Зеленая папка. Никита. Давным давно была война - Василий Иванович Колесов
Около восьми часов вечера мотострелковая рота 19-й танковой бригады дошла до моста и соединилась с отрядом подполковника Филиппова. Тут же, бронеавтомобиль повез Никиту в санбат 19-й танковой с приказом доставить и вылечить любой ценой…
И снова — живой…
Уже светало. Быстро в июне проходит ночь. Разведчики 57 армии подходили к Северскому Донцу севернее Чугуева в сторону Мартовой, где должны были переправиться на наш берег. Ходили в район Каменной Яруги, нужно было разведать укрепления фашистов на высоком правом берегу реки Бабки от Больших Бабок до Кочеток. Кажется, ерундовая речушка — 4 метра шириной и меньше метра глубиной, но сильно пересечённый рельеф местности позволил фашистам создать сильную систему противотанковой обороны, усиленную дзотами. Нужно было разведать и, если получится, взять «языка». Именно здесь шли тяжелые бои весной 1942 года… «Языка» взять не получилось, собрали ценные сведения по обороне врага и решили не рисковать — возвращаться.
Командир разведгруппы, лейтенант Ковалев, показал знак, чтоб остановиться. Через несколько секунд к нему подошел один из разведчиков, крепкий, повидавший виды мужик:
— Василич, — объяснил остановку лейтенант. — Светает, сегодня уже не успеем, надо устраивать дневку и ждать ночи. Лучше опоздаем к сроку, но разведданные принесем.
— Хорошо бы, только за нами кто-то идет, лейтенант.
— Уверен?
— Ты же знаешь, я охотник: чужой взгляд — чую… Не фрицы, эти бы уже с собаками за нами мчались. Может партизаны? Но их мало — нас больше. Давай так: вы выдвигаетесь еще метров на 400–500, организуете стоянку, а я и Степанов — посмотрим, кто за нами идет хвостом. Услышите стрельбу — уходите севернее, мы поведем их дальше на восток.
— Принял. Удачи, Василич! — лейтенант слегка ударил кулаком по выставленной ладони разведчика.
Разведгруппа, кроме двоих, двинулась дальше.
Прошло пять минут, десять… Старый охотник уже начал себя корить за излишнюю мнительность, как краем глаза отметил движение.
По следам разведчиков шел уставший, осунувшийся мальчишка с немецким автоматом…
«Хорошо идет, хоть и устал, тихо, ветки под ногами не хрустят, головой по сторонам не крутит, останавливается, прислушивается, потом вглядывается в сторону, откуда был шум. Разведчик, только… только маловат — мальчишка.» — размышлял старый охотник. Подал знак второму бойцу, тот посмотрел на сержанта удивленно, «двигаемся параллельно и наблюдаем».
Никита шел по следам наших разведчиков. Еще немного, еще чуть-чуть и он отдохнет, просто отоспится, без страха, что его найдут, схватят, просто убьют…
«Скоро совсем станет светло, значит разведчики будут устраивать стоянку, выставят в 50-100 метрах от нее охранение… Надо останавливаться… надо отдохнуть…» Никита увидел густую, разлапистую елочку, огляделся и забрался под нее, прилег и почты сразу провалился то ли в сон, то ли в полузабытье…
После того, как провалился под лед и промок до нитки, он думал, что все… Но Илья отдал ему свою одежду и этим спас. И все же Никита заболел, как говорится, «плющило и колбасило не по-детски». Наши захватили мост, удержали его, а после Никиту погрузили в какую-то машину и повезли в санбат, а оттуда уже в госпиталь. В госпиталь его привезли почти одновременно с еще одним мальчишкой, примерно с такими же симптомами, говорили что-то про менингит… Пролежали они не долго в одной палате: мальчишка чаще был без сознания, а когда приходил в себя, обхватывал голову руками и начинают сильно кричать. Через 2 дня мальчишка затих — умер.
А Никите повезло: он всего лишь заработал фолликулярную ангину и воспаление легких… Хотя и это могло свести в могилу, ведь война, антибиотиков в госпитале не было.
Какой гадостью его только не пичкали, чем только не заставляли полоскать горло: фурацилином и перекисью водорода, отварами лекарственных трав… И молодой организм победил. И только через месяц Никита узнал, что того мальчишку похоронили, но что-то там напутали и по ошибке записали под именем «Кукушкин Никита», а он теперь — «Корнев» …
За время болезни и выздоровления Никитка стал в госпитале своим и, когда вслед за наступающими войсками, госпиталь стали переводить ближе к фронту, большую часть медицинского персонала переводили в 1 Армейский сортировочный госпиталь, в Харьков, мальчишку руководство взяло с собой, чему Никита был неслыханно рад — он отправлялся ближе к фронту! Госпиталь занял здания по улице Тринклера номер три и пять. У Никиты, как говорила его мама, случился «когнитивный диссонанс», все пытался понять, он же помнил, что Харьков наши освободили после Белгорода, во время Курской битвы, а — Харьков уже наш… Может это какая-то параллельная реальность прошлого? А Илюха все голосил, что все будет так, как было!
Если бы он знал…
13 марта 1943 года.
— Девочки!!! Девочки!!! Немцы! Идут от Клочковской в нашу сторону!
Дивизия СС «Дас Райх» наступала на Харьков с юга и юго-запада, а с севера входила в город дивизия СС «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер». Они разряжали оружие сразу: на малейший звук, на движение, в двери, в стороны.
— Товарищи! В госпитале много раненых и медперсонала, которые не успели эвакуироваться! Кто с оружием и может держать оружие, за мной, к Зоосаду! — командует какой-то майор. За ним направляются несколько бойцов. Краем глаза Никита замечает, что двое бегут в противоположную сторону. На помощь майору бегут еще несколько бойцов…
— Есть еще винтовка? Дайте мне! — просит Никита.
— Какая винтовка! … отсюда! — короче, послали его.
Никита не понимал, что делать, хотел сражаться — оружия нет, не дали…
— Никиточка! Помогай тем, кто может хоть как-то передвигаться, выводи из госпиталя, — попросила медсестра Ниночка Дебовская, махнув в сторону 8 корпуса.
Никита успел вывести двоих, в соседние дома на улице Карла Либкнехта, видел, как некоторые раненые сами, кое-как пытаются добраться до других домов… Потом он оказался в здании госпиталя, но выйти из него уже было нельзя — на улицах появились немецкие танки, бронетранспортеры и солдаты, всех, кто оказывался на улице безжалостно расстреливали.
У входов в госпиталь появилась немецкая охрана.
В середине дня к восьмому корпусу подъехало 2 грузовика, Никита увидел, что из него выпрыгнуло 40–50 солдат. Они зашли в здание госпиталя, потом оттуда выгнали всех медсестер и врачей. Никита смотрел и понимал, что сейчас будет, с подобным он уже сталкивался в Белоруссии: фашисты заколачивали входные двери госпиталя…
— Сынок, что там происходит, а, сынок? — спросил один из раненых, который находился в сознании у Никиты.
А как ответить? Фашисты хлестнули по окнам первого этажа госпиталя из ранцевых огнеметов… неимоверный крик донесся до этого здания, даже через закрытые окна. Никита
