Афганский рубеж - Михаил Дорин
— Которую истребители расстреляли, — добавил за меня Енотаев.
— Угу. Понятно. Всё? — продолжал односложно говорить Кувалдин.
Я посмотрел на Енотаева и не встретил запрещающего взгляда. Значит, один вопрос задать можно.
— Товарищ полковник, у нашего экипажа есть соображения, как нам улучшить качество поисково-спасательного обеспечения.
Лоб у Кувалдина свернулся гармошкой. Он медленно поднял ладонь и почесал слегка небритую щёку.
— Ефим Петрович сказал уже. Я принял. Ещё? — спросил комдив.
Не успел я ответить, как дверь в кабинет открылась, и с улыбкой вошёл ещё один полковник. В повседневной форме, голубые просветы на погонах, а штаны заправлены в сапоги.
— Ага! А я их жду! Мне с вами нужно поговорить, — быстрым шагом вошёл полковник, расстегнул китель и сел в мягкое кресло.
— Я пойду. Дела. Разговаривайте, — сказал Кувалдин и вышел.
Судя по эмблемам, вошедший полковник из авиации. По поведению — из командования, расположенного в Кабуле. А по наградам — фронтовик или замполит. Не такой уж и старый, значит, второй вариант.
— Батыров и Клюковкин, это начальник политотдела 34го смешанного корпуса, полковник…
— Берёзкин Павел Валерьевич, очень приятно. Герои! — подошёл он к нам и поблагодарил.
— Спасибо, нас уже поздравляли, — ответил ему Батыров.
— Так то дивизия, а это из корпуса. И кстати, привыкайте к названию ВВС 40й армии. Скоро 34й смешанный авиационный корпус будет реорганизован. Итак, а теперь расскажите, как сажали борт? И почему мои указания не выполнили.
Так и хочется ему сказать: ерунду ты нёс, товарищ член Военного совета. Послушай мы тебя, и развалили бы вертолёт вместе со спасённым лётчиком.
— Связь барахлила, — решил ответить Батыров.
— Подтвердил. Всё шипело, булькало и ничего не понятно, — добавил я.
Возможно, в нашей ситуации это был самый лучший ответ. Меньше вопросов будет уточняющих.
— Ну, хорошо. Теперь я хочу, чтобы вы мне показали место…
Теперь уже Батыров сам пошёл показывать. Проблема в том, что товарищ Берёзкин интересовался каждой мелочью. И сколько было духов, и откуда стреляли, и какого цвета у них глаза с трусами! Надоел.
— Понятно. Значит, этот район опасен. Нужны сведения, чтобы выполнить удар. Ефим Петрович, разрабатывайте и мне на утверждение.
Какой ещё удар? О чём они говорят?
— Павел Валерьевич, о каком ударе вы говорите? — спросил Енотаев.
— Обычный. С применением бомб. Что у вас за вопросы?
Я смотрю на командира эскадрильи и понимаю, что он не «догоняет» мысли Берёзкина. Вроде бы мы действуем в интересах мотострелковой дивизии, а тут какие-то удары по указанию из Кабула.
— Этот вопрос вы должны согласовать с полковником Кувалдиным, — напомнил Енотаев.
— Уже. Поэтому мы его и обсуждаем. Готовимся! И этих ребят обязательно привлечь, — указал на нас полковник и вышел из кабинета.
Что-то ненормальное происходит. Какие ещё удары придумывает командование? Мы вышли из кабинета и поехали в наш городок.
Он представлял собой несколько больших палаток П-38, специальный угол для «нужников» в виде сарая, и пару походных домов-«бочек», где жило командование. Енотаев и замкомандира эскадрильи — в одной. Начальник штаба эскадрильи и замполит — в другой.
Постановку проводили прям в палатке. Енотаев пошёл на командный пункт, пока мы приводили себя в порядок. Вот что, а баню успели соорудить ещё до нас. Быстро обмылись и чистыми зашли в палатку.
Поздравления, восхищения и надутые губы Чкалова — итог нашей встречи с коллегами. Это будет первая ночь, которую я и Батыров проведём вместе со всеми, а не в палатке дежурного экипажа.
— Сегодня за нас поработают «кабульцы» и «кундузцы», — объявил Батыров, почему сегодня нет дежурства в ПСС.
Тут же зашёл командир эскадрильи, чтобы рассказать план на завтра и распределить задачи.
И так, в нашей эскадрилье пополнение — два звена Ми-24. Они будут прикрывать колонны и наши экипажи.
— Гураев и Чкалов — сопровождение колонны в сторону Анавы. Вылет по запросу, — довёл командир. — Батыров, ты завтра с Клюковкиным на ПСС.
— Снова вертолёт ломать? — посмеялся Лёня.
— А чего сам не полетел в горы, когда мы прикрытие запросили? — поинтересовался я.
— Мне никто не сказал, — обиделся Чкалов.
— Конечно. Ты ведь в столовой кушал, — похлопал я его по плечу.
— Да ну тебя! Если б знал, я бы вас прикрывал…
— Уймись, Лёня. Командир, в ПСС, так в ПСС, — сказал Батыров.
Енотаев достал карту и показал нам обведённый район. Подозвал к себе командира звена Ми-24, своего зама и замполита.
— Мы будем работать по Махмудраки. Завтра приведут «языка», который укажет нам нужный дом на окраине городка.
— Это от Берёзкина? — спросил я.
— Да. Всё оказывается быстро у нас организуется, когда кому-то надо орден получить или Героя. Сам товарищ Член Военного Совета будет руководить ударом.
Енотаев рассказал профиль полёта, боевую зарядку и порядок в воздухе.
— Идём парой. Подвешиваем ФАБ-100. На мой вешаем УБ-16 ещё. Я обозначаю цель, все остальные работают по мне. «Полосатые» прикрывают сверху, поняли?
— Да, командир, — ответил представитель Ми-24х.
Смотрю я на всю организацию и не могу понять, в штабе совсем уже свихнулись⁈
— Командир, а что за «язык»? Сведения верные? — спросил я.
— Представители КГБ сказали, что да, — ответил Енотаев, сворачивая карту.
— Очень всё странно. Зачем тогда нужно было нас допрашивать и узнавать, где сегодня обстреляли?
— По мнению командования, духи базируются в Махмудраки. Они с гор спускаются и идут в город. Там питаются и отдыхают. Сливаются с местным населением.
Я только улыбнулся от таких догадок.
— Клюковкин, ты опять хочешь сумничать⁈ Приказ получен. Завтра взлетаете вместе с нами и дежурите в воздухе на время всего удара. Прикрывать вас будет Ми-24. Экипаж? — обратился комэска к командиру «крокодилов».
— Завтра определимся.
— Вот и всё. И не делайте мне нервы. Вы сегодня молодцы. Мне уже через КП столько благодарностей вам передали из 236го полка. Не зазнайтесь только! — улыбнулся командир и вышел из палатки.
Я вышел вслед за ним, чтобы попробовать остановить. За мной пошёл и Батыров.
— Для подмоги? — спросил я.
— От тебя набрался обострённого чувства справедливости, — ответил Димон.
Командира мы остановили рядом с его домом. Несколько минут я ему объяснял,