Кровавый снег декабря - Евгений Васильевич Шалашов

— Меня смущает то, что он вольнодумец. Ведь не случайно же покойный император Александр раскирасировал Давыдова за его крамольные вирши. Мне доносили, что стишки Давыдова читались на всех попойках мятежников.

— И я их люблю цитировать, — ещё шире улыбнулся император. — Как там ноги ответили голове? «И можем иногда, споткнувшись, — как же быть, — твоё величество об камень расшибить». Вы знаете, а он был прав. Нельзя голове забывать о ногах. Полноте, генерал. А то, что Давыдов очень популярен у мятежников, — так это даже и хорошо. Пусть посмотрят, что вчерашние вольнодумцы остались верны государю.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ДИПЛОМАТИЯ КЮХЕЛЬБЕКЕРА

Один из немногих каменных домов селения-крепости Грозный принадлежал командующему Отдельным Кавказским корпусом. В небольшом рабочем кабинете, у огромного стола, заваленного картами, депешами, реляциями и прочей бумаженцией, сидел и сам командующий. За его спиной жарко топилась печка-голландка.

Сегодня генерал Ермолов не был похож на свои многочисленные портреты. В расстёгнутом мундире, из-под которого выбивалась свежайшая нательная рубашка, почти без орденов (за исключением, разумеется, подлежащего к постоянному ношению Георгиевского креста). Но всё же это был лев. Пусть и стареющий. Сходство с царём зверей довершала пышная шевелюра, успевшая поседеть почти полностью.

Генералу, чьим именем чеченские матери пугали детей, очень трудно выглядеть по-домашнему. Да и принимал он сегодня своего старого знакомого, некогда бывшего у него (правда, недолго) чиновником для особых поручений. Правда, толку от него было мало. Но всё же этот нескладный молодой человек ему нравился.

— Ну что же, братец мой, Вильгельм Карлович, показывайте, что это вы такое привезли, — обратился генерал к посланнику. — Что за «срочно-секретно»?

— Вот, Ваше Высокопревосходительство, — полез молодой человек за пазуху.

— Да бросьте Вы, батенька, — отмахнулся Ермолов. — Давайте попросту, называйте как раньше — Алексей Петрович. А что это у вас за пакет такой — весь замусоленный, грязный? Вроде бы, негоже полномочному посланнику Временного правительства.

Не поймёшь — то ли он всерьёз, то ли иронизирует. Но Кюхельбекер всё принял именно всерьёз. Он побледнел и, вытянувшись во весь свой немалый рост, с обидой проговорил:

— Так ведь, Алексей Петрович, я, почитай, целый месяц к вам добирался. Теперь ведь у нас совсем худо с ямщиками стало. Ещё до Ставрополья не доехал, а весь багаж подрастерял. Да что багаж! Когда на Кавказ приехал, то и всех сопровождающих потерял. Вот и приходилось пакет за пазухой держать.

Алексей Петрович только покачал головой. В эти февральские дни только на Кавказе было спокойно. До чечен и кумыков весть о событиях в Петербурге пока не дошла. С прошлого года они были замирены. Заложники пребывали в различных крепостях, но аманаты горских правителей были при самом Ермолове. А вот, что творилось в границах России, не хотелось даже и думать. Без хорошо вооружённого отряда из Петербурга на Кавказ мог выехать только безумец. Либо — Вильгельм Карлович Кюхельбекер.

Генерал Ермолов взял пакет. Задумчиво покачал его на ладони, как бы взвешивая. Потом вновь обратился к собеседнику:

— Давайте-ка, Вильгельм Карлович, пока я бумаги читаю, вы в баньку сходите. Потом перекусим, да и отдохнёте с дороги. Я полагаю, что вы за всё это время ни помыться толком, ни отдохнуть не могли. Бельишко чистое вам мой денщик спроворит, я уже распоряжусь. И давайте-ка, братец мой, не спорьте. Я хоть и не посланник, но покамест сам здесь командую, — и, не слушая возражений, Ермолов гаркнул: — Гаврилыч, отведи барина в баню! Да бельишко ему подбери.

Когда дверь за гостем закрылась, Алексей Петрович вскрыл грязный, ломкий, словно покрытый угольной коркой пакет. От долгого соприкосновения с телом сургучные печати покрошились, но было видно — все в целости. На печатях просматривался орёл. Но уже новый орёл, без гордых корон Российской империи. «Вот ведь, — грустно подумал генерал, — успели. Что же за послание? Наверняка будут требовать, чтобы я срочно повернул корпус на Петербург».

Генерал Ермолов не ошибся. В послании было сказано следующее:

«Генералу от артиллерии, командующему Особым Кавказским корпусом Алексею Петровичу Ермолову. Секретно Ваше Высокопревосходительство, настоятельно требуем, чтобы вы немедленно повернули Отдельный Кавказский корпус в Россию и привели его в Санкт-Петербург для защиты Отечества. Кроме того, сообщаем Вам, что по решению исполнительного комитета вы назначены членом Временного правительства. Члены Временного правительства:

Председатель:

князь, полковник С.П. Трубецкой

Непременные члены: Г.С. Батеньков Н.С. Мордвинов

М.М. Сперанский, К.Ф. Рылеев

С.-Петербург. 12 января 1826 года»

Из перечня фамилий незнакомой показалась только фамилия Рылеева. «Хотя, — вспомнил вдруг генерал, — это ведь, кажется, поэт». Вспомнились и стихи Рылеева, которые ему как-то показывал Якубович. Что-то там о солдате или о мужике, который нёс три ножа: на вельмож, на бояр и на царя. Тогда эти стихи просто позабавили генерала, а сейчас он только покрутил головой на мощной шее.

Пока генерал разбирал послание и размышлял, пришёл Кюхельбекер. И хотя денщику удалось найти чистое бельё, одежды подходящего размера не нашлось. На посланника напялили чуть ли не солдатские шаровары, из-под которых нахально выглядывали подштанники. Черкеска, наброшенная поверх нательной рубахи, довершала картину. Но всё-таки чистенький Вильгельм Карлович был счастлив. Правда, теперь ужасно хотелось спать. А ещё — есть.

— Садитесь, — радушно пригласил хозяин, размышляя, куда бы деть послание, — то ли в печку, то ли в дела для исполнения. — Откушаем, чего Господь послал.

Зашёл верный Гаврилыч и принялся разбирать бумажный завал на рабочем столе генерала. Когда это ему более-менее удалось, стал носить кушанья.