Борис Сапожников - Наука побеждать

Разве вы, сограждане, не отзовётесь на её призыв. Не встанете плечом к плечу, как завещано нам героями Марселя.

К оружью, граждане!Равняй военный строй!Вперёд, вперёд, чтоб вражья кровьБыла в земле сырой.

Глава 12, В которой герой пьёт чай в приятном обществе

Я не без интереса прочёл воззвание, приколоченное к доске объявлений на перекрёсте неподалёку от магазина графа Ди. Как не странно, в это утро на парижских улицах не было ни одного фиакра. Я долго стоял у дверей дома графа Черкасова, хозяин которого великодушно выделил мне комнату, видимо, не желая далеко отпускать от себя «подозрительного поручика», однако ни единого экипажа не проехало по мостовой мимо меня. Тогда я, положившись на память, направился к магазину пешком. Улицы города были пусты и тихи, что было странно для одного из самых больших городом Европы. Очень уж напоминало затишье перед бурей. Очень сильной бурей.

Вот и знакомый перекрёсток, где меня едва не оштрафовали за выгул собак без поводков. Добродушного полицейского тоже не было, будка его стояла пустой. Лишь однажды мимо меня прошествовал небольшой отряд — человек десять-двенадцать — национальной гвардии с мушкетами в руках. Словно на войну собрались, а не по родной столице шагают. Наплевав на все приличия, я на ходу зарядил «Гастинн-Ренетт» — всё равно, никого нет, не увидят. Сунув его в кобуру, я сильно пожалел об отсутствии второго пистолета. Ох, кажется мне, скоро пойдут такие дела, что лишний выстрел — pardon за скверный каламбур — лишним не будет.

И словно подтверждая мои мысли, на окраине Парижа грянул взрыв. В затянутое свинцовыми тучами зимнее небо потянулся чёрный столб дыма. Началось! Ветер донёс треск мушкетных выстрелов и крики. Где-то начался бой. Воззвания появились не просто так и затишье на улицах — лишь прелюдия к настоящему шторму.

Неужели имперские амбиции Бонапарта так сильно раздражают парижан? Что-то не вериться. Они вполне довольны своим победоносным правителем, по крайней мере, пока он по-прежнему победоносен. Тут пахнет заговором и отчего-то, мне кажется, что мои испанские знакомцы в серых мундирах замешаны тут.

На самом деле, мне не было до этого дела. Я шёл в магазин, к графу Ди, чтобы потребовать у него объяснений.

Зная о колокольчике, я вошёл в магазин «Граф Ди» без стука. Хозяин восседал на диване в гостиной, как всегда окружённый животными, и пил чай. Увидев меня, Ди поднялся, прошёл к двери и поклонился мне. Я отвесил столь же вежливый поклон в ответ. Снова спасибо мастеру Вэю.

— Приветствую вас, поручик, — сказал мне граф. — Рад видеть вас снова. Решили всё же купить у меня животное?

— Приветствую, — ответил я. — Нет, граф, домашние животные мне ни к чему. Даже столь полезные, как ваши. Вроде аквиллы.

— Вы снова вспомнили эту историю, — вздохнул граф, жестом приглашая меня за столик. — Я уже говорил вам, что мифическими животными не торгую.

— Простите, граф, — покачал головой я, садясь на стул, — но как же ваш баран, то есть, тотэцу. Мифический зверь с лицом человека, клыками тигра и телом овцы. Разве он существует не только в мифах вашей Родины?

Я слышал о подобном животном от мастера Вэя и, увидев его в магазине графа, даже мельком, тут же вспомнил о жутком существе, рассказ о котором так напугал меня в детстве. К счастью, в обширной библиотеке графа Черкасова нашёлся толстый том «Звери сколь реальные, столь и мифические, что обитают на таинственном востоке». В нём-то я и отыскал название этого животного и более подробное описание его внешности и повадок.

— Вы ошибаетесь, поручик, — покачал головой граф, — тотэцу не мифическое животное, а просто весьма редкое. Их практически истребили из-за дикого нрава и жестокости, мало свойственной иным животным. Теперь его почти невозможно встретить.

— А то, что он ещё и человеческим языком разговаривает? — не без ехидства поинтересовался я.

— В ваших сказках, — легко парировал граф, — многие звери говорят по-человечьи. Так что же, все ваши волки, медведи, лисы и зайцы — миф?

— Браво, граф, — не удержался я. — Браво. Быть может, вы скажете, что русалки, единороги, камелопарды, тоже существуют? Просто они очень редки.

