Борис Чурин - Ангел Господень
— По-твоему выходит, что я должен обниматься и брататься с гнусными многобожниками?! — голос Пророка дрожал от возбуждения, — с теми многобожниками, которые вылили мне на спину верблюжьи потроха, когда я молился?! С теми многобожниками, которые плевали мне в лицо?! С теми многобожниками, которые несколько раз покушались на мою жизнь, и только чудо спасло меня?!
— Этим чудом был я, — усмехнулся Джабраил, — что же касается твоего вопроса, отвечу: да, с многобожниками, как и с христианами, и иудеями, ты должен не сражаться, а искать мира. Не убивать и грабить их караваны, а совместно торговать, возделывать землю и строить города. Пока же ты призываешь к противному. В своих хутбах[7] ты заявляешь, что погибшие на войне против неверных станут шехидами и попадут в рай.
Знаешь ли ты, к чему это приведет? Молодые, лишенные жизненного опыта, люди, для того, чтобы оказаться в раю, где, как они полагают, их ждут полногрудые красотки, станут убивать ни в чем не повинных людей. И детей, и стариков, и женщин. Все это противно желанию Аллаха и он требует от тебя изменить свои взгляды и поведение.
При последних словах Ангела, Мухаммед вскочил на ноги. Глаза его сверкали бешенным огнем.
— Я не верю тебе! Не верю! — закричал он, брызгая слюной, — Аллах не мог отдать мне такого распоряжения! Это ты, — он ткнул пальцем в сторону Джабраила, — ты, а не Аллах не хочешь моей победы над неверными! Тебе не нравится моя религия, и ты не желаешь, чтобы она распространилась по всему Свету! Уходи! Я не буду слушать тебя!
Джабраил покачал головой и медленно поднялся на ноги. Взгляд его скрывался под опущенными веками.
— Жаль! — вздохнул он, — жаль, что ты оказался не тем, кого Аллах хотел бы видеть на твоем месте.
Ангел Господень поднял веки и посмотрел на Мухаммеда взглядом, в котором одновременно читались печаль, разочарование и жалость.
— Ты будешь жестоко наказан за свое ослушание, Мухаммед, — тихо проговорил Джабраил.
Он взмахнул рукой, и его фигура стала тускнеть, растворяться в воздухе и через несколько мгновений исчезла вовсе как облако пара над кипящей водой.
Областной центр России, 17 июня 1973 года
В течение всего следующего дня Лунев, что называется, не мог найти себе места. Он носился по этажам гостиницы, поспорил с ремонтниками, помог электрику заменить лампочки на люстре в вестибюле, в бухгалтерии угостился чаем с тортом домашней выпечки, дежурному администратору рассказал пару свежих анекдотов, заскочил к директору ресторана и тот усадил его обедать. В своем кабинете Сергей Михайлович появлялся наскоками и задерживался там не более пяти минут. Поэтому неудивительно, что, когда секретарша нашла его в подвальном помещении гостиницы в обществе сантехника, пот струился с ее лица.
— Сергей Михайлович! Сергей Михайлович! — задыхаясь, выпалила она, — срочно бегите в кабинет. Вам первый секретарь обкома звонит.
Прыгая через три ступеньки, Лунев взбежал на второй этаж, залетел в кабинет и схватил телефонную трубку.
— Алло!
— Сергей Михайлович? — голос обкомовской секретарши был поставлен не хуже, чем у ведущей новостей Центрального телевидения.
— Да.
— Анатолий Дмитриевич сейчас занят. Подождите у телефона несколько минут.
Ждать пришлось около получаса.
— Сергей, привет! — услышал, наконец, Лунев голос бывшего однополчанина, — что новенького?
— Ничего, — растерянно пробормотал Сергей Михайлович.
— Как здоровье?
— Скрипим потихоньку, — попытался шутить Лунев.
— На работе все в порядке?
— Все нормально. У меня кое-какие идеи появились по поводу гостиничного хозяйства, — вспомнил Сергей Михайлович, — хотелось бы с тобой посоветоваться.
— Посоветуйся. Непременно посоветуйся. Но позже. Я завтра на неделю в Москву уезжаю. На пленум ЦК. Решил перед отъездом узнать, как у тебя дела идут, не мешает ли кто работать.
— А кто мне может мешать? — насторожился Лунев.
— Ну, мало ли кто… — буркнул первый секретарь, — значит, говоришь, у тебя все нормально. Тогда, бывай. Как вернусь, позвоню.
С работы Сергей Михайлович вновь возвращался на автобусе. Лишь только открыл дверь квартиры, как в нос ему ударил аромат жареного мяса. Лунев скинул туфли и прошел на кухню. Оля стояла у плиты в домашнем ситцевом халатике и, с вилкой в руках, колдовала над сковородой.
— Ах! — испугалась она, увидев Лунева.
— Что у тебя здесь? — Сергей Михайлович взглядом указал на сковороду.
