Ростов-папа. Часть 2 - Дмитрий Николаевич Дашко
Он вздохнул.
— Вы производите впечатление человека, который не разбрасывается словами зря.
— Так и есть. Ну что — будем писать заявление?
— Будем.
— Отлично. Знаете как зовут того милиционера и куда он отправился после вас?
— Как не знать… Фамилия этого субчика Жавлин, а после меня он отправился навестить булочную. Та, которая в том конце улице — знаете?
— Знаю.
Дождавшись, когда цирюльник напишет заявление, я сложил вчетверо лист бумаги, сунул в карман и, распрощавшись, побежал искать Жавлина.
Его мне удалось засечь в окне булочной ещё с улицы. Вламываться туда прямо сейчас и при всех крутить тому руки не стоило, мало ли — вдруг начнётся стрельба… Так я стал дожидаться того снаружи.
Как только Жавлин покинул булочную, я пристроился за ним и, улучив удобный момент, затащил негодяя за угол дома.
Такого толстяк не ожидал, и потому стал лёгкой добычей.
Не давая тому опомниться, я хорошенько надавал ему по печени, разоружил, а потом резким движением сломал мизинец на левой руке.
Жавлин хотел заорать от боли, но я превентивно засадил ему ещё и поддых, и потому вместо крика из его уст вырвалось только гусиное шипение.
Мне было не до гуманизма, я действовал так, как подсказывал разум и моя злость.
— Не вздумай орать, сволочь!
В широко раскрытых глазах продажного милиционера выступили слёзы.
— Ты кто такой?
— Уголовный розыск!
— Какого хрена ты тут творишь?!
— Задерживаю предателя!
— Какого ещё предателя?
— Самого обыкновенного! Тебя!
— С ума сошёл? Ты разве не видишь — я милиционер.
— Кто — ты? — я усмехнулся. — Милиционера не вижу. Вижу только вымогателя, нацепившего на себя милицейскую форму.
— Ты про что? Про деньги что ли? — поразился Жавлин. — Подумаешь, пощипали нэпачей немного. Самую малость от их доходов. От них равно не убудет. Да и справедливость надо восстановить: разве я ради того, чтобы они жировали, свою кровь на фронте проливал?
— Даже если ты воевал, это не даёт тебе право ставить себя над законом.
— Слова, уголовный розыск, просто слова. Кто тебе поверит?
— Ошибаешься, Жавлин. Не только слова. На тебя написали заяву.
— Пусть засунут эту бумажку себе в задницу. Я — фронтовик, громил Колчака, у меня наград за службу в милиции — целая куча. Кому поверят — мне или какому-то вшивому нэпачу? Да любой нормальный судья встанет на мою сторону.
— Некогда мне с тобой обсуждать политику партии и правительства. Говори, кто тебя послал или я сломаю тебе другой палец. Выбирай, указательный или безымянный?
Он понял, что я не шучу и тяжело вздохнул.
— Не надо ничего ломать, итак скажу… Начальник нашего отделения — Кишкин, он меня деньги собирать отправил. Думаешь, я один там такой?
— Повторишь всё, что мне сказал, в уголовном розыске. Начнёшь вилять — скажу честно: если выйдешь от нас, то только инвалидом. Уразумел, Жавлин?
— Уразумел.
Чтобы доставить «пациента» к нам в угро потребовался извозчик. Коллеги изумлённо смотрели на то, как я конвоирую милиционера в форме по коридорам здания, пока, наконец, не втолкнул его в кабинет Художникова.
— Быстров? — вскинул голову Иван Никитович. — Ты что тут делаешь? У тебя же отгул?
— Одно другому не помеха. Вот, товарищ начальник уголовного розыска, позвольте представить вам милиционера Жавлина, пойманного мной на вымогании денег у нэпманов. По пути этот оборотень в… форме, сообщил мне, что действует по поручению непосредственного начальника — Кишкина.
— Так-так! — Художников с интересом оглядел растрёпанного и красного как варёный рак Жавлина. — Готов выслушать вашу версию событий, Жавлин… Всё обстояло именно так, как сказал товарищ Быстров?
Милиционер затравлено кивнул.
Колоть его не понадобилось, Жавлин сразу «потёк» — из него полилось столько, что мы едва успевали записывать.
По всему выходило, что отделение не товарища нам Кишкина проще всего было сжечь дотла, чем заниматься арестами и допросами. Беспределили все: от начальника до младших милиционеров, и тема была поставлена на поток.
У каждого сотрудника имелся план — определённая сумма денег, которую они раз в месяц отдавали Кишкину. Всё, что свыше плана, шло уже им в кошелёк.
Данью были обложены все торговые точки и частные предприятия на территории отдела. Если владельцы не хотели проблем, они платили сборщикам «подати» в милицейской форме.
Со строптивыми разбирались разным методами: припугивали, что посадят, допекали разными проверками. Когда угрозы не срабатывали, пускали в ход методы физической расправы: людей избивали, портили их имущество, грабили.
На особо неугодных натравливали бандитов.
И тут я к своему удивлению услышал, что на Кишкина, оказывается, работали люди Мамонта. Я уже имел несчастье столкнуться с этим далеко не последним деятелем преступного мира.
Чекисты Мышанского давно пытались его изловить, но пока как-то без особого результата.
И тут на тебе — сюрпрыз! Оказывается, его банда мало того, что орудует в городе, практически у нас под носом — так ещё и выполняет поручения одного из начальников отделений милиции.
— А сам Мамонт что? — словно ненароком спросил Художников. — Неужели ему незазорно с легавыми дело иметь?
— Чего тут задорного. Ты мне — я тебе, всем хорошо. К тому же Мамонт и Кишкин сродственники, Кишкин на евойной сестре женат. Так что помогают друг дружке по-свойски.
Я посмотрел на Художникова.
— Товарищ начальник…
Иван Никитович правильно истолковал мой взгляд.
— Понимаю тебя, Быстров… У самого рука к пулемёту тянется. Короче, надо разорить это гнездо, пока не поздно. Я свяжусь с Мышанским — пускай людей для операции готовит, а ты — как с нами или всё-таки догуляешь выходной?
— Спрашиваете, Иван Никитович! Раз уж ввязался, надо довести дело до победного конца. Можете на меня рассчитывать.
— Тогда сдай этого гада дежурному — пусть определит его в камеру и, желательно, в одиночку — не хочу, чтобы ему шкуру попортили раньше времени, и иди к нашим, передай — пусть готовятся! — напутствовал меня начальник.
— Пошли, Жавлин. Будем тебя заселять, — толкнул я арестанта к выходу.
Он замер возле порога.
— Товарищи…
— Граждане! — сурово насупил брови Художников.
— Граждане, дозвольте помочь? Так сказать, кровью искупить позор, — взмолился милиционер. — Я ж ведь за советскую власть воевал!
— Поздно спохватился, Жавлин! Раньше надо было думать, — сказал как отрезал Художников.
Милиционер понуро опустил голову и позволил вывести себя
