Бен Элтон - Время и снова время
– Только одну ночь?
Стэнтон замялся. Может, остаться? На денек. Они вместе позавтракают на балконе, потом весь день будут гулять по городу, а за ужином выпьют вина и, может быть, даже потанцуют. В конце концов, это имперская Вена. Поздним вечером они вернутся в свой номер и…
Но его ждала миссия, и он обязан хранить секреты. Так много секретов. А эта женщина очень умна, наблюдательна и пытлива.
– Наверное, так будет лучше, – ответил Стэнтон.
– Наверное, – печально кивнула Берни. – Если б у нас была вторая ночь, я бы влюбилась в тебя, но, по-моему, я не очень умею любить.
– Все умеют любить. Только надо найти свою пару.
– Ты очень любил жену?
– Да. Очень.
– Она, конечно, того стоила.
– Ты права.
– Значит, надо найти свою пару?
– Только и всего.
– Но искать не среди венгерских феминисток.
– Скорее всего, нет.
– И не среди загадочных попутчиков в поезде. – Берни так и лежала, опершись на кулаки. На фоне луны она читалась силуэтом, но Стэнтон чувствовал ее взгляд. – Пожалуй, их тоже лучше избегать?
– Я знаю одно: сейчас я никому ничего не могу предложить. И если честно, вряд ли когда смогу.
– Душевный груз?
– Он самый. Исколесивший много дорог.
– А что ты будешь делать? В смысле утром, когда отшвырнешь меня, как испачканную перчатку, и я, вся такая несчастная, крадучись выйду из отеля, скрывая свой позор?
– У меня назначена встреча в Берлине.
– Видали! Встреча в Берлине – ну прямо шпионский роман.
– Ничего особенного. Совсем не так захватывающе, как приковать себя к ограде Букингемского дворца.
– Абсолютно ничего захватывающего. Это растерянность, страх и жуткое неудобство. Ты не представляешь, как народ озлобился. Нас освистывали, в нас плевались, даже женщины. Полиция вела себя ужасно. Словно мы представляли угрозу. Какая угроза от женщины, прикованной к ограде?
– В конце концов вы победите. Настанет день, когда дискриминация по половому признаку будет противозаконной.
– Дискриминация по половому признаку. Великолепно сказано! Будем надеяться, ты пророк. Ведь, как ни крути, женщины держат половину неба… Ладно, давай-ка оставим будущее и сосредоточимся на настоящем. Коль это наша единственная ночь, от нее надо взять что только можно.
После второго захода они опять лежали в темноте, Бернадетт курила. Стэнтон чуть было не соблазнился затяжкой от ее сигареты. Но удержался. Он и так потратил немало сил, дабы не вышло «любви втроем», и не хотел давать Кэсси повод вновь возникнуть у кровати – мол, Тесса опять принесла из школы листовку с изображением сгнившего легкого.
– Я тебе завидую – ты едешь в Берлин, – сказала Берни. – Когда-нибудь я тоже там побываю. Моя заветная мечта – встретиться с Розой Люксембург. Ты о ней слышал? Я сомневаюсь, что англичане вообще о ней знают, но ты поражаешь своей осведомленностью.
– Конечно, я о ней слышал. Адепт марксистской экономики, жуткий раздражитель для правящих кругов Германии. – Стэнтон хотел еще добавить, что она организовала немецкую революцию и плохо кончила – на улице ее насмерть забили молодчики военизированного отряда, – но вовремя вспомнил: это случилось позже. А теперь, может быть, не случится вообще.
– Ты потрясающий! – восхищенно сказала Берни. – Сколько британских военных слышали о Розе Люксембург? Всего один на целом свете, и я лежу с ним в постели.
Она поцеловала его крепко и страстно.
Стэнтон про себя улыбнулся. Он всегда знал, что научная степень по истории когда-нибудь пригодится.
– Она удивительная женщина, – задумчиво проговорила Бернадетт. – Я перед ней преклоняюсь. Очень умная, очень страстная, очень смелая и очень значимая.
Немного погодя Стэнтон уснул.
Впервые за долгое время он слышал стук сердца женщины, лежавшей рядом, и, уплывая в сон, с удивлением осознал, что счастлив. Счастлив этой минутой. Счастлив голым лежать с Бернадетт Бёрдетт.
27
Через час он проснулся. Бернадетт рядом не было.
В сорочке она сидела за столом в той части номера, что служила гостиной.
Там, куда коридорный поставил рюкзаки.
Еще сонному Стэнтону на миг показалось, что это Кэсси. Такое бывало часто: ночью она потихоньку выбиралась из постели, чтобы закончить срочную работу. Проснувшись, Хью видел, как в ночнушке она сидит за столом, подсвеченная ровным сероватым светом компьютера.
Но это была не Кэсси.
Бернадетт.
Подсвеченная ровным сероватым светом компьютерного монитора.
Стэнтон пулей выскочил из постели, но Берни столь же резво обернулась, и он уставился в дуло своего собственного полуавтоматического «глока».
Пистолет хранился в рюкзаке. Вместе с ноутбуком, замаскированным под книгу. В рюкзаке, из которого Хью достал многофункциональный нож, собираясь откупорить бутылку рейнвейна.
– Ты чего творишь-то? – выкрикнул Стэнтон.
– Не поняла? – Казалось, Берни искренне удивлена его непривычно грубым тоном.
