Олег Мазурин - Убить отступника
– Сказывают, он со своими людьми скрывается в тайге, – подержал разговор Аристарх. – Там чуть ли не целый острог воздвигнут. И разбойников тьма-тьмущая. Но где это место находится, никто не знает. Пробовали некоторые смельчаки искать бандитское логово, да только все напрасно – сгинули без вести в лесной глухомани.
– Острог? Весьма любопытно, – Голевский сделал вид, что в первый раз слышит об этом.
Казаки пригласили капитана в гости, и тот пообещал заглянуть к ним в станицу.
– Лучше, ежели бы ваше высокоблагородие приехали седьмого декабря, – сказал Фрол. – В день Святого Николая Чудотворца, на наш общевойсковой казачий праздник. Будут состязания, веселье, послушаете наши казачьи песни.
– Обязательно, Фрол, приеду, не сомневайтесь, – заверил Голевский.
– Добро.
Казаки уехали. Мухин предложил продолжить застолье, на что капитан согласился.
– А понравилась ли тебе Анна? – спросил у друга Мухин. – Трудно в нее не влюбиться.
Голевский улыбнулся.
– Пожалуй, ты прав. Хороша девица, ничего не скажешь. Красавица. А что, она замужем или как? Нареченный есть?
– Вдова она. Был у нее когда-то муж, казак молодой, удалой, да погиб трагически. В Енисее утонул. Всего-то полгода замужней побыла. А на данный момент одинока. Многие сватаются к ней, да всех она спроваживает. Крутой нрав у нее, как у необъезженной кобылицы. Как что-нибудь не по ней, так сразу брыкается. Очень горда, знает себе цену, поэтому нелегко ей найти достойного мужа. Ей бы генерала или бы, на худой конец майора, только генералы и майоры ищут девиц своего круга, побогаче да познатнее.
– Оно верно.
На этом разговор о казачке Анне закрыли. Продолжили застолье и стали вспоминать военное время. Легли спать далеко за полночь.
* * *Игнат шумно втянул ноздри…
Ах, какой запах, у-у… Вкуснотища!
В руках у старика лукошко со свежевыпеченными пирожками. Сейчас он угостит своего хозяина. Вот он, барин, сидит на стуле, читает какой-то журнал и еще не ведает о лакомом гостинце. Но сейчас он узнает, что принесли и от кого. От такого аромата и вправду не устоять!
Как вкусно! У-у!..
– Барин, вам пирожки! – радостно воскликнул Игнат.
Голевский оторвал взгляд от журнала и заинтересованно спросил:
– Пирожки? От кого же, голубчик?
– Какой-то мальчишка передал. Сказал, что от Анны – казачки со станицы. Вы ее знаете.
– От Анны? – удивился Александр Дмитриевич.
«Вот так сюрприз!»
– От Анны, барин, от Анны.
– Как вкусно пахнут, это ж надо!
Капитан внутренне улыбнулся.
«Казачка Анна? Эта чернобровая красавица? Неужто роман начинается? Весьма занятно. Гвардейский офицер и казачка. Интересный сюжетец для сибирской глубинки. Да, но за этой казачкой грех не приударить. Точно спелая ягодка. Словно распустившийся весенний цветок. Наполненная силой земли и света. Красавица-женщина! Так и тянется навстречу любовным приключениям. Может, и я соизволю пойти ей навстречу. Как знать».
– А ну-ка, любезный, сделай одолжение, неси-ка их сюда, – поторопил слугу Голевский. – Записки там никакой не прилагается, а?
– Нету, барин. Никак нет-с.
«Обворожительная ундина ничего не написала? Понятно. Наверняка грамоте не обучена, что неудивительно для сих глухих краев».
– Угостись-ка сам, голубчик, пирогами.
– Благодарствую, барин. Отведаю сию стряпню… Хоть один пирожок да съем…
– Да хоть десять.
Игнат запустил руку под платок, пошарил в корзинке и вдруг как заорет:
– А, етить ее в дышло! Кто-то укусил меня, барин! Жжет! А-а-а!..
– Да что ты придуриваешься, голубчик! Прекрати немедленно!
Голевский грозно взглянул на слугу: мол, что это он вытворяет. Но Игнат был вполне серьезен и напуган.
– Да я и не шуткую, барин, истинный крест, какая-то тварь хватила. Словно иглой пронзило. Жжет, ай, больно!
Игнат резко отбросил от себя корзину и отскочил в сторону. Лукошко упало, пирожки раскатились по половицам веером, а из корзины выпрыгнул рыжий мохнатый комочек.
О, Матерь Божья, он шевелится!
Это же гигантский тарантул! Вот это да!
– Что за дьявольщина! – вскочил с места оторопевший от неожиданности Голевский.
Вот так сюрприз!
Увидев страшное восьмиглазое чудовище, слуга дико заорал и стал кататься по полу.
– А-а-а! Чудище! Дьявол! А-а-а!..
Паук встал на задние лапы, а передние поднял вверх. Готовится к броску?! Капитан застыл на месте. Словно окаменел. Ужас!
– Барин, берегитесь! – вывел из оцепенения Голевского голос слуги. – Укусит! А-а-а, умираю!
