Солдат и пес-2 - Всеволод Советский
— Да, — согласился полковник, — дело знает. Слушай, Петрович! А про эту самую… Горшенину ты что можешь сказать?
— Про Маринку-то?
— Ну да. Ты же тут каждого знаешь, сам еще тот знаток душ! Каждый житель, поди, у тебя под микроскопом!
Командир наш сознательно плеснул бальзама на самолюбие старого сексота. И попал в точку. Петр Петрович постарался быть невозмутимым, но я-то видел, как расцвело его моральное нутро.
— Гм-м!.. Что сказать? Она такая с норовом. С характером. Считает себя самой умной… Нет! Неудачно сказал. Не то, что самой умной…
Тут Петр Петрович сам состроил такой умняк на физии, что хоть шляпу перед ним снимай.
— М-м… Она как бы считает, что она выше среды, в которой живет. Ну, понятно: папаша такой культурный, она такая вся из себя, и вынуждена жить в этаком захолустье… Ну, язык у нее подвешен хорошо, это верно. Запорошить мозги умеет. В исполкоме ее не любят, но терпят… Вернее, в отделе недолюбливает, а председатель за нее двумя руками…
Он пояснил, что благодаря хорошо подвешенному языку и вообще коммуникабельности Горшенина действительно умеет организовать концерты и культмассовые мероприятия. Собственно, она одна это и делает и приносит в кассу района денег больше, чем весь остальной отдел культуры, даже больше, чем кинопрокатчики, у которых хлопот и затрат намного меньше: знай вози по клубам кинофильмы. Но с этой простой задачей они почему-то справляются с грехом пополам, а вот Марина со своей куда более сложной — куда эффективнее. Умея грамотно добывать информацию, Петр Петрович выяснил даже то, что председатель райисполкома поддерживает Марину не столько из-за ее успешной работы, сколько из-за прежних приятельских отношений с ее покойным отцом. Даже не очень понятно, с чего вдруг такая взаимная приязнь у чиновников сложилась, когда нынешний председатель тогда был рядовым сотрудником… То есть, не совсем рядовым, а начальником сельхозотдела, откуда потом и пошел на повышение. Тем не менее, даже без этого у председателя есть все основания Горшенину хвалить, и ее достижениями колоть глаза культотделу. Так что в отделе идет легкая подковерная грызня пока без особых последствий.
Выслушав Петра Петровича, я вмиг смекнул, как можно эти данные применить к практике. Но Романов был не дурнее меня: он тоже мигом сообразил, что к чему.
— Ага… — протянул он. — Значит, на эту педаль тоже можно поднажать!
Иными словами, если подать Марине сотрудничество с нами, с Комитетом, как моральную поддержку, то от нее можно добиться большего эффекта. В общем, разумно, и я увидел, что и Романову и Богомилову эта мысль понравилась. Лейтенант даже слегка заерзал на стуле, предчувствуя, видимо, какие-то психологические маневры в разговоре с Горшениной…
— Ладно, — произнес полковник подытоживающим тоном. — Суть ясна, засиживаться дальше нечего. Расходимся огородами, — он улыбнулся. — Сергеев, ты давай первым, а потом и мы по одному.
Так закончилось это совещание.
Назавтра и на меня и на весь взвод обрушилась куча всяких дел, главным среди которых стал ремонт вольеров — поздновато, пожалуй, надо было бы этим заняться раньше, а не на рубеже сентября-октября, но уж как вышло, так вышло. Провозились с этим почти весь световой день, и я совершенно не знал ничего о реализации вчерашних наших наметок. Но и не спешил, не нервничал, понимая, что без информации меня не оставят. И вот после ужина я увидел Богомилова.
— Сергеев! — сказал он приказным тоном. — Зайди ко мне минут через десять-пятнадцать.
— Есть!
— Чего это он? — спросил случившийся рядом Рамиль Рахматуллин.
— Да уточнить что-нибудь в документах, — сказал я. — Он там всякую запятую перепроверяет.
— Ты смотри-ка, — сказал Рамиль, — у меня что-то не помню, чтобы перепроверял!
— Ну у тебя, значит, все в порядке. А у меня еще в военкомате что-то напортачили, до сих пор разбираются.
Это объяснение моего коллегу совершенно удовлетворило, а я вскоре отправился в операционно-мобилизационный отдел.
Богомилов встретил меня многозначительной улыбкой:
— Ну, товарищ Сергеев, доложу я вам, этот день был очень продуктивным!..
Я тоже вежливо улыбнулся:
— Догадываюсь. С большим интересом готов послушать.
— Короче, так…
С утра, как договаривались, командир предоставил в распоряжение Богомилова УАЗик с водителем Гладковым, и лейтенант покатил в город. Гладков в дороге не упустил случая поныть на тему увольнения: ну когда, да когда… Так что Богомилову пришлось даже прикрикнуть.
— … Ну достал! Скулит и скулит. Я ему так и вломил: а ну хватит хныкать! Как баба. Как начальство решит, так и поедешь домой. И не хрен гундеть.
— А он чего?
— Обиделся. Но заткнулся. Что уже хорошо.
Несмотря на этот дембельский плач, все складывалось как нельзя лучше. В отделе культуры лейтенант застал Марину, бывшую в хорошем настроении — ей удалось залучить на гастроли какой-то музколлектив из областной филармонии, а это гарантированный успех. То есть чес по сельским клубам с приличными сборами. В деревнях как раз народ в состоянии передышки — урожай собран, зимние заботы еще не начались, аншлаги гарантированы. Горшенина, сколько можно понять, была особенно довольна тем, что в очередной раз утерла нос коллегам. Визит военного представителя пришелся в самую точку. Марина приветствовала его с несколько преувеличенной показной любезностью, и приглашение приехать приняла немедля, даже с некоторым азартом — разумеется, опять же напоказ.
— Ну, мне только того и надо! — смеялся Богомилов. — Тут же отзвонился, сообщил шефу. И поехали.
В дороге мило болтали о пустяках. На КПП даже не пришлось объяснять дежурному по части Бычкову, что к чему… Словом, в кабинет командира чиновница исполкома шагнула, преисполненная собственной значимости.
И была удивлена, увидев там Михаила.
— О, Миша! — воскликнула она приветственно. — И ты здесь⁈
— Как видишь, — суховато молвил тот. — Садись. Поговорим.
Глава 15
На лице Марины выразилось легкое недоумение. Но она послушно села…
— А ты ее вообще видал когда-нибудь? — внезапно спросил меня Богомилов.
Я Марину Горшенину отродясь не встречал, о чем честно и поведал.
— Понятно.
Тут лейтенант как будто призадумался.
— А что? — я вежливо вытянул его из данного состояния.
— Да… — протянул он и очнулся: — Да
