зачем эмирам изменять? Чтобы их посты при дворе отдали другим?
Среди татар не нашлось даже просто слабых духом или обделенных ласками, которые легко перебегают на сторону сильнейшего. Похоже, сегодня литовскую армию за сильную никто из ордынцев не считает.
Великий князь Литовский и Русский Витовт сидел на берегу великой русской реки, до которой так мечтал раздвинуть свои пределы, и не видел никакого выхода. Латников на татарской стороне не должно было быть, никак не должно! Но они там были, готовые встретить на копья прыгающих с ладей на берег литовцев, сомкнуть щиты и столкнуть кучку переправившихся врагов обратно в воду. Это не татары, которые предпочитают пускать стрелы издалека и ватные халаты которых легко пронзить пиками и мечами. Галицкие ратники закованы в железо не хуже литовцев, умеют драться так же безжалостно и упрямо, их так просто с берега при высадке не оттеснишь.
Переправиться – невозможно. Обойти – невозможно. Склонить вражеских воевод к измене – не получается. Путь оставался только один, и князю он очень, очень не нравился. Однако ждать Витовт тоже не мог. Чем дольше он стоял здесь, тем большему разорению подвергались его земли дома. Причем донесения приходили такие, что в них трудно было поверить. Так же трудно, как в русские полки за переправой…
