Главная роль - Павел Смолин
— Позволю себе не согласиться, — вступил в обсуждение ОВЯ-5. — Второй принц ясно дал нам понять, что не собирается вмешиваться в наши внутренние дела, а подача официальной ноты в связи с недостойными замечаниями отдельных глупцов из Городского совета позволила бы нам обвинить его во лжи. Позволю себе предположить, что улыбка второго принца имела другой оттенок — за ней он прятал бешенство от встречи с недостойными. Второй принц оскорблен тем, что отдельные государственные служащие не были сняты с должностей. Более того — в его глазах повторная встреча с ними стала настоящим оскорблением и поводом подать нам направленный на эскалацию дипломатический сигнал.
— Вы имеете ввиду послезавтрашнее отплытие «Памяти Азова» в Кагосиму? — немного забежал вперед ОВЯ-4.
— Верно, — подтвердил «пятый». — Мы не должны относиться ко второму принцу как к высокопоставленному варвару. Он, как гайдзин, проявляет пугающие познания в нашей культуре и этикете. Человек его ранга лишен свободного времени, и, если он счел нужным разобраться в нашем сложнейшем жизненном укладе, а тем более выучить на невероятном для гайдзина уровне наш плохо дающийся европейцам язык, значит Япония в его глазах достойна искреннего и неподдельного уважения — каждое его действие, каждый его жест и сигнал подтверждают это. У русских есть поговорка: «в чужой монастырь со своим уставом не ходят». Позволю себе конкретизировать: русские считают, что в чужой стране нужно стараться вести соответствующий этой стране образ жизни. Второй принц ни словом, ни жестом не позволил себе ни единого, даже мелкого или неосознанного, оскорбления, и его глубоко оскорбила наша неспособность ответить ему тем же.
— Чем грозит Японии поездка Великих князей в Кагосиму? — решил оценить риски Председатель.
— Позволю себе предположить, — высказался «девятый». — Что эхо гражданской войны до сих пор живо. Сайго Такамори, безусловно, сохранил честь, и все слухи о том, что он жив, являются ложью. Тем не менее, при желании Российская Империя сможет выстроить доверительные отношения с бывшими сторонниками Сайго и снабдить их оружием. Мы легко разобьем этих недостойных, но это потребует значительных расходов.
Покивав, Председатель высказался сам:
— Позволю себе обратить внимание многоуважаемого Комитета еще на один момент. Нагасаки и наш Комитет в глазах общества представляют собой обновленную, стремящуюся к независимости и процветанию, технологически развитую Японию. Кагосима — это оплот Японии прежней, традиционной. Второго принца и его старшего брата там примут достойнейшим образом — для приверженцев старого уклада это шанс показать свою силу и значимость. Этим сигналом второй принц словно говорит нам: «модернизация привела к утрате чести и понимания законов гостеприимства. Истинный японский дух жив только в Кагосиме».
Комитет погрузился в тревожную тишину, которую решился прервать «Одиннадцатый»:
— Крайне важное и ценное замечание — как и ожидалось от многоуважаемого Председателя! Позволю себе заметить, что именно для этого второй принц лично пригласил Его Императорское Высочество Арисугаву составить компанию Великим Князьям в этом путешествии. Намек ясен — второй принц хочет показать нам через глаза Его Высочества как именно должно выглядеть истинное японское гостеприимство.
— Мы совершили ужасную ошибку, — покрывшись потом, признал «третий».
— Принц Арисугава уже принял приглашение второго принца, и повлиять на отплытие Великих Князей мы не можем, — «шестой» был более рационален. — Однако можем повлиять на темы бесед, которые Великие Князья будут вести в Кагосиме. Предлагаю немедленно лишить должностей и регалий недостойных членов Городского совета Нагасаки, разместив новость об этом в завтрашних газетах — второй принц много говорил о том, как ему нравится наша пресса, что я склонен считать намеком.
— Позволю себе заметить, — воспользовался возможностью принести пользу «седьмой». — Что упоминание истинных причин увольнения выставит Японию в дурном свете. Предлагаю уважаемому Комитету использовать другие обоснования, связанные исключительно с профессиональными качествами недостойных.
— Выдвинутые уважаемым Председателем предположения подтверждаются и докладом офицера Тайной полиции, удостоившегося чести присутствовать на застолье второго принца с Его Императорским Высочеством Арисугавой, — выразил лояльность начальнику «второй». — Во время застолья второй принц безошибочно распознал принадлежность офицера Кондо к корпусу Тайной полиции под видом шутки, сразу после этого сославшись на слова члена городского совета Эндо, что можно трактовать как прямое выражение недовольства работой нашего Комитета.
— Позволю себе заметить, — кисло высказался «восьмой». — Что второй принц с самого начала проявлял свои высочайшие дипломатические навыки. Если такой человек опустился до настолько толстых намеков, значит он полностью разочаровался в дипломатических навыках Комитета. Будь он англичанином, американцем или идиотом вроде Шевича, мы бы списали его возмущение на варварство и незнание наших обычаев. Однако второй принц — исключение, и мне не стыдно признаться в том, что потеря его уважения к нашему Комитету ранит меня в самое сердце.
И Комитет погрузился в уныние.
Глава 14
Переночевав в гостинице, я в одиночку (то есть без Арисугавы, который вчера напился так, что рёкан мы покидали в обнимку) вернулся на «Память Азова». День сегодня тяжелый — Пасха, и под стать ей был тяжелый взгляд неожиданно обнаруженного на борту Николая Японского:
— Святой день, Ваше Высочество, а вы встретили его на земле язычников.
— Доброе утро, батюшка, — улыбнулся я. — Когда-то не-языческих земель не было вовсе, и, если бы добрые христиане по ним не бродили, языческими бы эти земли до сих пор и остались.
— В храмы языческие заходили?
— Проезжали мимо, — покачал я головой. — У них там разуваться нужно, это же уже языческий ритуал, грех великий.
— С детками малыми грешили? — огорошил он меня вопросом.
Нет, я понимаю, что в Японии своя специфика, но я-то тут каким боком?
— С принцем грешил, — покаянно вздохнул я.
Глаза Николая полезли на лоб.
— Чревоугодию предавались до самой ночи, — развеял я недопонимание.
— Грех смертный, — с видимым облегчением покивал будущий Равноапостольный святой.
— Отмолю, — перекрестился я и пошел переодеваться.
Утренний ритуал завершился, и, воспользовавшись тем, что Николай с нашим Илларионом принялись освящать яйца, воду да куличи, другой будущий святой — в этой реальности, впрочем, едва ли канонизируют, повода не будет — увлек меня в свой кабинет, и до самого вечера я рассказывал цесаревичу о том, что видел и слышал.
