Александр Абердин - Академия демиургов

— Нет, друзья мои, я ухожу вслед за Митяем.

Таня превратилась в золотое облако и исчезла, а ведлы народа Говорящих Камней мигом смекнули, что теперь им указан путь, по которому они должны следовать и путь этот им указал даже не их Учитель, а его жена, верная подруга, соратница и спутница жизни. Вообще-то они не столько окончательно поверили в существование демиургов, в этом никто даже и не сомневался, а просто врубились, что танцор на лезвии ножа, достигший высшего совершенства в этом сложном деле, может и не ждать никаких вызовов, а сам отправиться к демиургам в гости и те уже ничего не смогут с этим поделать. Ну, а путь Митяя между тем оказался совсем коротким. Он не видел никакого тоннеля и света где-то над головой, как и не увидел большой, круглый зал Хрустальной Башни Знаний, вдоль окон которых стояло множество напольных кашпо с растущими в них лимоновыми деревцами. Он просто в считанные доли секунды перенёсся в среднего размера беломраморный холл с пилястрами и арками на стенах без окон, над которым возвышался хрустальный купол и встал с пустым бокалом в правой руке напротив белой двери с золотой ручкой. Переложив бокал в левую, он шагнул вперёд и постучал костяшками пальцев по двери, из-за которой тотчас донёсся до него удивительно знакомый голос, которого Митяй давно не слышал:

— Входи, Дмитрий, не заперто.

Митяй взялся за тёплую, золотую ручку, потянул её на себя и вошел самый обычный, красиво обставленный красивой старинной мебелью кабинет с большим двухтумбовым столом, за которым сидел и улыбался профессор Сычёв, одетый в светло-кремовый костюм. Высокого, даже выше Митяя, красивый мужчина лет сорока, с золотисто-русыми светлыми волосами и пронзительными, васильковыми глазами, быстро встал, вышел из-за стола и направился к Митяю, весело улыбаясь и приговаривая:

— Входи, лейтенант, я давно уже жду тебя. Давай присядем вон там, в уголке возле камина. Я очень рад тебя снова увидеть и потому с удовольствием выпью с тобой бокал вина за нашу встречу. Увы, но когда-то я не мог проститься с тобой так, как это полагается у людей, то есть по-человечески, хотя уже тогда испытывал по отношению к тебе самые добрые чувства.

Митяй, которого порадовало такое дружеское к нему отношение, вошел в кабинет и пожал руку демиургу, похожему на профессора Сычёва. Наверняка и его внешний вид и настоящее имя были другими. А вот рукопожатие было по-мужски крепким и он поприветствовал его, как и прежде:

— Здравствуйте, Валерий Леонтьевич, я тоже очень рад встрече с вами. Знаете ли, именно вас я и считал своим крестным отцом во всей своей удивительной эпопее, но вас, наверное, зовут иначе. Под этим именем в всего лишь находились на моей планете в поисках подходящего рекрута. Я рад, что стал им.

Они сели в удобные кресла, стоящие чуть наискосок рядом с камином, в нём вспыхнуло нежаркое, ласковое и игривое, словно котёнок, пламя, а между ними появился изящный, резной столик из цельного куска малахита, со стоящими на нём вазочками с фруктами и сладостями. Демиург взял из руки Митяя бокал, поставил его на столик и тот моментально засверкал, чисто вымытый искусным ведловством. Рядом с бокалом немедленно появился второй, точно такой же, и оба быстро наполнились красным, ароматным вином. Оно вливалось в бокалы прямо из воздуха, но Митяя это нисколько не удивило. Ясное дело, демиурги ведлы самого высокого уровня и потому умеют делать и не такие вещи. Протягивая ему бокал, демиург кивнул и ответил:

— Ты прав, Дмитрий, — и тут же спросил — или мне будет всё же лучше называть Митяем, как все остальные твои друзья? Митяй взял бокал, улыбнулся и ответил:

— Лучше Митяем. Так меня называли друзья детства, однокурсники, а потом и все остальные мои друзья. Демиург широко улыбнулся и немедленно согласился:

— Хорошо, Митяй. Моё полное имя Валеирден-Алдагот через чёрточку, к которому прибавляется ещё и родовое имя Селестарн, но друзья называют меня, почти как тебя — Валеем. Не нужно путать с валяем. За встречу, Митяй, за нашу встречу спустя триста лет восемь месяцев и семнадцать дней. Пьём до дна! — Валей потянулся бокалом к Митяю, они чокнулись и выпили по бокалу прекрасного, ароматного сухого вина с ярким мускатным вкусом и неповторимым запахом, после чего демиург, взяв маленькую, розовую тартинку, отправил её в рот и продолжил — Митяй, я уверен, что у тебя уже есть своя собственная версия всего произошедшего, но она всё же по большей части неверна. Всё обстоит на самом деле гораздо сложнее. Поэтому будет лучше, если я сразу же введу тебя в курс дела. Итак, мой друг, на свети есть две тесно взаимосвязанные вещи — бесконечная Вселенная, которая хотя и велика, в нашем, конкретном случае, вовсе не бесконечна, а также демиурги, творящие и расширяющие её постоянно, каждую секунду. Таких локальных Вселенных, как наша, несметное множество и демиурги из разных Вселенных общаются между собой. Однако, в Мегавселенной существуют не одни только Вселенные. Она более всего похожа по своей структуре на огромную, круглую виноградную лозу, раскинувшую свои ветви во все стороны от единого корня. Наша Вселенная на этой огромной лозе всего лишь одна из очень крупных виноградин.

