Я Распутин - Алексей Викторович Вязовский
Я косо посмотрел на главреда.
— О скандале сем в Слове ни полслова! — скаламбурил я — Газету токмо открыли, мигом прикроют обратно.
— Но это же невозможно скрыть! О скандале напишу все европейские газеты!
— Пусть пишут. А мы вот о чем напишем, на — я подал главреду тезисы статьи про трудовые колонии — Столыпин лично одобрил идейку с детскими сиротскими общинами.
— Да? Это любопытно! — Перцов начал вчитываться в тезисы, а я попрощавшись, отправился в Царское. Надо было держать руку на пульсе.
И этот пульс частил так, что императорскую семью того и гляди разобьет инсульт или инфаркт.
Во дворец съехались все Великие Князья, с охоты вернулся бледный Николай. Его вышли встречать всей толпой. На НикНика царь даже не взглянул, прошел мимо.
К вечеру стало известно, что во-первых, послали телеграмму вдовствующей императрице с просьбой срочно вернуться в Россию. Во-вторых, НикНик отставлен со всех постов, ему предложено прокатиться с дружественным визитом в страны Азии. Китай, Французский Индокитай и далее по списку. Примерно так на полгодика, но если все займет год — никто не расстроится.
А я только потирал руки от удовольствия, расхаживая в толпе чиновников и пророчествуя о падении нравов, ну и громко, на разный лад, повторяя 7-ю заповедь.
Тут же метался красный Герарди, следя за тем, чтобы никто не осмелился притащить во дворец газету. Несколько экземпляров были отобраны у слуг, сами лакеи с позором выгнаны со службы.
Ситуацию попробовала исправить Стана. Заплаканная княгиня попыталась проникнуть к царице. Но та грубо отказала ей в приеме. Обеим черногоркам было предписано сидеть под домашним арестом дома — дворцовая полиция вывезла из Царского под конвоем.
* * *
Не успел вернуться домой, как затрещал телефон. Плохо, что я в электротехнике не шарю, заменил бы эту трещотку чем-нибудь мелодичным, каждый раз подскакиваю, вспоминаю ревун тревоги в армии.
Снова Перцов, настоятельно просил прибыть в редакцию, темнил и юлил. Выудил из него, что желает меня видеть какой-то высокопоставленный военный по причине статьи о дуэли. Интересно… Сейчас все прихвостни НикНика должны бегать кругами, искать новых покровителей, но чтобы вот так сразу и ко мне? Не похоже. И на месть от отчаяния тоже, зачем же для этого светиться в редакции? Интересно… надо ехать.
Подтвердил Перцову время встречи, быстренько пробежался по общине — все при деле, кругом порядок, не забыть боцману и капитану благодарность выкатить. Деньгами обязательно, а может еще и какие внутренние медали сделать. Для особо отличившихся.
И помчался в редакцию.
Однако, все на лету, все давай-давай, надо бы организовать все как следует, невозможно везде быть самому, да еще с этими лошадиными силами. Даже автомобиль не спасет — медленные они сейчас. Секретарь, наверное, нужен, даже референт — почту обрабатывать, распорядок вести и прочее. И пора свой выезд завести или отложить, пока деньги не начнут стабильно идти?
— Где генерал твой? — спросил я Перцова, как только вошел в его кабинет.
— Через пять минут обещался, — ответил он, бросив взгляд на часы.
— Тогда распорядись насчет чая и второе кресло сюда подвинуть надо.
Выпер хозяина, расселся, сгреб гранки, начал читать, да с улицы клаксон автомобильный задудел. Подошел к окну — ба! знакомые все лица! — то же авто, что корнетов привозило. И шофер тот же, и даже детишки набежали точно так же.
Глянул в зеркало — орел. Крест висит, сюртук шелком отливает, борода, усы, лапы и хвост. А тут и гость пожаловал, скинул генеральское пальто на красной подкладке в редакционной и ко мне. Интересно, их как солдатиков, по одному шаблону отливают? Все здешние военные выглядят как один — мундир, погоны, иногда аксельбанты, как у этого вот, на шее крестик, борода-эспаньолка и буденновские усы. И прямые все, как палка.
Пригладил он волосы на лысеющей голове и представился:
— Генерал-лейтенант Палицын.
Ага, вот на чьем автомобиле корнет Палицын катался, не иначе, отец прибыл, за кровиночку просить. И точно, отец, но просил он скорее не за кровиночку (статья-то без имен-фамилий вышла, лишь с обозначенным намерением позже их огласить), а за свою работу. Он всю карьеру бок о бок с НикНиком работал, тот его продвинул на должность начальника Генерального штаба, что ли, я точно не вникал. Но судя по разговору, это как раз то, чего так не хватало российской армии — парадокс был в том, что офицеры Генерального штаба были, а самого Генерального штаба не было. Вот его и создали, и даже отделили от военного министерства, как во всех «цивилизованных странах». А теперь, после того как НикНика турнули, все повисло на ниточках. И если сейчас еще и прямо назвать фамилию корнета, то Генеральному штабу кранты, сделают из него еще один отдел в министерстве. Нет, так-то все заинтересованные лица знали, что за корнеты там отличились, но одно дело секундировать в сомнительной дуэли по приказу начальства, а другое — науськивать денщиков. К тому же, если назвать фамилию, это как в моем времени «официально предъявить обвинение». А сын молодой, дурной, любимый, младшенький. Первые два у генерала в младенчестве померли, двое служат, и вот третий только-только в полк выпустился, и тут такой афронт.
Понравился мне генерал. Спокойный, без барства, чаем не побрезговал, изложил ситуацию доступными для понимания мужика словами. Объяснил, что без Генерального штаба армии нельзя, ну это я и без него знаю, и как историк, и как военнослужащий. Наверное, будет неплохо, если я его поддержу, пусть пока как в одном фильме «у меня дядя замначальника Генштаба, а в Министерстве обороны никого».
— Так не опознал я никого, Федор Федорович. Темно было, да и в свалке кого разглядишь? — выдал я генералу, прихлебывая чаек.
Он отставил стакан и совсем было собрался задать вопрос, но я продолжил:
— И полиции точно так все и сказал. И в бумагах ихних все так и прописали. Неизвестные. А за газету не беспокойтесь, прослежу.
Поблагодарил и даже руку пожал. А чо, мне сам император жал, может, я ее и не мыл с того времени?
В дверях остановился, сказал:
— Если могу чем-то в ответ помочь…
— Мне Федор Федорович видения иногда приходят, вроде божьих откровений.
— Да, об этом вся столица судачит — покивал генерал.
— Матерьялисты не верят, плюются — я обхватил стакан ладонями, вздохнул — А мне порой страшно бывает. Да так, что очнувшись, вдохнуть воздух не могу.
— Чем же я могу помочь — растерялся
