Александр Мазин - Римский орел
Однако хозяин тоже был не лыком шит.
— Как можно, доблестный господин Плавт! Отдыхают девочки. Сил набираются. Разве ж я не знаю, какой темперамент у господина кентуриона!
— Ладно, живи, — буркнул Гонорий, подхватил серебряный кратер с вином, выплеснул в глотку. — Пошли, Геннадий! Покажем этим сучонкам, что у нас есть!
Грубость Плавта слегка покоробила Черепанова, но девок нисколько не обидела. Одна уже висела на плече кентуриона, вторая — на шее Геннадия.
Стоя, она оказалась ростом с подполковника, даже чуть повыше. Правда, деревянные подошвы ее сандалий были сантиметров пятнадцать толщиной. Изо рта девки пахло чесноком.
«Отдельный кабинет» в местной гостинице являлся уменьшенной копией триклиния: низкий стол с питьем и закусками, широкие ложа, фонтанчик. Правда, стены и потолок были расписаны фривольными картинками, а на мраморной скамеечке рядком, по росту стояли… фаллоимитаторы.
Плавт, не теряя ни секунды, завалил свою подружку и принялся за дело. Черепанов медлил. Не то чтобы «дама» была ему совсем противна, но…
Желая подбодрить кавалера, девка опрокинулась на спину, задрала ноги. Между ними все было старательно выбрито, а «губы» выкрашены ярко-красным.
Черепанову вспомнился один бар в Гонконге, где китаянка-стриптизерша показывала номер: «курила» сигару. Ее вульва тоже была накрашена губной помадой. Но помимо помады и «курения» китаянка еще и отличалась умением делать тайский массаж. Всего за двадцать долларов. Интересно, а эта — умеет?
Внезапно Черепанов почувствовал, что ему совершенно безразлично, что умеет делать эта. И, осознав сие, подполковник развернулся и вышел в общий зал.
Глава четвертая,
в которой подполковник Черепанов на собственном опыте узнает, что такое «настоящая римская полиция»
На возвращение приятеля кентуриона Плавта мало кто обратил внимание. Геннадий помахал служаночке с золотыми сережками.
— Принеси мне вина, — велел он. — Вот этого, светлого. Разбавлять не нужно и мед добавлять тоже.
Появился хозяин. Несколько встревоженный.
Согнулся, насколько позволяло толстое брюхо.
— Благородный господин не одобряет девушек? — вполголоса осведомился он. — Может, хорошенький кудрявый мальчик…
— Благородный господин не одобряет блядей, — буркнул подполковник.
— Прости, не понял? — Парсий изогнул начерненную бровь.
Еще бы он понял. Сказано было по-русски.
— Я не люблю мальчиков. И не люблю торопиться, — сказал Черепанов. — И люблю выбирать сам.
— Понимаю, — проворковал хозяин. — У меня, конечно, не лупанарий, но выбор есть, о да! Доблестному воину всегда найдется с кем утолить страсть. Мы не будем торопиться.
И величаво удалился.
Зато вернулась девчонка-служанка. С вином. Наполнила кратер, поставила кувшин… Геннадий поймал ее за руку раньше, чем она успела отойти.
— Как тебя зовут? — спросил он мягко.
— Марция. — Она попыталась освободить руку, но Черепанов не позволил. Потянул, заставив опуститься на край ложа.
У нее был круглый решительный подбородок и настоящий римский нос, прямой и гордый. В точности как у статуй в античных залах Эрмитажа. И точно такая же замысловатая прическа. И такое же гладкое белое лицо, ставшее строгим и отчужденным, стоило Геннадию применить силу.
У Черепанова возникло странное ощущение, что он уже видел Марцию. Раньше. Но это было исключено.
«Не увлекайся, — предостерег он сам себя. — Она всего лишь юная служаночка, а ты слишком стар, чтобы снова стать романтиком. Будь проще».
— Я не римлянин, — произнес он, стараясь почетче выговаривать слова. Если Плавт привык к его дикому произношению, то другим жителям империи приходилось делать усилие, чтобы понять латынь подполковника. — И не знаю обычаев.
— Вижу. — Девушка больше не пыталась освободить руку, но взгляд ее предостерегал. — Но ты не там ищешь, господин.
Она все больше нравилась Геннадию.
— Qui quaerit, reperit[65], — произнес Черепанов, касаясь ее обнаженного локтя. — Мне кажется, я нашел, Марция. Я тебе не нравлюсь?
— Ты тоже кентурион? — уклонилась от ответа девушка.
— Нет, — ответил он, стараясь не глядеть на ее голые коленки, а только — в глаза. — Но — буду. Я был командиром… риксом у себя на родине.
— Это видно. — Она освободила руку (Черепанов разжал пальцы), но осталась сидеть. Так близко, что Геннадий ощущал тепло ее тела. И запах роз. Духи?