– Я говорю, чего ты делаешь? Опусти ствол! Какого черта ты рылась в моих вещах? Слушай, Берни, опусти пистолет.
Но дульный зрачок непоколебимо смотрел ему в лоб.
– Я не могла уснуть, решила почитать, – сказала Берни. – Из твоей открытой сумки выглядывала книга, и мне стало интересно, чем развлекается столь удивительный человек. Я знаю, это нехорошо, но я не совладала со своим любопытством. Открыла книгу и увидела нечто очень странное.
Стэнтон не застегнул рюкзак. Вино и лунный свет его расслабили. И вот теперь женщина, родившаяся в восьмидесятых годах девятнадцатого столетия, ознакомилась с новейшим компьютером двадцать первого века, грезой научных фантастов из тысяча девятьсот восьмидесятых.
– Послушай, Берни, эта штука… она вроде светового короба… – пробормотал Стэнтон. – Для фотографирования… типа переносной фотолаборатории… секретное изобретение… ничего загадочного, просто очень маленькая, компактная…
Он шагнул вперед.
– Не двигайся, Хью! – приказала Берни, целясь ему между глаз.
– Ну что ты, в самом деле! Ты же вроде догадалась, что я шпион. Ну да, да. Я, можно сказать, агент. И у меня есть снаряжение. Секретное…
– Я потрогала твою «фотолабораторию», – перебила Берни. – Я в этом ничего не понимаю, все это очень странно и даже страшно, но самое страшное – картинка, которая вдруг возникла.
Стэнтон похолодел. Он вспомнил, что было на мониторе, когда вчерашним утром он последний раз включал компьютер. Еще одна идиотская оплошность. Почему он не вышел из программы? Почему не закрыл файл?
– Вот что, Берни…
– Это карта, Хью. Карта Сараево. Латинский мост и северный берег Миляцки. Там отмечен маршрут кортежа…
– Берни…
– …позиции боевиков и места двух покушений.
– Я знаю, но…
– Как выглядел промахнувшийся стрелок? Рост шесть футов, усы. Любой подойдет под это описание, даже ты. Так ты сказал в поезде. Вот только стрелял серб. Или нет? Может быть, англичанин, который говорит по-сербски? Или все же серб, который говорит на великолепном английском? Что там еще писали в газетах? Принцип убит пулей неизвестного типа. – Берни качнула пистолетом. – Я девушка сельская. На своем веку я повидала всякое оружие, но такого не встречала. И никогда не слышала о марке «глок». Я даже не понимаю, из чего он сделан. Опять секретное снаряжение? Может быть, сербское секретное снаряжение? Возможно, ты шпион, Хью, но ты еще и боевик. И ты не разрушил мир в Европе лишь потому, что убил не того человека. Своего напарника.
В глазах ее стояли слезы, но рука не дрожала, и смотрела Бернадетт решительно.
– Отдай мне пистолет, Берни, – сказал Стэнтон.
– Черта с два. Ты арестован, Хью. После того что у нас было, это звучит глупо, я понимаю, но я тебя сдам полиции. Извини, ты очень опасный человек. Дернешься – я тебя застрелю. Пусть я незнакома с этой системой, но уж собачку я отыщу.
– Ты же не убьешь голого мужчину. Это… неприлично.
– Еще как убью.
– Вряд ли, когда пистолет на предохранителе.
На миг Берни опустила взгляд, и в ту же секунду Стэнтон выхватил у нее «глок» и зажал ей рот ладонью.
Под рукой он чувствовал ее губы и вспомнил улыбку, очаровавшую его в поезде. Губы, которые час назад он страстно целовал. И они ему отвечали. Жизнь в новом мире определенно набирала ход.
– Ты сильно ошибаешься, поэтому слушай меня очень внимательно, – спокойно сказал Стэнтон. – Не вырывайся! Я вовсе не хочу, чтобы ты пострадала. Мы знакомы всего один день, но ты мне ужасно нравишься. Поэтому не рыпайся и слушай. Я не промазал, Берни. Я убил кого надо. Помнишь, в поезде ты сказала, я не похож на того, кто промахнется? Верно, я не промахиваюсь. В Сараево я приехал, чтобы не совершить, а предотвратить убийство. Что я и сделал. Я убил Гаврило Принципа, не дав ему убить эрцгерцога. Да, я британский офицер, но меня откомандировали на выполнение особой миссии. В высшей степени секретной. Видишь ли, в Британии очень влиятельные люди узнали, что сербы готовят нападение на австрийскую королевскую семью. Послать кадрового агента они не могли. Официально у Британии нет никаких шпионов, она ничего не разведывает. Британский гражданин, действующий в Боснии от имени своего правительства, нанес бы серьезный ущерб австрийскому суверенитету, что все равно породило бы кризис, только иного рода. Поэтому на службе мне дали отпуск, и я прибыл как гражданское лицо. Дабы сорвать планы злоумышленников. – Про себя Стэнтон отметил, что говорит чистую правду и опустил только одну деталь: чтобы выполнить задачу, он преодолел сто одиннадцать лет. – Мои британские начальники хорошо понимали то, что ясно тебе и любому здравомыслящему человеку. Если сербы убьют наследника Австро-Венгерской империи, возникнет реальная угроза европейской войны. Или даже мировой. Но этого не произошло. И лишь потому, что я убил Принципа.
