Испытание морем - Дмитрий Викторович Распопов
— Я буду, непременно, — он стал кланяется и проводил нас до повозки.
— Едем домой Алонсо, а то нас наверняка уже заждался фра Филиппо, — откинулся я на подушки, когда управляющий погрузил меня на сиденье.
Это так и оказалось, только священник не скучал, а весело болтал с синьорой Джиневрой, которую тут же рисовал углём, создавая узнаваемый образ.
— Доброе утро фра Филиппо, синьора Джиневра, — поздоровался я ним обоими.
— Ваш швейцарец сказал, что вы были в церкви, — довольная девушка обратилась ко мне, ей было явно приятно что с неё срисовывают образ.
— Всё верно синьора Джиневра, — улыбнулся я, — и заглянул ещё раз полюбоваться на собор, не могу просто так проехать мимо него, почему-то в мыслях всё время хочется построить нечто такое же грандиозное и красивое.
— Гордость города, — тут же со мной согласился и монах.
— Продолжим фра Филиппо? — поинтересовался я у него.
— Конечно, синьор Иньиго, — он парой штрихов закончил набросок женщины, даже углём выглядящей словно живая. Весёлый взгляд и румянец на шее, он сумел передать, используя только два цвета.
— Я возьму себе на память, как красиво! — Джиневра всплеснула руками увидев свой портрет и стала благодарить художника, который лишь скромно улыбался.
Попрощавшись с нами, она вышла, а фра Филиппо показал мне на наш уголок, заставленный и можно даже сказать заваленный полотнами, наборами красок и прочим.
— Предлагаю попробовать сегодня с угля синьор Иньиго, это довольно просто.
Я тяжело вздохнул, а он лишь рассмеялся.
— Синьор Иньиго, вам нужно просто больше практики, — объяснил мне он, — я вам подготовлю в дорогу набор, чтобы вы всегда могли рисовать, поскольку вам так проще будет путешествовать.
Тут я с ним не мог не согласиться, поскольку обычно однообразная дорога с минимумом событий утомляла меня больше всего, а так и правда, я смогу тренироваться рисовать по ходу движения, даже несмотря на тряску.
— Буду за это только благодарен фра Филиппо, — склонил я голову, — во мне ещё не угасла надежда посетить Флоренцию ещё раз, чтобы удивить вас тем, чему я научился.
— Беру с вас это слово, синьор Иньиго, — улыбнулся мне он, — с вами очень приятно заниматься, скажу даже по секрету, после вас я снова поверил в то, что снова могу кого-то учить.
— Фра Филиппо! — изумился я, — вы идеальный учитель!
Монах горделиво подбоченился и стал рассказывать об особенностях рисования углём.
* * *
Занятия с Филиппо Липпи закончились привычно после обеда и расставшись с ним до завтра, я отправился в свою комнату, чтобы наконец приступить к чтению кодекса, ради которого первоначально и проделал этот путь, обернувшийся неожиданными предложениями и союзами.
Алонсо меня усадил за стол, и я открыл книгу. Первое, что бросилось сразу в глаза два слоя записи: первый, блеклый, сплошное письмо на древнегреческом александрийского стиля и поверх него две колонки, написанные алфавитными строчными буквами древнегреческого арамейского стиля написания. Какой-то идиот затёр старый текст на пергаменте и поверх него написал свой. Просто полистав книгу, я понял, что таких идиота-переписчика было два, сильно разнесённые по времени, поскольку шрифт и внесённые правки в текст отличались друг от друга. Простое прочтение книги, грозило превратиться в трудозатратное занятие, поскольку нейроинтерфейс не смог отделить первичный текст от вторичного, а это значило, мне нужно было всё не просто прочитать, но ещё и отсканировать, чтобы, когда будет время и возможность, разобрать первичный греческий текст, который был практически затёрт более поздними переписчиками.
* * *
1 июля 1457 A . D ., Флоренция, Флорентийская Республика
Две недели пролетели словно один день. Постоянная загруженность уроками рисования, окончанием работ по новому шифру, чтение обширной библиотеки Медичи, да и разговорами с самим Козимо, который теперь вовсю пользовался моими умениями по быстрому анализу, и заставил проштудировать все бухгалтерские книги всех своих банковских филиалов, чтобы сравнить свои выводы с моими. Где-то я не видел подвоха, где-то он, так что мы оба учились друг у друга, вскрывая факты мошенничества или подлогов, чему оба были страшно рады.
На всё это накладывались ужины у банкиров и аристократов Флоренции, а также постоянные примерки портного, который весь в поту и постоянной спешке пытался успеть выполнить мой заказ в срок. Так что время моего отбытия стремительно приближалось, пока одним вечером меня не позвали на ужин, и в зале дворца присутствовало всё семейство Медичи в полном составе, что на моей памяти случалось тут нечасто. Все реально были чем-то заняты, даже жёны банкиров: Контессина де Барди, например, держала на себе всё огромное хозяйство дворца Медичи, Лукреция Торнабуони ди Медичи, курировала публичную библиотеку, открытую в монастыре Сан-Марко, и кучу других благотворительных проектов, спонсировавшихся Медичи, чтобы там было разумная трата средств, и даже Джиневра, и та была занята в помощи по дому и хозяйству. Так что сбор всех в одном месте и правда был делом не частым.
— Синьор Иньиго, мы решили посвятить этот ужин вам, — объявил Козимо Медичи, — за эти недели, что вы гостили у нас, у всех возникло чувство, будто вы наш родственник, поэтому мы решили подарить вам этот ужин и подарок, от всех нас.
Улыбающийся Джованни поднялся и подойдя ко мне протянул длинный предмет, закутанный в ткань. Он же помог мне его раскрыть, и я увидел невероятной красоты и соответственно дороговизне пояс, составленный из серебряных пряжек, на каждой из которых была выгравирована сцена из жизни Космы и Дамиана, святых покровителей дома Медичи. Осмотрев весь пояс, я понял, что подарок со смыслом, поскольку, надевая его, я сразу показывал понимающим людям, чей дом представляю. На некоторых переговорах он определённо будет мне полезен.
— Благодарю за дар, я понимаю его смысл, — низко поклонился я всем, — не уроню честь флорентийских банкиров из дома Медичи.
— Мы в этом не сомневаемся, синьор Иньиго, — улыбнулся мне синьор Козимо, — но, прошу к столу.
В отличие от дня моего приезда, за столом сегодня говорили все, и в целом была непринуждённая обстановка, многое мне сказавшая о том, что меня приняли в этом доме. Конечно, я ни Медичи и никогда им не стану, но самое близкое, куда меня могли допустить, сейчас и происходило за этим столом. Наверняка во Флоренции многие бы отдали