Митяй, слопавший несколько тартинок, одна вкусней другой, подряд и закусив их крупной виноградиной, не выдержал и тут же вставил своё замечание, довольно ехидное:

— Полагаю, что на ветвях этой лозы растут не одни только виноградные грозди и листья их укрывающие, но ещё имеются и всяческие вредители, но меня куда больше интересует тот виноградарь, который ухаживает за этой лозой и те господа, которые выпьют однажды вино, изготовленное из нас. Валей коротко хохотнул, покрутил головой и сказал:

— На этот счёт ты можешь быть полностью спокоен, Митяй. Данный вопрос изучен достаточно полно и я могу сказать тебе, чем закончится созревание той грозди винограда, к которой относится наша Вселенная. Рано или поздно все виноградины в ней достигнут своей предельной величины и ни одна из них не погибнет, хотя ты и прав относительно вредителей. Такие действительно есть. Когда же наша гроздь обретёт свою окончательную форму и созреет, она станет излучать свет на другие грозди, Митяй, и благодаря ему лоза Мегавселенной сделается ещё крепче и здоровее. Именно этого света больше всего боятся вредители, ведь он для них губителен. Сразу же поспешу сказать, хотя начиная с момента своего зарождения Вселенная сразу же начинает излучать мягкий, зеленоватый свет, в нашей грозди ещё ни одна Вселенная не начала светиться хотя бы в четверть своей силы. Она ещё слишком молода для этого. Однако, вместе со светом из нашей грозди во все стороны полетят ещё и крохотные золотые искорки. Даже по отношению к одной отдельно взятой Вселенной, они бесконечно малы, но зато обладают колоссальной энергией, упорством и настойчивостью, а вместе с ними ещё и огромной силой и скоростью. Именно они безжалостно разят чёрную тлю окружающей нашу Вселенную великого мрака и хаоса, но даже не это главное, Митяй. Эти крошечные золотые искры есть ничто иное, как группы самых обыкновенных демиургов, отправляющиеся за пределы Вселенных в своих крохотных сферах творения и покидают они их только с одной единственной целью, пролетев огромные расстояния в кроне родной лозы, где между собой чередуются животворящие свет и тень, выбраться наружу, во мрак и хаос и быть мгновенно унесёнными в его чёрные глубины. Ну, а там эти золотые крупинки, наделённые не только титанической ведловской силой, но и всей мудростью Матери Планеты, а также мудростью Великой Лозы Мироздания, обязательно найдут то, ради чего существует мрак — его твёрдые зерна, гигантские чёрные кристаллы первичного углерода, похожие на чёрные алмазы и тогда золотая крупинка вопьётся в твердь этого чудовищно плотного минерала и произойдёт мощнейший трансформирующий взрыв. После этого твердь превратится в питательный грунт и на ней появится на свет новый росток жизни и света, Митяй. В этом и заключается смысл жизни демиурга. Митяй понимающе кивнул и спросил:

— Валей, похоже, что далеко не все демиурги одинаковы? Тот улыбнулся и ответил:

— Да, ты прав. Митяй, жизнь демиурга бесконечно длинна, но прожитая вечность кажется ему лишь мигом. Знаешь, я ведь уже и не помню, сколько мне лет. С тех пор, как я стал демиургом, временные промежутки перестали иметь для меня значение. Понимаешь, рано или поздно начинаешь измерять время не годами и столетиями, а эпохальными событиями. Ты в моей жизни, одно из таких событий, Митяй. Как и ты, я тоже когда-то прошел путь юного ведла-прогрессора и с минимальной помощью пославших меня в далёкое прошлое своей планеты демиургов, стал там отцом народа Говорящих Камней. После этого я несколько сотен лет работал координатором в своей галактике, потом вместе со своей командой отпахал положенные десять тысяч лет на фронтире, извини, но мне очень понравилось это слова из лексикона европейцев, двигавшихся в фургонах по прериям Северной Америки на запад. После этого нас перебросили вглубь Вселенной, в её зону стабилизации и с тех пор мы только тем и занимаемся, что поднимаем одну за другой молодые галактики, двигаясь по направлению к внешней сфере. В центре то давно уже всё обустроено и туда мы отправляемся лишь время от времени, чтобы немного отдохнуть, набраться сил, пообщаться с друзьями и снова отправиться во Вторую волну. Первая волна, как ты понимаешь, это фронтир, но пройдёт всего каких-то сто пятьдесят миллионов лет и там уже нечего будет делать. Для меня это уже семьдесят девятая галактика, Митяй, которую моя группа приводит в приличный вид и придаёт ей законченную форму.