Консорт - Константин Георгиевич Калбанов
Вешняков сообразил, что дело пахнет керосином, и даже атаковал меня «Огненным копьём», осыпавшимся по моему щиту беспомощными всполохами. Я уже знал и объём его вместилища, и то, что защитного амулета у него нет. Поэтому был готов и на бегу ответил «Шквалом», пустив плетение по узкому фронту, благодаря чему увеличивалась дальность атаки и мощность. «Панцирь» снесло без труда, а остатки Силы отбросили противника на пару сажен. После чего ослабленная «Булава» довершила дело.
Когда подбежал к Вешнякову, тот лежал без сознания. Но доверяться этому я не стал и отправил его в беспамятство. Не забыв при этом использовать «Лекаря». Зачем мне собеседник, мающийся сотрясением головного мозга. Забросил тело на плечо, как мешок морковки, и побежал прочь, пассивки мне в помощь.
Хм. А может, обзавестись уже нормальными узорами? Ведь всё равно есть один, а значит, для развития дара мне в любом случае понадобится стартер. Хотя-а-а на фоне того, что на меня, по сути, не действует «Повиновение» и блокирующее зелье, быть может, обойдусь и без пинка животворящего.
— Как себя чувствуете, Никита Васильевич?
Я и не думал его связывать. Зачем? В том, что в драке он мне не соперник, никаких сомнений. Силой же давить, он даром не вышел. Сбежать не получится. И он это также понимает. Вон сел на бревно, у которого лежал, на очередном московском пустыре, да почесал в затылке.
— Благодарю, я в порядке, Пётр Анисимович. Что с моими слугами?
— Ничего страшного. Наверное, уже оклемались и вас ищут. А может, и стражу уже всполошили. Не важно. Я о чём с вами поговорить-то хотел, Никита Васильевич. Мне известно, что покойный князь Дмитрий Григорьевич умышлял против великой княгини Долгоруковой. И даже едва не преуспел в этом.
— Это вы убили его светлость?
— Увы. Не успел. Очень хотел. Вот, не поверите, был уже готов ударить, но кто-то меня опередил.
— Князь Долгоруков?
— Да какая разница. Считайте, что я.
Дьяк посмотрел на меня внимательным взглядом, но при этом с такой непроницаемой мордой лица, что и не поймёшь, поверил или нет. Впрочем, это и не важно.
— И чего вы хотите от меня?
— Вот правильно, что вы не отрицаете причастность покойного князя к покушениям на великую княгиню. Я это к чему, Никита Васильевич. Если у его наследника та же дурная мысль в голове засела, вы уж вразумите его, что если он даже косо посмотрит в сторону Марии Ивановны, то я его порешу. Уж на этот-то раз никого вперёд себя не пущу и лично оторву ему башку. А за одно и вам, Никита Васильевич. И да, вы живы только ради того, чтобы вразумить молодого оболтуса. Вот, собственно говоря, и всё, что я хотел вам сказать.
Вообще-то, не всё. Сегодняшняя моя ночь посвящена дьякам. И намерения по отношению к ним у меня совершенно одинаковы. Ну да, так и есть, Вешняков обзавёлся своим «Поводком». Я бы его грохнул прямо сейчас. Вот как-то не страдаю всепрощением и ничуть не сомневаюсь, что он причастен к похищению моей сестры. Но дьяк занимает при молодом князе то же положение, что и при его батюшке, а потому не мешало бы узнать его позицию в отношении Марии, ну и не приписывают ли они мне убийство Дмитрия Григорьевича. Убить же я его теперь могу в любую секунду.
Глава 13
— Два румба вправо! — отдал команду кормчий, перекрикивая завывающий в вантах ветер.
Мне щедро плеснуло в лицо холодными солёными брызгами, и я непроизвольно протёр его замёрзшей ладонью. Благодаря плетениям, выведенным в быстрый доступ и пришедшим на смену обычному набору в пассивках, я чувствовал ветер и понимал, что, исходя из этого, приказ отдан верный. Именно так и следовало бы поступить, чтобы не подставиться под удар волны, а подняться на неё и перевалить через гребень. Но вместо этого я переложил доверенный мне румпель влево.
— Ты что творишь, йакорь тебе в седалище! Ветер, м-мать! — взревел Савелий Спиридонович.
Словно услышав его, оба кливера громко заполоскали, упустив ветер. Бот, резко потеряв ход и управление, начал разворачиваться к нависающей волне бортом. Теперь оставалось надеяться только на то, что небольшое судёнышко выдержит натиск стихии. Сказать, что мне стало страшно, это ничего не сказать, я как заворожённый смотрел на наваливающуюся волну и даже подумывал поставить портал, чтобы убраться отсюда подобру-поздорову.
Осуществить переход с судна ещё получится, а вот вернуться обратно уже нет. Если только оно не стоит на якоре. В движении же, как бы живо ты себе не представлял палубу, оказаться на ней нет шансов. Даже если судно продвинется всего-то на несколько сажен, построить портал уже нечего и мечтать.
Вторя кормчему, заорали и трое матросов, но как ни возмущены были члены экипажа и как не призывали на мою голову кары небесные… Хм. Вообще-то, очень даже земные и вполне себе реальные. Выберемся из этой передряги, морды набью паразитам-мужеложцам. Секундной слабости я всё же не поддался, и с поста своего не сбежал.
Вместо этого крепче вцепился в румпель, прислушиваясь к водной стихии, и наконец, уловив момент, резко налёг на него, выворачивая до отказа вправо. Перо руля врезалось в поток, который я едва сумел почувствовать, возвращая судёнышку управляемость. Бот довольно бодро развернуло, и я поспешно выправил руль, с удовлетворением наблюдая, как хлопавшие кливера разом наполнились ветром.
На гребень волны нас не выбросило, мы туда всползли своим ходом под некоторым углом, изрядно при этом зарывшись носом. По палубе прокатился поток, который едва не смыл за борт одного из матросов. Тот в последний момент успел схватиться за леер, повиснув над свинцовыми водами морской пучины.
— Все целы⁈ — выкрикнул кормчий.
Оттолкнул меня плечом, вынуждая бросить румпель, и вцепился в него сам. Я не без удовлетворения отметил, что Брагин проделал именно тот манёвр, что хотел сделать я. Бот стремительно побежал по обратному скату волны навстречу другой, взяв это препятствие, как лихой скакун.
— Какого это было, Шелест⁈ — зло выкрикнул кормчий.
— Мимо нас проплыло то ли бревно, то ли обломок мачты. Поверни я, как ты сказал, Савелий Спиридонович, и мы аккурат нанизались бы на него.
— Я ничего такого не видел.
— Притопило его, вот и не видел.
— А ты как приметил?
— Так ведь я же универсал. Почувствовал. — В рот плеснуло морской водой,
