Барин-Шабарин - Денис Старый
Вот только то, что она женщина… Могут пойти досужие сплетни, не без этого — но, если надо, так и укоротить можно язык особому сказочнику.
— Так что же хотел купец? — спросил я.
— Так то не знаю, — развела руками Саломея. — Убить вас, как иные? Так вроде же и нет, без ножа да ружжа был.
Интересно получается, что у прислуги уже сложилось мнение, что меня все вокруг только убивать хотят. Однако, приход купца интересен, как бы не ревнивец какой был. Или это из-за кольца?
Вот, почему в голову всегда лезут дурные мысли, как только чего-то толком не знаешь? Как ни гони прочь плохое, но думается почему-то именно о нём. Вот и теперь я думал, не лишнего ли чего я себе позволил с купчихой Тяпкиной. Уж точно я не боюсь купцов, хотя и не вижу никакого прока в ссоре с ними. Опасаюсь разве что того, что ко мне могут прийти по поводу колечка мадам Кулагиной, «вице-губернаторши». Разговор с ней был каким-то… Недосказанным, сумбурным, излишне эмоциональным, хотя дамочка старалась скрыть свою заинтересованность.
— Что ещё? — спросил я.
— Так Емельян, стало быть, Данилович апартаментары… апартаменты нашёл. Только там что-то неладно, сказывал, что особливо с вами поговорит после, — Саломея выложила следующий пласт информации.
— Ещё что? — с нажимом спрашивал я.
Первым делом стоит моего этого малолетнего секретаря научить докладывать. А то вон, клещами нужно тянуть информацию.
— Господа спрашивали про вас, — будто только что вспомнила, проговорила Саломея. — Странные такие. Одежа… по фасону так и не дурная, а заплатки имеются. Ещё коленки протёртые, да пряжка от ремня гвоздём скручена у одного, щеблеты протертые.
— На бандитов похожие? — подобравшись, спросил я.
— Да худые они. Несправные. Не чета тем, что в бане были вами биты, — со знанием дела, будто разбирается в бандитской иерархии, отвечала Саломея.
Я не стал переспрашивать, откуда Саломея знает, кто именно оприходовал братков-шулеров в бане. Думаю, что самое верное — это просто сделать вид, будто я и не услышал ничего. Но к сведению примем — конспирация моя не удалась.
Вряд ли проговорился Емельян. Не удивлюсь, что какая-нибудь бабка Марфа провела собственное расследование, в ходе которого выяснила, что кроме меня и некого признать «банным мстителем». Не думаю, что итоги следственных мероприятий дойдут до Понтера и его дружков. Но всё-таки стало неспокойно.
— Емельян тут? — спросил я, выходя из комнаты.
— Был, так же спать прилег. А господин Тяпкин просил сообщить, когда вы будете готовы к встрече. Тут недалече, я знаю. Можно уж сбегать? — голос девчонки был просящим.
— Что? Денег дал? — усмехнулся я.
Саломея засмущалась. Это хорошо, что не умеет качественно врать.
— Дал, цельную полтину от серебряного рубля, — похвасталась Саломея.
И это учтём.
— Зови его! Я в трактир спущусь. Емельяна Даниловича, как проснется, ко мне, — сказал я и уже собирался пойти, как опомнился. — Мужиков кличь со мной. И где Параска?
Еще большее смущение отразилось на лице Саломеи. Я уже распознавал этот румянец. Так девочка реагировала на что-то похабное. Порой, чтобы досадить девчонке, гадина Параша начинала рассказывать, как правильно мужчину ублажить и чем. Вот тогда Саломея не только смущалась, но и вовсе теряла все свое народное, вместе с тем, искрометное красноречие. Слышал я, как девчонка умеет поставить на место Параску, вот та и выбрала безотказную тактику в спорах.
— Что, эта паскуда нашла кого? — догадался я о причине покрасневших девичьих щек.
Она ничего не сказала, но убедительно, так, что казалось, и голова может слететь, принялась кивать.
Я не так чтобы жеманный в отношениях с женщинами, подчеркиваю, что ни о каких девочках речи не веду, я про женщин. Однако понимать, что та, что ночью была со мной, к вечеру уже неизвестно с кем… Да тут из-за соображения здоровья нужно ограничить общение, по крайней мере, близкотелое. Это же в этом времени сифилис лютует? Вроде бы да, антибиотиков-то нет, а порочных связей хватает.
— Все, я в трактир, — сообщил я и отправился на первый этаж.
Или не развита еще культура русского трактира, или кино вместе с книгами врали и не было никогда заведений с особенным русским колоритом. Трактир, в который я зашел, казался скорее притоном, но не тем местом, где красиво подадут стерлядку или расстегайчик ароматный с пылу с жару предложат на перекус.
— Изволите чего? Водочки? Огурчики имеем с только открытой бочечки… — а половой контрастировал в убогостью трактира, в смысле, официант знал свое дело, был умеренно навязчивым, обходительным, пусть и в заляпанном жиром фартуке.
Может, я не совсем прав, и тут еще неплохо. Половой выглядел, если только не рассматривать фартук, вполне респектабельно, с зализанными темными волосами и залихватскими бакенбардами.
И что меня удивляет, это когда начинают вещи называть уменьшительно-ласкательным тоном. «Водочки», «огурчики», «девочки» — подразумевая под ними красотку в центнер и больше. И сразу как-то проникаешься, подобная манера общения навевает желание уйти в загул, к цыганам. Вот их почему-то не уменьшают. Или тогда получится «к цыганкам».
— Мяса — хорошо прожаренного, а лучше тушеного, и квашеной капусты с хлебом к нему, — сделал я заказ под тщательно скрываемое раздражение полового.
Он, наверное, решил, что я гулять буду. А тут что — только поесть. С такого, с трезвого разве можно взять много чаевых? Впрочем, мне на его бизнес-планы плевать, главное, чтобы мне в тарелку не плюнул.
— Господин Шабарин, какая встреча! — прозвучало за спиной.
«Мля, да мне поесть нормально дадут?» — подумал я, разворачиваясь.
Точно, это те шавки бандитские, которые уже интересовались мной. И ремень, действительно, перекручен гвоздем, как отмечала Саломея, колени на штанах, не так чтобы сильно, но потертые. Однако часы серебряные у одного из подошедших были в наличии.
— Чем могу? — буркнул я, показывая, что не особо доволен, что меня оторвали от важных дел.
Пусть я всего лишь сидел и размышлял,
