Ральф Питерс - Красная Армия
— Остальные британцы. Те, что стреляли. Мы взяли троих.
Где-то далеко раздало два последовательных выстрела из танковых орудий. Над низкой аркой моста темноту ночи прорезали трассеры. Дождь ослабел так, что почти прекратился, и влажный воздух у реки пропитался резким запахом боя.
— Этот город, — Левин продолжал свою речь с нервным возбуждением в голосе. — Вы должны увидеть, чтобы поверить, товарищ командир. Когда мы обходили противника, мы прошли вон там. — Левин указал на темный переулок. — Это просто музей. Так красиво. Домам в центре города, должно быть, четыреста-пятьсот лет. Это самый красивый город, какой я только видел…
— Мы здесь не на экскурсии, — оборвал его Гордунов.
— Так точно, товарищ командир. Я понимаю это. Я только хотел сказать, что мы должны постараться свести к минимуму ненужные разрушения.
Гордунов ошарашено посмотрел на замполита. Он не мог понять, в каких облаках тот витал.
— Мы должны постараться не вести боев в старой части города, — продолжил Левин.
Гордунов схватил его за гимнастерку и оттолкнул к ближайшей стене. В Афганистане при зачистках вы вольны были поступать с кишлаками на свое усмотрение. Кишлаки были смертельно опасны для солдат и бронетехники. Когда какой-то кишлак был виновен в поддержке душманов, его окружали бронетехникой. Потом очень высоко проходили самолеты, обрушивая на него бомбы. Потом бронетехника, артиллерия и танки несколько часов вели огонь по развалинам. Наконец, когда пехота входила в остатки кишлака, там все равно оставались снайперы, которые появлялись из лабиринта подземных тоннелей. Как крысы. Гордунов ненавидел бои в городах и селах. Он любил чистое поле. Но постоянно были случаи, когда офицеры бесполезной Афганской Народной армии приводили свои войска в засады. И советским десантникам приходилось выручать их. Хуже всего, когда бои шли в городе. Города были сплошной смертью.
Замполит не пытался защищаться. Он только недоуменно смотрел на Гордунова. Было очевидно, что они не понимают друг друга.
Гордунов отпустил молодого офицера.
— Радуйся, — сказал он Левину. — Просто радуйся… Если завтра в это же время ты будешь жив.
Сержант Брончевич спешил к нему через бардак на улице, неся на спине рацию. Несмотря на темноту, он быстро нашел Гордунова, как будто его вел инстинкт.
— Товарищ командир, «Сокол» срочно вызывает вас.
Гордунов взял у него микрофон.
— «Сокол», я «Орел».
Сначала Гордунов не узнал голос в микрофоне.
— Я «Сокол». Майор Духонин погиб. Нас теснят. Мы рассеяны.
Это был Карченко, командир роты. Гордунов ожидал от него большего самообладания.
— Я «Орел». Возьми себя в руки. Что с мостом? Мы можем выдвигаться к вам?
— Я не знаю. Мы взяли мост под контроль. Но здесь полно английских солдат. И немецкие танки дальше в городе. Их действия несогласованны. Но они здесь везде.
— Просто держись, — сказал Гордунов. Он переключил частоту. — «Гриф», я «Орел», прием.
Ничего. Только белый шум.
— «Гриф», я «Орел».
Только далекий шум стрельбы.
Гордунов повернулся к Левину. Замполит никуда не делся. Казалось, он не испытывал никакого страха даже после такого обращения, просто оценивающе смотрел на него.
— Две вещи, — сказал ему Гордунов. — Во-первых, пристрой куда-нибудь пленных, чтобы один человек мог за ними следить. Не трать на них время. Затем отправляйся к южному мосту и найди капитана Ануреева. Просто возьми одного-двух солдат, так будет спокойнее, и сможешь дойти тихо и быстро. Если Ануреев взял мост под контроль, возьми у него один взвод и выдвигайся на тот берег реки. Не ввязываться в бои, которые не имеют отношения к захвату мостов. Если Ануреев нашел взвод ПТО, пусть перебросит на север два отделения. И скажи этому козлу, чтобы наладил связь.
Гордунов повернулся к радисту.
— За мной, — сказал он Брончевичу, — Держись позади меня. Мы идем через реку.
Гордунов, прихрамывая, побежал во тьму, согнувшись, словно горбун. Добравшись до середины моста, он дал очередь в темноту. Не было никакого ответа, только ощущение холода от текущей воды.
Никто не стрелял в них пока они двигались по темному мосту. Мост был крепким, двухполосным, отлично подходящим для прохождения тяжелой бронетехники. И он был в их распоряжении. Гордунов был полон решимости удержать его.
