Алексей Замковой - Лесной фронт. Задача - выжить

— Вот я как-то в утку с близи дробью пальнул, — я обернулся и увидел Митрофаныча, который, привалившись к дереву, скручивал самокрутку. — Так от нее, ей Богу, чуть одни перья не остались. Не птица стала, а сплошное решето со свинцом.

Митрофаныч прикурил свою самокрутку, посмаковал дым и продолжил.

— А то, шо не убьет фашиста-то, оно и к лучшему. Вот ты представь, — он обвел внимательным взглядом нашу компанию, — шо врага убили. А остальные дальше прут. А вот, ежели только ранили — тут совсем другое дело. Германец — он аккуратный. Своих раненых не бросает. А их кому-то в тыл тащить надобно, одному, а то и двоим. И вот, пока они своих раненых назад тащат — тебе уже отстреливаться надо не от трех-четырех врагов, а от одного. Вот так оно.

Я повернулся к своим бойцам.

— Вот! Слушайте что опытный человек говорит. Раненый не только стрелять по вам не может, но и сковывает еще несколько здоровых врагов.

Митрофаныч вышел на поляну и склонился над изготовленными нами корпусами. Взял один в руки, повертел и положил на место.

— А шо, — вынес решение старик, — Хорошая штуковина. Гвозди там?

Я кивнул.

— Гвозди — это хорошо. — продолжил Митрофаныч и повернулся к моим бойцам. — Вы, ребятки, идите погуляйте. Ужин уже скоро. А я хочу с Лешей поговорить.

Я кивнул и бойцы, переглянувшись, исчезли в лесу. Митрофаныч подошел ко мне и присел на корточки. Не понравилось мне как он на меня смотрел. Слишком как-то внимательно. Даже насторожено. Попытавшись расслабится, я тоже достал сигарету и закурил. Руки чуть дрожали. Чувствовалось, что разговор предстоит не простой. Неужели я все-таки слишком сильно прокололся с картой?

— Был у меня один знакомец, — начал вдруг рассказывать Митрофаныч. — Еще там, на гражданской. Тоже мастак по бомбам был. Чем-то на тебя похож, кстати. У тебя отец в гражданскую-то не воевал?

Это он к чему вообще? Причем здесь гражданская?

— Не знаю. — пожал плечами я. — Может и воевал… Я ж не помню ничего.

— И звали его тоже Алексием. Фамилию вот только не помню уже.

— А вы за кого в гражданскую воевали? — вдруг спросил я.

— Известно за кого. За Россию воевал.

— За Россию все воевали. — не отставал я. — Только кто-то за Советскую Россию, кто-то за Царскую…

— Ну не скажи, — принял мою игру Митрофаныч. — Вот Махно, он за какую Россию воевал? Он свою державу сделать хотел. А петлюровцы за кого? Те за Украину воевали. Там ведь такая каша была, часом и не разберешь кто есть кто, а кто за кого.

С минуту мы сидели и молча курили.

— У Врангеля я воевал. — вдруг признался Митрофаныч. — Взводом командовал

Я опешил. Такое признание не шло ни в какие рамки. И как вообще белогвардеец мог оказаться в действующем партизанском отряде когда вокруг царит бдительность и шпиономания? Терехин, если б узнал — взвыл бы. Кстати, этим можно воспользоваться, что б развеять подозрения.

— А командир знает, — насупил брови я, — что у него в отряде белогвардеец?

— А то! — не обращая внимания на мой грозный вид, кивнул Митрофаныч. — Я ж когда их здесь в лесу нашел, так ему и сказал. Мол, фельдфебель Комов прибыл для несения службы, прошу принять в часть и все такое.

Я хлопал глазами. Сам признался? И его взяли? Почему?

— Сначала не хотел капитан меня к себе брать, — продолжил старый фельдфебель, будто догадавшись о моих мыслях, — Да я его уговорил. Опыта ж у меня поболе будет чем у той молодежи, да и с местами этими знаком. Как барон с Крыма-то утек, так я сюда пришел и уже, почитай почти годков двадцать как живу тут.

— А как же вы, враг советской власти, — продолжал я строить из себя идейного, — решили присоединится к Красной Армии?

— А к кому мне идти было? — натурально удивился Митрофаныч. — К германцу шо ли? Так я их еще в ту войну бил. До гражданской. Я ж присягу давал Царю и Отечеству. Царя нынче нету, а Отечество — оно ж так и осталось. Вот за него и воюю.

Возникла мысль, что весь этот разговор может оказаться какой-то провокацией. Проверкой. Мы еще немного посидели молча и я решил, что разумнее всего будет рассказать об этом разговоре капитану. Кто его знает, у Врангеля служил этот старик или нет — он не так прост как кажется. Если это таки проверка, меня потом могут и обвинить, что не донес о 'враге народа', что, по нынешним временам, может привести и к стенке.

