Солнечный зайчик. Шанс для второй половинки - Сергей Юрьевич Ежов
— Помню. Капитан милиции Титенко или что-то вроде того, а что?
— Да пришел он ко мне сегодня, привёл с собой жирного такого армянина или грузина, я в них не разбираюсь. Эшба его фамилия, а имя Гамлет. Шекспировцы, нах. И начинают эти деятели разговор, что мол, продукция в моём цеху прекрасная, пора бы её в Москву отправлять. Мол, милиция поможет, мол, в районе и области свои люди… Мол, надо увеличить пошив джинсов в несколько раз… Денег получу и прочее. Я сказал, что подумаю, и чтобы за ответом приходили в пятницу.
Отчим замолчал, угрюмо разглядывая свои руки.
— Папа, не томи. Что дальше?
— Ну, дальше я пошел посоветоваться к главбуху Оптовой базы. Мы с Лидией Петровной вроде неплохо разговаривали, она даже предложила обращаться если что.
Отчим опять завис.
— И что она сказала?
— Ничего не сказала. Только я вошел, смотрю, а она глаза отводит, в бумажки зарылась, и вид такой, что вот-вот заплачет. А баба-то матёрая, тёртая! Она мужиков строит! Они у ней в кулаке как шёлковые. А тут прижухла. Неспроста.
— Понятная картина. Подстава это, однозначно. Батя, ты нашего участкового знаешь?
— Смирнова Сашку что ли? Знаю.
— Мы сможем с ним сегодня поговорить?
— Да хоть сейчас пойдём. А о чём говорить-то будем?
— Понимаешь, батя, Валерка, когда все из палаты вышли, сказал, что милиционер этот явился по его душу. И про попа он предупредил.
— Что Валерка ещё сказал?
— Ничего не успел. Санитарка прибежала, я еле успел под одеяло нырнуть.
— Ага! Вот оно что! Значит так, сына, про то, что Валерка с тобой разговаривал, молчим как мёртвые, а не то будет нам бо-бо. Собирайся. Пойдём к Сашке.
Когда мы постучались, нам открыла жена милиционера. Сам участковый, уже в домашней одежде, сидел у телевизора, смотрел новости. Жена проводила нас к нему и ушла в другую комнату, прикрыв за собой дверь.
— Здорово, мужики, с чем пожаловали?
— Мы, Саша, к тебе по делу.
— Юра что-то натворил? Вроде бы на него не похоже.
— Нет, у Юры всё в порядке, а вот у меня не очень.
— Ну, присаживайтесь, говорите, что и как, а там вместе и подумаем.
И отчим кратко, по существу, рассказал о визите мутной парочки.
Участковый похмыкал, потёр здоровенной ладонью затылок, задумчиво посопел и выдал:
— Значит так, Володя: что за капитан, я не знаю. Если бы по нашему ведомству проходила спецоперация, меня, по идее, должны бы предупредить, обязать оказать помощь. С другой стороны, секретность… А может это человек из КГБ, рядится под наших, есть у них такая мерзкая привычка, а нам ничего и поделать нельзя. Но всего скорее, печёнкой чую, тут что-то мутное. Когда к тебе эти деятели придут, ты Володя, торгуйся. Ну, понимаешь, всё должно выглядеть натурально. Проси побольше, соглашайся на какую-то реальную сумму. Запоминай, какие имена прозвучат.
— Может, я папе в стол установлю магнитофон?
— Не надо. А вдруг, что-то не вовремя щёлкнет или ещё что? За такое могут и убить.
— Действительно.
— Сейчас напишете заявления, я оформлю протокол, сделаем расписки о сотрудничестве, чтобы со всех сторон прикрыться бумажками.
Участковый задумчиво побарабанил пальцами по столу.
— Писать будете под копирку, второй экземпляр я тоже заверю. У вас найдётся надёжное место, где можно сохранить эти бумаги?
— Я могу попросить директора школы, у него есть сейф.
— Давно знаю Жумагалея Ахметовича, достойный человек, фронтовик и офицер. Этот не подведёт.
Так мы и поступили: под копирку написали нужные бумаги, наш комплект участковый заверил, упаковал в отдельный конверт, и опечатал личной печатью.
— Держите. Больше я пока сделать не могу.
Прощаясь, участковый нам сказал:
— Я своё начальство поставлю в известность, а вы тут будьте осторожны. В посёлке появились новые люди, не знаю, чего от них ждать.
ПГТ Троебратский, 12.25 24.12.1970 года, четверг
На уроке химии было тепло и приятно. Я уже было, задремал под монотонное журчание Татьяны Павловны, по прозвищу Молекула, но тут явилась старшая пионервожатая. Кому-то я очень сильно нужен.
В пионерской комнате, что расположилась на втором этаже, в странном длинном помещении, выходящем одной дверью на лестничную площадку, а другой в холл, меня ждали парень, лет двадцати пяти, картинно облокотившийся на пианино и девушка лет двадцати. Пионервожатая осталась за дверью, а я вошел и поздоровался.
— Ну здравствуй Бобров. — каким-то нестерпимо мерзким покровительственным тоном обратился ко мне парень. — Проходи. Ну-ка расскажи нам, что за такой ансамбль ты тут организовал, и откуда берёшь песни.
Его спутница, выпуклыми белёсыми глазами, разглядывала меня со вниманием энтомолога, собирающегося препарировать особо мерзкого таракана.
Типчик и его спутница мне совершенно не понравились, ничего хорошего я от них не жду, так что, какой смысл сохранять хорошие отношения?
— А вы, собственно, чьих будете, любезные? — брезгливо оттопырив губу, спросил я в ответ.
Парень собрался уже взорваться, но девица бросила на него короткий взгляд, и он потух.
— Мы приехали из Кустанайского обкома комсомола. Я инструктор Кривенченко Галина, а мой спутник, инструктор Стецюк Павел.
— Очень приятно. — соврал я — Меня зовут Бобров Юрий. По какому делу вы меня сорвали с урока?
— Мы хотели бы узнать, как тебе удалось организовать в вашей школе ВИА, да такой, что его прочат на республиканский фестиваль?
— О республиканском уровне не слышал. Мы выступили на районном смотре, и даже ещё не были на областном. Впрочем, уровень нашего ВИА довольно высок, это верно.
— Так как тебе удалось создать его?
— Очень просто: собрались ребята со своими инструментами, директор выделил нам репетиционную базу, потом добавились ещё участники, вот и всё.
— А песни, откуда берёте?
— Сочиняем сами.
— А ты знаешь, что песни без визы художественной комиссии исполнять нельзя?
— В курсе. В школе песни утверждает администрация. Перед районным конкурсом нас прослушали представители из районного ДК, музыкальной школы и райкома партии. Нареканий ни тексты, ни музыка не вызвали.
— Хорошо. На вас, как мне говорили, были дорогие сценические костюмы. Откуда они?
— Сшили сами.
— А что за новый музыкальный инструмент тут появился? Нет ли здесь тлетворного влияния?
— Музыкальные инструменты сами по себе абсолютно аполитичны. Скажем, на трубе можно сыграть и «Интернационал» и «Боже царя храни». От этого инструмент не станет ни хуже, ни лучше.
— Ты забываешься! Перед тобой взрослые люди! — встревает парень.
— В таком случае, не давите на подростка. У меня хрупкая психика.
— Не паясничай.
— Что касается нового инструмента, то он ещё не
