Москва(-90) - Михаил Леккор
- Эмигранты со своими чаяниями и запросами конца 1910-х годов давно оказались задвинуты на обочину человеческого развития. Их требования никому уже не интересны и даже вызывают раздражение даже здесь, в Европе;
- В Европе они уже не нужны, максимум, на что соглашаются европейцы – это чтобы они жили и работали и не мешали им. Но и в СССР их не ждут, там решают свои огромные экономические и политические задачи конца 30-х годов ХХ века и слушать, чего они потеряли с прошлой России XIX века, по меньшей мере, там не будут;
- Сейчас они де-юре граждане восточноевропейской страны и максимально, что они могут сделать – это помнить, что де-факто они еще россияне.
Эти философские силлогизмы, переплетенные нравственными и православными нравоучениями, были настолько же скучны, насколько и непробиваемы. Большинство собравшийся, простые люди, не в силах противостоять великому князю в философских диалогах, хотели свести все к чувствам. Хотя против них были его императорское высочество великий князь Сергей Александрович с супругою, такой сногсшибательной красоткой, каковыми могут быть только великокняжеские жены.
Да и сугубое меньшинство, являвшееся созидательным началом, жаждало поспорить, а не драться. И в конце концов, все свелось к вялотекущему диспуту, в котором житель XXI века, более цинично настроенный и менее религиозно нацеленный, легко переиграл по очкам. Теперь уже они пытались проигранный спор свести к простой базарной ругани, но охладевший народ их не поддержал.
В итоге встреча закончилась к принятию огромным большинством при одном воздержавшемся «Декларацию представителей русского населения г. Праги», в котором впервые, пусть с оговорками, но признавалась законность власть большевиков в России и эмигранты призывались к сотрудничеству к ней. «Декларация» даже было в паре-тройке белоэмигрантских газет, то есть в сугубом меньшинстве, но это ладно.
Теперь, уезжая в личном поезде во Францию, Сергей Александрович индифферентно думал о результатах кратковременной поездке в Чехословакию. В чем-то он не добился, в чем-то даже лопухнулся, но в целом визит был положительным. Как он и думал, «враждебные белогвардейцы» на самом деле оказались разобщенной, уставшей от такой жизни массой населения. Под заиленными камнями вода не течет и, будь его воля, хорошая агитационная работа легко бы сделала из хотя бы части белоэмигрантов сторонников СССР.
Только зачем? История, увы неумолима. Проиграв раз на поле боя бывшие белые оказались сметены в стороны от активной жизни. И сами они и даже пресловутый РОВС, чем дальше, тем больше будут казаться анахронизмом прошлого. А все огромное большинство население будет меж тем связаны с современными проблемами. Это как с монголо-татарское нашествие, имевшее огромное негативное последствие не только для славян и России, но и для человечества в целом. О нем до сих пор помнят, но оно уже не вызывает особых чувств и желание отомстить уцелевшим монголам ХХ века. Таковы уж люди!
Особенности железнодорожной структуры Европы была такова, что поезд великого князя вначале был вынужден вернуться в нацистскую Германию, а уже потом оказаться во Францию. Слава богу, в центральную Германию и Берлин, в том числе, они не заехали. Хотя Гитлер, видимо, ожидал и даже прислал своих эмиссаров – двух эсесовцев «белокурых бестий» во главе с самим заместителем фюрера по НДСАП господином Гессом, ха!
Гости были угощены по паре стаканчиков великолепного азербайджанского бренди, но вернулись с изысканным отказом, великого князя ждала Франция. Правда отказ был смягчен обещанием обязательно встретится с господином Гитлером на обратном пути. Все доводы Гесса были просто молча отмечены в стороны. Многие люди почему-то убеждены в силе слова, напечатанного или, хотя бы, произнесенного, но попаданец, уставший от них и цинично слушавший их, только улыбался.
В Париже уже на перроне железнодорожного вокзала великому князю показали, что его видят здесь как официального представителя советского правительства. Что же его экстравагантного статуса великий князь при Советской власти, то этим во Франции было не удивить. С местной-то и весьма бурной историей французы, не поморщившись, исполнили гимн СССР «Интернационал», написанный, кстати, и впервые исполненный здесь же во Франции.
Все дворянские титулы здесь официально были приняты и уже никак не порицались, как часть фамилии. Если в других стран великий князь в СССР поражал или, хотя бы, сильно удивлял (многих неприятно удивлял). А во Франции всего лишь был признаком поражения кровавой, разрушительной революции и восстановления обычного государства.
Это французы сразу показали, проиграв за «Интернационалом» старый российский гимн «Боже, царя храни». Советский посол во Франции Яков Захарович Суриц хоть и периодически морщился, как от сильной зубной боли, но протестовать не осмелился. Ведь хитромудрые французы перед этим сделали запрос в Москву. И И.В. Сталин, удивленно хмыкнув, неожиданно дал добро на все – и на официальный статус великого князя Сергея Александровича (в других странах он принципиально приезжал, как неофициальный гость), и на встречу советского представителя двумя гимнами (большевистским и царским).
Попаданец Сергей Логинович был готов и к этому, как одному из вариантов зримого будущего. Все-таки он хорошо понимал, что с появлением активного великого князя развитие данной реальности заметно двинулось вправо вплоть до усиления монархических тенденций. Но оказалось все гораздо проще. На одном их предместий Парижа на одной из незапланированных остановок в поезд сел чиновник из Орсе и личный эмиссар министра МИД Ивона Дельбоса, говорливый толстячок, хорошо знающий русский. От него-то русские – не только Сергей Александрович Романов-Советский, но и бывшие при нем его заместители Л.З. Мехлис и Г.Н. Королев, а также секретарь Комитета М.Ф. Романова-Советская – узнали все новости. Для кого-то рутинные (попаданец), для кого-то поразительные (Г.Н. Королев и Мария Федоровна), для кого-то недопустимые (Л.З. Мехлис).
Но француз предупредил, что все нововведения были полностью согласованы с Москвой и там все одобрили, о чем дополнительно вам сообщит ваш посол Суриц и спешно приехавший из Лондона М.М. Литвинов. На это Сергей Александрович молча улыбнулся, Л.З. Мехлис кое-как проглотил готовые вылиться бранные слова протеста, а остальные просто промолчали, понимая, что они слишком маленькие люди на фоне большой внешней политики.
А так великий князь принял на вокзале все процедуры, как должное, выступил с небольшой ответной речью на русском языке (французский язык он знал, как и английский и немецкий, такова было традиция Романовых с XIX века, но дипломатический обычай!), прошелся вдоль небольшой роты почетного караула. Однако с премьером Эдуардом Даладье они говорили уже на французском.
Как он и опасался (ох!), его часовой визит вежливости в Елисейский дворец