— Я к тебе чего пришел-то, — разрушил молчание Митрофаныч. — Мне Семен Алексеич рассказал о твоем предложении перейти на болото. По карте место там хорошее. А можно ли там стоять — хлопцы из разведки вернутся и скажут. Так вот. Мне надо шоб ты сделал еще бомбу, которую на дорогу от машин ставить.

— Зачем? — не понял я. — Там же болото, машины не пройдут!

— Там то не пройдут, — пояснил Митрофаныч. — А на том берегу, куда переправляться будем, мельница стоит, да перекресток за ней. На мельнице немца нет — ребята проверяли. Шоб прикрыть нас когда через реку переходить будем, я там заставу хочу поставить. А перекресток заминировать надо. Я так думаю.

— Сделаю. — согласился я и, после секундного раздумья, добавил, — Если командир согласится. Взрывчатка ж не моя, а отряда. И мало ее. Сам, без разрешения, такие решения принимать не могу.

— И то верно. — кивнул Митрофаныч. — Только ты, если уж Семен Алексеич даст добро, не тяни. Я ребят туда хочу завтра вечером отправить.

— А ставить мину кто будет? — спросил я. — Я же не смогу пойти. У меня и тут работы полно.

— Дашь мне кого-то из своих ребят. Они ж закопать бомбу смогут?

— Смогут. — я кивну и хитро улыбнулся. — Если командир разрешит.

— Вот и славно. — Митрофаныч затушил окурок. — Только ты не тяни. Спроси Семена Алексеича сегодня вечером.

Старик исчез в лесу, оставив меня в одиночестве обдумывать произошедший разговор. Не просто так пришел Митрофаныч, ой не просто так… Или его специально прислали? А может, все-таки, сам решил что-то для себя выяснить? Какие последствия для меня это будет иметь? Наверно надо быть еще осторожнее и не расслабляться, а то легенда, похоже, начинает сыпаться. Хотя, может зря напраслину на старика возвожу и ему действительно просто мины понадобились, а все разговоры о гражданской войне — просто стариковская болтливость? Так же можно и параноиком стать. С другой стороны, как сказал кто-то умный, если у вас паранойя — это еще не значит, что за вами никто не следит. Поживем — увидим. Решив не терять зря времени, я отправился к капитану.

Капитан сразу же дал согласие выделить Митрофанычу требуемые мины и бойца, который должен их установить. Более того, казалось ему не понравилось то, что я обратился к нему с таким вопросом, но свое недовольство капитан не выразил ничем, кроме выражения лица.

— Товарищ капитан, — я никак не мог решиться спросить его прямо о прошлом Митрофаныча, но затронуть эту тему считал необходимым. — Что вам известно о Комове?

— Что ты имеешь в виду? — удивленно спросил тот.

— Ну… — я замялся, но решил спросить прямо, — Вам известно, что Митрофаныч воевал на стороне белых?

— Найденов, — после некоторой паузы, тщательно подбирая слова, ответил капитан, — Сейчас мне не важно за кого воевал Комов двадцать лет назад. Мне важно за кого он воюет сейчас. И как воюет. Тебе это понятно?

Я кивнул. С точкой зрения капитана я был полностью согласен.

— Тогда иди занимайся своими делами. — и, после того как я сделал несколько шагов, добавил. — И что б больше я таких разговоров не слышал!

Работа над минами закипела с новой силой. Приходилось спешить. Ведь, кроме того, что необходимо было закончить с уже начатыми противопехотными растяжками, мы получили новый заказ. А сроки сильно поджимали. Я разбил свою команду на две части. Мы с Лешкой Мирофанчиком и Винским доделывали растяжки, а Гришин и Селиванов занялись заказом Митрофаныча.

Начав набивать изготовленные корпуса толом, мы столкнулись с новой проблемой — взрывчатка у нас была, в основном, в крупных кусках, которые не пролазили в узкое горлышко гильзы. А если и пролазили, то утрамбовать в корпус необходимое количество тола не представлялось возможным. Поэтому, пришлось тратить время на измельчение взрывчатки до состояния хотя бы крупного песка.

Второй проблемой стала установка взрывателей — надо было придумать, как их ввинтить в чуть более узкое горлышко набитой толом гильзы. Но, в конце концов, провозившись до темноты и часть следующего утра, работа была закончена. Мы подготовили пятнадцать растяжек, которые планировали ставить на болото, два относительно мощных фугаса и еще штук пять противопехотных мин с взрывателями нажимного действия для Митрофаныча.

Новый день начался бурно. Во-первых, вернулся боец, которого несколько дней назад послали вернуть сбежавших к партизанам ребят. Детей он привел с собой обратно. Сам я их появления не видел, но слышал как говорили, будто, придя в село, они застали там лишь курящиеся дымом развалины. Село, вместе со всеми жителями, оказалось уничтожено немцами и боец не смог оставить доверенных ему пацанов одних. Он снова привел их в отряд.