Стилист - Геннадий Борисович Марченко
— Можем выделить служебный автомобиль, если так сильно торопитесь, — сочувствующе заметил капитан.
— Нет, спасибо, мне отсюда до дома буквально три квартала. Я так — то с работы пешком хожу, за полчаса добираюсь.
— Ну смотрите, дело ваше. Когда будет суд, мы вас вызовем повесткой. Пока свободны.
— Я могу проводить. Мало ли, вдруг ещё какой — нибудь Фунтиков захочет поживиться содержимым вашей сумочки.
Кислова посмотрела на меня и длинными, изящными пальцами отбросила с глаз прядь волос. Ресницы у неё густые и, похоже, свои, отметил я про себя на автомате.
— А что, тоже вариант, пусть ваш спаситель вас и проводит, — обрадовался капитан. — Только сначала придётся тоже поставить подпись. Кстати, паспорт — то у вас свежий…
— Так ведь месяц назад получил.
— А со старым что, потеряли?
Интересно, сколько мне ещё предстоит пересказывать мою историю? Вздохнув, я принялся за краткий пересказ, после которого капитан не поленился позвонить домой моему участковому и проверить информацию.
— Да — а, любопытная история, — покачал головой дежурный. — Ладно, пока все можете быть свободны.
Идти и впрямь оказалось недалеко, моя новая знакомая жила в районе станции метро «Смоленская». Причём она не так уж и спешила, видимо, тоже наслаждаясь тихой погодой и неторопливо падавшими снежинками. По пути Лена ещё раз выразила свою глубочайшую признательность за поимку преступника, и снова попросила прощения за своё предположение о моём соучастие в ограблении, на что я отреагировал фразой типа: «Да ладно, дело житейское».
— А вообще я первый раз встречаю мужчину — парикмахера, да ещё женского мастера, — улыбнулась она, напомнив тем самым о моих недавних откровениях в РОВД.
— Ага, сегодня был мой второй официальный рабочий день в «Чародейке». А мой вчерашний дебют совпал с моим днём рождения.
— Серьёзно?!
Я с невозмутимым видом достал и раскрыл паспорт.
— Это вам вчера тридцать четыре стукнуло, получается? Что ж, поздравляю!
— Спасибо, а вам сколько, если не секрет?
— Вообще — то женщин о возрасте спрашивать не принято… Ладно, откровенность за откровенность. Мне двадцать восемь, я в разводе три года, и моей дочке пять лет…
— А сейчас с ней сидит бабушка, которой очень нужно к загипсованному дедушке, и поэтому мы мчимся домой как наскипидаренные, — не удержался я от лёгкого стёба.
— Ой, ну сил с вами нет, — негромко рассмеялась она. — А ведь правда, гуляем как влюблённые, и в ус не дуем, а мама — то, наверное, волнуется. Я ведь должна была уже час назад быть дома… Кстати, нам в эту подворотню… А вот и мой дом, спасибо, Алексей, что проводили.
Мы остановились у небольшого дворика, в глубине которого высилось 4—этажной здание, по виду довоенной постройки.
— Давайте уж провожу до подъезда, и мне, и вам будет спокойнее, — предложил я.
Мне почему — то не хотелось с ней расставаться, в душе поселилось такое чувство, будто я знаю её целую вечность. У двери подъезда мы какое — то время стояли молча, наконец Лена выдохнула вместе с облачком пара:
— Пока мы шли, я думала, а вдруг где — то у вас есть и жена, и дети, а вы об этом забыли… Может же быть такое?
— Не исключено, — пожал я плечами. — Но какое — то внутреннее чувство подсказывает, что все эти годы я искал ту единственную, при виде которой моё сердце встрепенётся и скажет: «Лёха, это она, та, которую ты ждал всю свою жизнь. И если ты упустишь свой шанс — другого уже не будет». И кажется, сейчас оно… встрепенулось.
Опустив глаза, она закусила губу, и даже в слабом свете уличного фонаря было заметно, как зарделись её щёки.
— Спасибо вам ещё раз, до свидания!
Хлопнула дверь подъезда, и я остался один. Снег усилился, похоже, к утру навалит сугробы, и коммунальным службам, включая двужильных дворников, ни свет ни заря предстоит тяжкий труд. А мне не помешало бы поспешить, так как после 23.00 в общежитии начинает действовать комендантский час, и лезть наверх по пожарной лестнице, стучась в окно соседям, мне совсем не улыбалось. А мысли упорно возвращались к моей новой знакомой, и на душе было отчего — то радостно, светло и грустно одновременно.
Глава 6
Бывший председатель совета директоров «Промстройбанка» с чувством, как сказал бы дорогой наш Леонид Ильич, глубокого удовлетворения держал в руках набор документов: паспорт гражданина СССР, трудовую книжку, а также военный и профсоюзный билеты. Теперь он по новенькому, однако специально слегка потёртому по уголкам паспорту, в котором красовалась его усатая физиономия (перед посещением фотоателье почему — то не стал сбривать), не какой — то там Рыбаков, тем более уже второй месяц как покойный, а Игорь Николаевич Кистенёв, 1923 года рождения, уроженец провинциального приволжского города, где был прописан по улице Карла Маркса—16 и выписан оттуда же месяц назад, прежде не женатый и хвоста в виде детей не имеющий. Документ якобы был выдан 5 лет назад в паспортном столе того самого приволжского города, хотя на самом деле Кистень получил его только что из рук человека, попросившего за свою работу целых десять косарей. Или всего десять — это смотря с какой стороны поглядеть. Для экс — банкира в данный момент сумма серьёзная, но далеко не критичная, а набор документов, решающие сразу множество проблем, того стоили. В трудовой было три записи: первая сообщала о том, что её владелец первые 11 лет своей трудовой деятельности провёл в стенах велозавода родного города, затем 8 лет работал экспедитором, а последние 10 лет добывал золото бульдозеристом на прииске «Нижний Куранах» в составе треста «Алданзолото». Соответственно он состоял в профсоюзных организациях этих самых предприятий. А военный (он же «белый») билет подтверждал, что Игорь Николаевич по причине тяжелого детства и плохого питания был слаб здоровьем, так что к строевой службе оказался не годен, и всю войну на заводе, где в мирное время выпускали велосипеды, вытачивал болванки для снарядов. Правда, судя по тому, что в дальнейшем он подался на севера́, здоровье ему всё же поправить удалось.
— Не сомневайтесь, молодой