Боль в лодыжке действовала на него удивительным образом. Ожесточала. Напоминала, что ничто не дается легко.
На дальнем конце моста их окликнул кто-то на русском языке. Сержант Брончевич ответил, и они проследовали на берег.
— Где командир? — Спросил Гордунов у часового.
— Дальше по этой дороге. Где-то на улице.
Гордунов не ждал большего. Он не собирался останавливаться, пока не найдет Карченко. И не возьмет ситуацию под некое подобие контроля.
В нескольких сонях метров дальше по дороге между зданиями кипел бой. Ближе к мосту расположились солдаты, прикрывающие главную дорогу и боковые улицы. Пулеметы. Гранатометные расчеты.
— Где ваш командир роты? — Спросил Гордунов у ждущего пулеметчика.
Темная фигура что-то пробормотала, оторвав почерневшее лицо от оружия.
— Он не понимает русского, — отозвался голос из тени.
— Где капитан Карченко?
— Он был здесь только что. Но ушел. — Затем голос сильно изменился. — Извините, товарищ подполковник. Я не узнал вас.
— Где ваш взводный?
— На наблюдательном пункте к северу.
Они потеряли слишком много времени.
— Бронч, дай мне связь.
Сержант замешкался на минуту, но затем протянул ему гарнитуру.
— «Сокол», я «Орел», прием.
— Я «Сокол», прием.
— Я на вашем берегу. Где ты сейчас, севернее моста?
— Немного ниже. У главной дороги.
— Хорошо. Я рядом. Следите за улицей, я иду. — Гордунов передал гарнитуру связисту и хромой рысью двинулся вперед. — Пошли!
Взрыв выбил последние остатки стекол из окон. Гордунов продолжал бежать. На дальнем конце улицы загорелись несколько домов. В свете пламени носились темные фигуры, но нельзя было понять, это были советские солдаты или противник.
— Сюда!
Гордунов бросился через улицу, кувыркнулся и вскочил в дверной проем. Его тело уже покрылось ссадинами и царапинами, этими неизбежными последствиями боя в городе. Вместе с болью в лодыжке, они заставляли Гордунова ощущать себя раненым. Но он знал, что испытания только начались.
Брончевич подождал, пока Гордунов освободит дверной проем, и тоже побежал к нему, будучи неспособным так кувыркаться с рацией на спине.
В слабом свете пожаров Карченко, казалось, ожидал, что само небо в любой момент может упасть на него.
— Ты хоть как-то контролируешь этот бардак? — Потребовал ответа Гордунов.
— Товарищ командир, мы пытаемся наладить оборону.
— Кто блокирует дороги?
— Лейтенант Свиркин отвечает за прямую оборону. Гуртаев занимает позиции вокруг въезда на мост.
Прямую оборону, подумал Гордунов. Чтобы это не значило, лейтенант будет стоять насмерть. Гордунов немного успокоился.
— А сам ты чем занят? — Спросил он у Карченко.
— Здесь командный пункт роты. Между передовым заслоном и мостом.
— Где майор Духонин?
— Погиб.
— Я знаю. Но где он? Где тело?
Карченко не ответил.
— Я тебя спрашиваю, где тело?
— Я не знаю.
— Вы бросили его?
— Нет, он уже был мертв.
— И вы бросили тело.
— Его просто на части разорвало. А мы должны были двигаться. Там были танки.
— Вы бросили его, — сказал Гордунов с холодным отвращением в голосе. Это не было вопросом эмоций. Гордунов считал себя жестким человеком и гордился этим. Он был самым жестким курсантом в своей группе и чемпионом училища по боксу. И гордился своими крепкими нервами. Но когда он в первый раз увидел, что душманы делали с погибшими советскими солдатами, у него отняло дар речи. Зрелище наполняло низ живота льдом. Именно поэтому десантники не бросали погибших. И никогда не сдавались в плен. Тела предназначались только для похоронной команды.
Для Гордунова не было разницы между бойцами, погибшими в Афганистане и теми, кто погиб здесь от рук британцев или немцев. Это был вопрос воинской чести и гордости, такой же, как ношение чистой и хорошо подогнанной формы на параде. Десант всегда забирает тела своих убитых.
— Танки бы передавили нас всех, — сказал Карченко, просто умоляя командира понять его. — Мы должны были оставить ту позицию.
Духонин всегда оставался невредим. Он был ветераном. Профессионалом. Он пережил страшные бои в провинции Герат в Афганистане. Его грудь была так исполосована швами, что, казалось, расстегивается на «молниях». Теперь он ушел.
— С боеприпасами все в порядке? — Спросил Гордунов, тщательно контролируя голос.