— Вы будете сильно удивлены, поручик, — загадочно улыбнулся Ди, — узнав, какие животные обитают вокруг нас. Вот, например, вы назвали геральдического камелопарда, которого все представляют себе помесью верблюда и леопарда. А ведь на самом деле так называли жирафа. Единорог, по-китайски цилинь, что также значит — жираф. Просто люди в прошлом наделяли животных необыкновенными способностями, исходя из их необыкновенного облика. Разве не чудесен жираф? — голос графа вновь изменился, став удивительно детским. — Расцветка, длина шеи, он просто удивителен!

Его восторг прервал новый взрыв. Кажется, неподалёку выстрелили из пушки. Мимо магазина пробежал отряд солдат национальной гвардии. Их мундиры были порваны, на синем и белом сукне — пятна засохшей крови. Большая часть без своих двуугольных шляп с трёхцветными значками.

Девушка-кошка, кажется, та самая, что прыгнула мне на колени вчера, грациозно подошла к окну и принюхалась. Её тонкий носик чуял кровь, что лилась сейчас на парижских улицах.

— Кстати, граф, — сказал я, когда грохот пушечной стрельбы притих, — а как вам удалось пережить семьсот восемьдесят девятый год? В те смутные времена казнили дворян десятками каждый день. А вы, как я слышал, держали магазин с таким провокационным названием вполне открыто.

— Мои звери всегда защищали меня, — ответил граф. — На меня несколько раз пытались напасть, даже магазин дважды поджигали, не хочу об этом вспоминать… — отмахнулся он.

— А отчего вы не перебрались из Парижа? Так любите этот город?

— Хороший город, — согласился Ди, — хотя в восемьдесят девятом, он потерял большую часть своего шарма. Однако в то время покинуть Париж было равносильно приговору для большей части моих зверей. В городе достать для них пропитание куда проще, нежели в охваченной гражданской войной стране, где каждый крестьянин сначала выстрелит из мушкета, а уж после станет разбираться, кто к нему пришёл. К тому же, я не люблю путешествовать, перемена мест — сильно утомляет меня.

— Однако из Пруссии, где вас так привечал король Фридрих, кстати, давний враг моей Отчизны, вы всё же уехали. Хотя он и даровал вам дворянство.

— Берлин опротивел мне, — скривился Ди. — Его вдруг наполнили неприятные люди в сером, вроде тех, от кого вы меня спасли давеча. Они стали развешивать на перекрёстках оскорбительные лозунги, вроде: «Пруссия для пруссаков!» или «Смерть расово неполноценным!». И вы знаете, поручик, у них нашлось немало сторонников. Стали нападать на евреев, особенно богатых, хотя, как я понял, это у вас, в Европе, нечто вроде традиции. — Ди улыбнулся. — Несколько раз и на меня напали, безрезультатно, впрочем. Однако меня это стало утомлять, и я решил покинуть Берлин ради Парижа. Тем более, времена были вполне спокойные, и моим животным в пути голод не грозил.

— Их быть не должно, — заметил вдруг юноша, валявшийся на диване в удивительной позе — кверху ногами, закинутыми на самую спинку, и головой почти у самого пола. — Не должно, — повторил он. — Не место им здесь.

— Кого? — удивился я, позабыв даже уличить графа в несовпадении времени и его возраста.

— Немцев в сером, — пояснил он, теряя всякий интерес к нашей беседе.

— Но вы, граф, — всё же вспомнил я, — не ответили насчёт Фридриха Второго. Вы уж простите, но вы слишком молодо выглядите для человека, который продал молодому прусскому королю некого зверя, за что и получил титул.

— Каюсь, — повесил голову Ди, — солгал вам. Титул графа получил не я, а мой отец, живший тогда в Берлине. Я тогда был ещё совсем мал, но хорошо помню бравого молодого дворянина в гусарском мундире.

— Но утверждают, что это были вы, граф, — настаивал я.

— Поглядите вон туда, — указал рукавом Ди на западную стену дома, где висели портреты. — Как вы думаете, кто изображён на левом верхнем. Групповом, — уточнил он.

Я посмотрел на портрет. На нём были изображены трое в костюмах XVIII века. Молодой человек в мундире прусского кирасира и девушка в платье ампир были мне знакомы, в отличие от стоявшего за ними китайца. Сначала я не узнал его из-за европейского платья и лёгкого плаща-пальто с пелериной, однако это был не кто иной, как граф Ди собственной персоной.

— Это вы, конечно, — сказал я ему напрямик.

— А вот и нет, — рассмеялся он. — Вовсе нет. Это очень хорошо показывает, как вы, европейцы, видите нас, людей с дальнего востока. Мы для вас все на одно лицо. Вот потому меня и перепутали с моим отцом, когда я занял место в магазине после его отъезда на Родину.