— Марция! — позвали ее, но девушка не откликнулась.
Геннадий смотрел ей прямо в глаза. Только — в глаза.
— Ты красива, — сказал он негромко. — Ты — самая красивая из всех латинянок, каких я видел.
Он не стал говорить, что видел он не так уж много ее землячек.
— Красивее тех, с кем забавляется твой друг? Их груди полнее моих, разве нет?
Черепанов улыбнулся. Чуть-чуть.
— Ты — лань, — сказал он. — Не корова. Какое мне дело, полна ли твоя грудь, если она — твоя?
Щеки девушки порозовели. Это было заметно даже под слоем белил.
— Марция! — крикнули снова. Один из трех бородачей-собутыльников. — Эй, варвар, не задерживай ее! Не ты один хочешь пить!
Черепанов приподнялся на ложе, отыскал взглядом кричавшего и посмотрел на него. Только посмотрел, но бородач заткнулся.
— Я пойду, — чуточку нервно проговорила девушка. — Отец станет меня ругать.
— Парсий?
— Да. Если ты хочешь женщину, он…
— Я не хочу женщину, — сказал Черепанов. — Я хочу тебя. — Кончиками пальцев он снова нежно притронулся к ее локтю. — Ты придешь?
Ничего не ответив, она быстро поднялась и пошла прочь. К ложу приближался Парсий.
— Что еще тебе угодно, благородный господин?
— Ты знаешь, — негромко произнес подполковник.
— Она — моя дочь, не рабыня, — так же негромко, с достоинством произнес хозяин.
— Я знаю.
— Хочешь выбрать из тех, кто…
— Не хочу, — отрезал Черепанов.
— Твой друг…
— Я не мой друг, — перебил его подполковник. — Однако тоже всегда добиваюсь своего. Но… — Он сделал многозначительную паузу. Парсий задрал бороду, намереваясь спорить… — …Но не силой, — закончил Геннадий. — Ты понимаешь?
— Значит, ты решил остаться в одиночестве? — тоном заботливого хозяина осведомился Парсий.
— Ты прав, — кивнул Черепанов. — Вероятно. Sint ut sunt, aut non sint[66].
Правда, это высказывание принадлежало не римлянину[67]. Но можно было надеяться, что грамматически в нем все правильно. И по смыслу — тоже.
Парсий кивнул и оставил Черепанова в покое. Пить и веселиться. В одиночестве.
Геннадий задремал. Тепло, вино, сытный обед, удобное ложе, почти забытое ощущение безопасности…
Когда он проснулся, уже наступил вечер. Квадрат неба наверху, в потолочном отверстии, потемнел и налился синевой.
Проснулся подполковник не по собственной инициативе. Его разбудили.
У ложа стоял представительный мужчина в белой тоге. Рядом с ним — еще четверо, в кирасах, шлемах и при мечах, но без щитов. Один из этой четверки и разбудил Черепанова. Другой уже завладел его оружием.
— Я — эдил Скаремия, — важно произнес представительный. — Ты — тот, кто называет себя Плавтом?
— А в чем дело? — поинтересовался Черепанов.
— Ты обвинен. По закону об оскорблении величества[68]! Встань и следуй за нами!
За спинами воинов маячил Парсий с похоронным выражением на физиономии.
Геннадий неторопливо поднялся, обулся.
Он размышлял.
Ну да, ничего удивительного: империя и есть империя. На дорогах разбойники, в лесах волки, но политическая полиция как всегда начеку. И высказывания Гонория в адрес августейших особ не остались незамеченными. Черепанов не знал, насколько сурово здесь караются диссиденты и оппозиционеры, но, судя по тому, как быстро отреагировала местная власть, — дело нешуточное. А коли так, то не следует качать права и уж тем более объявлять, что господа полицейские — точнее, господа вигилы — ошиблись адресом. Пусть думают, что он Плавт. Позже он развеет их заблуждение, а Гонорий тем временем сделает ноги. И позаботится о своей безопасности. Раз хозяин не указал эдилу на ошибку, а держит рот на замке, он поставит в известность Плавта о ситуации.
Пока Геннадий завязывал шнурки, один из воинов зачем-то пощупал у Черепанова под подбородком.
— Ха! — сказал он с легким пренебрежением, не обнаружив мозоли от ремешка шлема. — А говорили — легионер!
— Разберемся, — буркнул эдил. — Давай, гражданин, пошевеливайся!
Черепанова вывели во двор. У ворот стояла крытая повозка. При ней — еще двое вигилов.
У колодца Геннадий увидел Марцию. Подмигнул. Девушка ахнула. Шагнула навстречу, открыла рот, собираясь что-то сказать, но отец схватил ее за руку и утянул в сторону.
