Заветный ключ - Алекс Рудин
Оставив чемодан возле стены, я толкнул дверь с надписью «Ординаторская». Пожилой врач с худым лицом и испанской бородкой поднял на меня печальные глаза.
— Слушаю вас, — сказал он.
Я объяснил, что ищу пациента, которого вчера доставили в больницу с сердечным приступом.
— Ага, — сказал врач. — Но к нему пока нельзя.
— Я только на минуту, — сказал я. — Передам вещи. Его с поезда привезли, а вещи оставили.
— А послезавтра вы их принести не можете? — спокойно спросил врач.
— Не могу, — начиная злиться, ответил я. — Я не родственник, просто знакомый. И уже приносил его вещи вчера, но меня не пустили.
— Наверное, вы пришли в неприёмные часы, — предположил врач. — Ну, хорошо. Ваш знакомый лежит в седьмой палате. Это сразу за холлом, дверь слева. Но только пять минут.
— Спасибо, — сказал я и вышел из ординаторской.
В седьмой палате стояла только одна кровать. Валентин Иванович лежал, полностью укрытый простынёй. Из-под простыни выглядывало только осунувшееся лицо и левая рука, к которой тянулась трубка капельницы.
Сейчас Валентин Иванович совершенно не был похож на величественного декана. Передо мной лежал больной и усталый человек.
Когда я вошёл в палату, глаза Валентина Ивановича испуганно метнулись и остановились на мне.
— А, это вы, Гореликов? — еле слышно спросил он.
— Здравствуйте, Валентин Иванович, — сказал я. — Я принёс ваши вещи.
С этими словами я поставил чемодан возле стены, а к нему прислонил сумку.
Глаза Валентина Ивановича остановились на чемодане.
— Он открылся нечаянно, — объяснил я. — И из него выпали ваши бумаги. Но я всё сложил обратно.
— В вагоне? — зачем-то спросил Валентин Иванович.
Лицо его напряглось.
— Нет, — ответил я. — В общежитии. Я вчера приносил ваши вещи, но меня не пустили. Пришлось отнести их в общежитие, а там чемодан нечаянно упал и открылся.
— А в вагоне? — снова спросил Валентин Иванович. — В вагоне он был закрыт?
— Да, — терпеливо сказал я. — В вагоне чемодан был закрыт. Валентин Иванович, вы разрешите мне присесть?
Не дожидаясь ответа, я взял стул и придвинул его к кровати.
— Конечно, присаживайтесь, — запоздало прошептал Валентин Иванович.
Я сжал руками спинку стула и решился.
— Когда я собирал бумаги, то прочитал некоторые из них. Среди них была копия документа, который пропал в Балтийске. Я бы очень хотел, чтобы вы объяснили мне…
Я осёкся.
Валентин Иванович не слушал меня. Он на меня даже не смотрел. Декан уставился на что-то, что было за моей спиной, и лицо его перекосилось от ужаса.
Я инстинктивно подался вперёд и быстро обернулся.
В дверях палаты стоял человек.
Это был один из тех немцев, которые напали на меня возле университета.
Июль 1241-го года, Копорье
Крепость обошли с двух сторон. Лучники пускали в бревенчатые стены стрелы, обмотанные горящей паклей. Остальные дружинники поджигали стрелы от факелов, подавали стрелкам.
Немцы поначалу пытались тушить пламя, но быстро поняли, что не справятся — не хватит людей и воды. Нескольких неосторожных немцев побили стрелами, и они с криками упали со стены во двор крепости.
Слышно было, как за горящей стеной испуганно ржут и бьются лошади и кричат люди на непонятном языке.
Уже заполыхала костром угловая башня, когда ворота, наконец, отворились. На это и рассчитывал Александр — что немцы, не усидев в горящей крепости, выйдут в поле.
Теперь ров играл на руку русичам — пока немцы неуклюже перебирались через него, лучники успели положить немало тевтонских ратников.
Конная дружина стояла наготове — ждали, чтобы немцы отбежали от рва. Деваться им было некуда — с такого расстояния русские лучники били без промаха.
Конных Александр тоже разделил на два полка. Один должен был врубиться в немецкий строй, а другой, под началом Гаврилы Олексича — ударить врагам в бок и опрокинуть их.
Рядом с князем громко сопел Яшка. Со своим двуручным мечом он не мог биться с коня и очень боялся не успеть за князем.
Александр уже сжал в руке копьё, предназначенное для первого, самого страшного удара. Но тут послышались крики с той стороны, где в мелком березняке стоял в засаде полк Гаврилы Олексича.
— Что ж ты делаешь, Олексич? — в отчаянии крикнул Александр, глядя, как вылетают из-за деревьев конники, на скаку опуская к земле наконечники копий.
— Пожалел добра боярин, — хрипло сказал Яшка. — Вчера всё грустил, что припасы в крепости сгорят. Поспешил.
Гаврила Олексич и вправду поспешил. Нет бы дать ещё два раза выстрелить лучникам, снять вражеских конников.
Теперь ждать было нечего.
— Пошли! — бешено заорал Александр и первым поскакал на немцев.
Немцев опрокинули почти сразу. Кололи копьями, рубили, топтали конями. Без жалости добивали бегущих. Кому повезло — накидывали на шеи арканы, тащили по земле.
Крепость пылала уже полностью — спасти ничего было нельзя.
Александр спрыгнул с коня. Вытер окровавленный меч о толстый кафтан убитого немца. Кафтан спереди был расшит толстыми железными пластинами, но ратника это не спасло — разрубили ударом сверху от плеча почти до пояса.
В плен удалось взять полтора десятка рыцарей в добротных панцирях. Стрелы их не пробивали, да и меч разрубал не всегда. Чаще лезвие лишь скользило по броне, высекая искры.
Кроме рыцарей повязали около пяти десятков простых ратников. Не все из них были немцами — хватало и эстов, и чуди.
— Где Гаврила Олексич? — окликнул Александр какого-то новгородца.
Отчитать боярина за своевольство хотелось прямо сейчас, ещё не отойдя от горячки боя. Потом, остынув, делать это будет труднее.
— Убили боярина! — ответил новгородец.
И убежал дальше, по каким-то своим делам.
Александр снова вскочил на коня. Подъехал к телу Гаврилы Олексича.
Боярин лежал на спине, раскинув руки. Из левого глаза торчала глубоко засевшая стрела.
Александр стиснул кулаки, сурово и крепко сжал губы. Обернулся на связанных пленников и громко сказал Яшке:
— Повесить всех.
Глава 15
Август 1970-го года. Новгород
В руке немца что-то блеснуло.
Нож? Этот идиот явился с ножом сюда, в больницу? Здесь же полно народу! Стоит только закричать, в палату сбегутся врачи и медсёстры. И что он тогда будет делать?
Не веря в реальность происходящего, я вскочил со стула. Немец взмахнул рукой. Он что, хочет меня ударить?!
Не раздумывая, я вцепился в стул и швырнул его в немца. Немец вскинул руки, защищая лицо. Стул врезался в них и отлетел в сторону.
Чёрт! Надо было бить, а не швырять!
Я дёрнулся к столу,