— Котлеты, — улыбнулась девушка.
Она повернулась к Луневу боком и между полами короткого халата показалась белая, точеная ножка.
— А здесь у тебя что? — Сергей Михайлович шагнул к девушке и запустил руку ей под халат.
— То же, что было вчера, — игриво повела плечами Оля.
— Вчера я не до конца распробовал твое блюдо, — тяжело дыша, Лунев принялся расстегивать пуговицы на халате.
Через полчаса Лунев и Оля сидели за кухонным столом, в голодной спешке уминая котлеты.
— Вкусно? — поинтересовалась девушка.
— Очень, — промычал Лунев, продолжая пережевывать пищу.
— Завтра я борщ сварю. Ты любишь борщ?
— Люблю, — Сергей Михайлович дожевал котлету и со вздохом удовлетворения откинулся на спинку стула.
С минуту он наблюдал, как Оля подчищает свою тарелку.
— Я не вижу твоих вещей. Ты без вещей пришла?
— А сумка в спальне? Ты разве ее не видел?
— Все твои вещи поместились в одной сумке?! — удивился Сергей Михайлович.
Ольга кивнула головой.
— Завтра же пойдем в универмаг и купим тебе одежду, — хлопнул ладонью по столу Лунев.
— И как, по-твоему, я буду выглядеть в той одежде?
Сергей Михайлович вытаращил на девушку удивленные глаза.
— В нашем универмаге ни одной модной вещи невозможно найти. В такой одежде в огороде копаться и то стыдно.
— Но я же покупаю себе там одежду! — продолжал таращиться Лунев.
— И зря! — фыркнула Ольга.
— Как, «зря»?! Где же тогда ее покупать?
— На барахолке, конечно!
— На барахолке? — переспросил на всякий случай Сергей Михайлович, — но там же все дорого!
В ответ девушка лишь пожала плечами.
— Ну, хорошо, — подумав с полминуты, согласился Лунев, — купим тебе одежду на барахолке. Кстати, — вскинул он голову, — что ты сказала соседкам по комнате, когда собирала вещи?
— Сказала все как есть: ухожу жить к любимому мужчине.
— А они?
— Они, естественно, стали о тебе расспрашивать. А мне и рассказать нечего. Я ведь о тебе почти ничего не знаю, — Оля дотронулась до руки Лунева, — расскажи мне о себе.
— Чего же рассказывать? — смутился Сергей Михайлович.
— Что-нибудь. Ты же столько пережил! Через всю войну прошел! Рану я у тебя на груди видела. Вот и расскажи, как тебя ранило.
Лунев посмотрел на Олю усталым, старческим взглядом.
— Не люблю я фронтовые годы вспоминать. Тяжело это. Больно, — он вздохнул и махнул рукой, — ну уж коли ты просишь, ладно, расскажу.
Это в сентябре сорок третьего случилось, на Украине. Я тогда в разведке служил. Как-то вечером вызывает к себе ротный меня, Сашку Рыженко и Семена… — Лунев почесал затылок, — надо же! Фамилию забыл. Ну, неважно. Вызывает, стало быть, нас троих и дает задание. Нужно ночью по болоту перейти линию фронта и лесом дойти до деревни Галушки. Там, по данным авиационной разведки, немцы аэродром разместили. Однако у командования есть сомнения: действительно ли это аэродром или обман, фикция, для прикрытия настоящего объекта. Чтобы ответить на этот вопрос, нас троих и посылали за линию фронта. Меня старшим назначили.
Вышли мы из расположения части темной ночью. Дождь накрапывал. С одной стороны, хорошо: от немцев легче скрыться. А с другой, плохо: проход через болото отыскать сложно. Я это болото хорошо знал. Не раз через него проходил. Но днем, а вот ночью впервые довелось. Иду первым. Можно сказать, на ощупь. Легой дно проверяю. За мной Сашка Рыженко следует, а последним Семен шел. Идем мы, идем… Вдруг слышу: вскрикнул у меня кто-то за спиной. Коротко так, будто охнул. Обернулся, вглядываюсь в темноту — вроде кто-то маячит. Окликнул тихонько (шуметь-то нельзя) — Сашка отозвался. Я к нему подошел, спрашиваю: в чем дело? А он отвечает: Семен пропал. Пошли мы назад, Семена искать. Ходили, бродили, но так и не нашли. Видимо, оступился в темноте Семен. Утонул в болоте.
Двинулись мы дальше вдвоем. Миновали болото, пошли лесом. Всю ночь шли. К утру вышли к Галушкам. Тут отдохнули часок и стали подбираться к аэродрому. Добрались до места, откуда аэродром был виден как на ладони. Начали наблюдать, и вскоре ясно нам стало, что никакой это не аэродром. Вместо самолетов, муляжи фанерные под сеткой стоят. Настоящие самолеты садились там пару раз. Но, скорее, для отвода глаз. Постоят с четверть часа и улетают.
