Александр Сапаров - Царев врач, или Когда скальпель сильнее клинка
А недавний случай дал мне возможность на пару веков раньше ввести в русский обиход еще одно растение. Проезжая по торгу в поисках лучшего льняного масла, я обратил внимание на синего от холода горбоносого торговца, у которого также стояли на прилавке горшочки с маслом. Понюхав один из них, я почувствовал знакомый запах.
– Да это же касторка! Вот удача!
Кое-как пообщавшись с персом, не знаю каким образом добравшимся до Москвы, я купил у него это масло, и, кроме того, он нашел для меня несколько семян клещевины. По его виду я понял, что он уверен: клещевина у нас не вызреет. Я, кстати, тоже не был уверен в успехе, но попытка не пытка, и если удача улыбнется, то у меня будет отличное слабительное плюс основа для некоторых мазей.
И самое главное, для начала работ в вотчинах у меня уже имелись подготовленные люди, которые могли справиться без моей помощи. Я уже давно понял, что все сразу по-любому не получится. Но если у меня появятся молодые толковые помощники, которые будут знать, что все, о чем я им говорю, действительно можно сделать, то они это сделают. С самого начала я в основном думал об использовании моих новшеств в медицине, но получалось, что очень многое использовалось не только в медицине.
А впереди у меня было еще мыловарение. Ну что за медик без чистых рук! Так что я уже пытался вспомнить, что нужно для изготовления мыла, хотя бы самого элементарного.
Теперь у меня имелось два собеседника, с которыми я мог обсуждать свои планы по введению лекарей в войска, – все тот же Хворостинин и почти что мой тесть Никита Васильевич Лопухин. Он, будучи стрелецким головой, живо интересовался этим вопросом и иногда давал совершенно неожиданные советы в тему. Лопухин, кстати, очень увлекся идеей кухни на телеге, но сразу спросил:
– А сколько она будет весить, увезет ли ее одна лошадь, не развалится ли все это сооружение? – хотя признал, что толк от такой кухни в стрелецких войсках и у рейтар может быть. – А вот в ополчении кухне делать нечего, ничего не получится, – убежденно заявил он. – Там бояре поместные друг другу в бороды вцепятся, а в общее пользование ничего не отдадут.
Я пояснил, что если вся эта конструкция будет сделана как надо, то не развалится. Увезут ее две лошади, и экономия дров будет очень приличная по сравнению с несколькими кострами, бессмысленно сжигающими топливо. Короче, оба воеводы сообщили мне, что я могу сделать для них две таких кухни, работу оплатит казна. А весной появится возможность испытать в деле мое изобретение.
– Но вот для своих дел, – добавил Николай Васильевич, – строй ты, Аникитович, все на свои, и потом доказывай государю, нужны ли такие расходы.
Зима по-прежнему шла неторопливо. К царю я регулярно ездил в определенные дни, внимательно его осматривал. Но пока все было неплохо. После прекращения приема препаратов, назначенных Бомелиусом, состояние государя заметно улучшилось, как я уже говорил, он стал значительно спокойнее, и вспышки необузданной ярости практически прекратились.
Теперь он часто собирал воевод и деятельно обсуждал военные планы на следующий год. Не знаю их сути, но мой отец Дмитрий Иванович во время своих редких бесед со мной был полон энтузиазма.
– Давно, – говорил он, – не видел я у Иоанна Васильевича такой решимости покончить с Ливонией.
Мне по моим вотчинам и доходам надо было выставлять приличное войско. Поэтому я решил не скупиться и просто нанял боярских детей, вооружив их за свой счет. Иоанн Васильевич запретил мне лично возглавлять моих холопов и воинов.
– Нечего тебе самому в бой идти. Не так много в моей державе лекарей. Вот когда будет их множество, то и сам сможешь удаль свою молодецкую испытать. Ивашка Брянцев мне рассказал, как ты сабелькой машешь.
Я воспользовался случаем и попросил царя подумать о возможности открыть царскую школу лекарей. Ведь тогда можно будет через пару-тройку лет забыть о приглашении иностранцев.
– Которые только кровь пускают да клизмы ставят и ничего другого не делают, ибо делать не умеют, – добавил я.
Иоанн Васильевич, как я понимаю, уже имел сведения о моих воспитанниках и, даже не передавая этот вопрос на обсуждение в думе, приказал готовить обоснования и расчеты по такой лекарской школе.