Голевский отступил к печке. Нащупал кочергу, крепко сжал в руке. Паук стоял в угрожающей позе.
Голевский сделал шаг вперед…
– Ну, тварь, держись! Пришел твой конец! У-у!
Судорожный короткий взмах!.. Удар!
Звяк!
Пол загудел! Мимо! Снова короткий замах…
Чвак!..
Есть! Попал!
Голевский принялся наносить быстрые и яростные удары, стараясь попасть по мерзкому чудовищу. Бил, бил, пока не размазал коричневый комок по полу. А Игнат все причитал:
– Умираю, барин! Умираю!..
Голевский отбросил кочергу и кинулся на помощь слуге. А у того – рвота, судороги, лицо посинело. Глаза как плошки. Страшно: умирать-то не хочется! Схватил за руку хозяина, что-то жалобно лепечет про небеса, Бога и последний приют. Голевский чуть не обезумел от горя: Игнат умирал. Теплые кончики пальцев старика холодели.
– Игнат, голубчик, прошу, не умирай! Не умирай! – закричал Голевский. – Есть лекарь?! Найдите лекаря! Лекаря!!!
Хозяйский пацан понесся за местной знахаркой. Та прибежала скоро, дала что-то выпить Игнату, и тот тут же впал в забытье. Озноб прекратился.
– Еще немного, и его уже ничто бы не спасло. Долго будет лечиться, как бы инвалидом не остался, – сказала бабка.
Капитан вытащил пару рублей из кармана и протянул знахарке.
– Вот тебе деньги. Поухаживай за ним. Вылечи его, голуба.
Бабка благодарно кивнула и взяла рубли.
– Не извольте беспокоиться, барин, выхожу. Имеется у меня одна травка сокровенная, токмо она чересчур сильнодействующая. Ее надобно помаленьку хворому давать. Главное – не перебрать с порциями, чуть переберешь – ядом сразу становится. Сгинуть можно от оной травушки. Вот какая она сильная, силушка земная таежная в ней заключена. Будто живая вода. Звери выживают опосля гибельных ран, ежели покушают сию травку. А люди тем более. Но кто не знает секрета ее приготовления – смерть мгновенная.
– Хорошо, хорошо, давай ее Игнату.
Голевский машинально натянул на себя тулуп, как во сне вышел во двор. Мороз привел в чувство капитана. Закусал уши, нос, пальцы…
Голевский кипел от негодования:
«Сия подлость учинена Журавлевым! Это его паук! Значит, его рук дело. Мерзавец, я его уничтожу!»
Расстояние от своего дома до дома Журавлева капитан преодолел с невероятной быстротой. В бешенстве Голевский влетел к не подозревающему ничего Журавлеву и, схватив того за грудки, стал трясти как грушу.
– Ты это сделал! Ты! Убью, мерзавец!
Журавлев опешил, испуг промелькнул на его лице. Вид капитана был поистине ужасен: грозно сдвинутые брови, сверкающие ненавистью зрачки, зло стиснутые зубы, до хруста сжатые кулаки. Монстр, да и только! Полковник попытался вырваться, закричал:
– Что с тобой, Голевский?! Опомнись!.. Что ты делаешь?!..
Александр вместо ответа отвесил Журавлеву смачную оплеуху. Полковник сшиб по дороге табуретку и, перекувырнувшись через нее, с грохотом распластался на полу.
– Это тебе за Игната, мерзавец! – воскликнул капитан. – Завтра будем драться! Вызываю тебя на дуэль! Ах, каков же ты подлец! Каков подлец!
Глаза Журавлева еще больше округлились.
– Да ты что ополоумел, Голевский! Что с тобой?!
– Ты отравил моего слугу, а видимо, метил меня отравить?! Признавайся, мерзавец! Ах ты, белоярский Борджиа! Я тебе покажу, где раки зимуют!
– Что за чушь ты несешь, Голевский! Кого я хотел отравить?!
– Я тебе покажу чушь! Ах ты, прикинулся невинной овечкой! Волк ты в шкуре овечки, вот ты кто! Мерзавец! – капитан подскочил к Журавлеву, схватил за грудки, рывком поднял его на ноги и снова принялся трясти.
Полковник взмолился о пощаде.
– Да ты меня убьешь, Голевский! Прекрати! Стой же! Объясни, в конце концов, в чем же дело?!
Голевский еще пару раз крепко тряхнул жертву и только затем все рассказал. Как только Журавлев узнал, что Игната укусил паук, то сразу же бросился к банке. Естественно, она была пуста. Натуралист растерянно произнес:
– Верь, Голевский, я не причастен к этому злодеянию. Какой-то мерзавец украл у меня паука. Я точно не убивал слугу, тем более не покушался на твою особу. Клянусь Богом! К чему мне сие? Для чего? Объясни!
– Так я тебе поверил! А, чай, не ты убил Боташева?
– Да ты в своем уме, Голевский! Совсем, что ли, ополоумел?! Такие обвинения выдвигаешь! Знаешь, за эти слова я потребую тебя к ответу.
– Разберемся!
Голевский в сердцах хлопнул дверью и ушел.