Когда я ему зачитывал свои записки о санитарном обеспечении войск, он был немало озадачен. Я, конечно, понимал, что в это время никто не считал потери воинов из-за болезней. Все это принималось как судьба или кара небесная, и мои начинания по уменьшению этих потерь царю вначале не очень пришлись по душе. Но после моего рассказа о мельчайших чудищах, живущих вокруг и приносящих болезни, не так давно весьма своевременно ему продемонстрированных, кое-что он смог понять и уже не встречал в штыки мои предложения. Хотя все равно считал, что лучшее средство от мора и болезней – это молитва Господу, в чем я его охотно поддерживал.
Мои же записки по улучшению медицинского обеспечения царского войска, похоже, пришлись ему по душе.
А когда мы с ним почти два часа говорили о лекарственных травах, Иоанн Васильевич сказал:
– Быть тебе, Сергий Аникитович, с весны главой Аптекарского приказа всенепременно и думным боярином.
«Вот это я попал, – мелькнули мысли в голове. – Не боится государь назначать на такой пост восемнадцатилетнего парня».
Но делать нечего, раз уж назвался груздем, то полезай в кузов. А времена на дворе стояли такие, что с жизнью можно было расстаться на любой должности.
Хорошенько подумав, я стал узнавать: а что не так с Аптекарским приказом, если меня назначают его главой? Тут меня и просветили, что бывший глава приказа мирно посидел на колу и уже похоронен. Штатов в приказе не существует. А сам боярин свои распоряжения передавал через подьячих других приказов. Аптечных огородов, известных мне по книгам еще в прошлой жизни, практически не было. Кто служил травниками, выяснить я не мог. Так что моей бедной голове, кроме всего прочего, нужно было составить оптимальные штаты приказа, но при этом стараться не переусердствовать, чтобы не быть обвиненным в напрасном расходе царевой казны.
Тут мне очень помогло то, что дьяки, которые уже составляли сплоченную группу формирующегося чиновничества, в своей подавляющей массе относились ко мне неплохо благодаря одному известному случаю. Но ходить к ним без финансовой подпитки все равно было бесполезно. Мои походы по приказам пользу все-таки принесли, я нашел двух дьяков, согласных перейти в Аптекарский приказ и работать со мной.
Они уже к весне составили все докладные записки, штатное расписание приказа, также были составлены списки всех иностранных врачей и аптекарей, работавших в это время в Москве. Кроме того, были подсчитаны необходимые средства для начала работы Аптекарского приказа, расширения аптекарских огородов и увеличения состава травников, работающих на них. В эти же расчеты вошла и моя лекарская школа. В этой школе в отличие от своего жалкого класса я уже планировал почти настоящую учебу, тем более что у меня было теперь несколько человек, по крайней мере имеющих понятие о медицине как науке. Они могли в будущем образовать костяк преподавательского состава, если, конечно, у меня получится все, что я задумал.
В моем же московском хозяйстве все шло, как и планировалось. Сашка Дельторов упорно продвигался к искомому моменту – получению хрусталя, мое предложение сделать оксид свинца, прокалив металл на поду печи, оказалось удачным. Сашка, получив в свое распоряжение спекшиеся куски этого вещества, начал опыты по варке хрусталя, а я надеялся, что, может, ему повезет, и еще до того, как наша печь окончательно превратится в кучу кирпичей, мы увидим настоящий хрусталь и пошлем большой привет Богемии.
Мастерская по производству эфира уже практически была разобрана. Планировалось ее восстановление в моей вотчине в Заречье, на другом технологическом уровне.
Шесть из моих учеников художников, оказавшихся талантливыми ребятами, уже писали парсуны на заказ, и я планировал их лучшие работы в скором времени показать Иоанну Васильевичу, ведь деньги на учебу были царевы.
Еще несколько человек вполне могли трудиться иконописцами, при их старании и усидчивости копии с работ мастеров у них получались неплохо.
А остальные уже вполне хорошо работали в мастерской по производству масляных красок. И мастера-иконописцы не раз приходили поглазеть на эти краски, все-таки они были намного ярче тех, которыми пользовались раньше.
Мой ювелир не на шутку заинтересовался оптикой и все остававшееся у него время отдавал шлифовке линз из осколков стекла. Он пытался даже мастерить станочки с ножным приводом, чтобы вытачивать и шлифовать стекла. Когда же до него дошло, что было бы намного быстрее отливать линзы, он быстро спелся со стеклодувом. Что у них там получалось, я даже не представлял, потому что времени у меня и зимой не хватало ни на что.
