Венера на половинке раковины. Другой дневник Филеаса Фогга - Филип Хосе Фармер
Саймон частенько спрашивал себя, что бы он делал без Чворктэп.
– Осторожно, парень! – приказал он себе. – Этак недолго влюбиться в робота!
Доверие туземцев он завоевал на третий день. Один из юных самцов выкаблучивался – то и дело описывал дуги, выруливая против ветра, пока тот не останавливал его, толкая назад. Он проделал этот фокус десяток раз, в надежде завоевать восхищение юных самочек. Те устроили ему настоящую овацию, извивая пальцы и мерцая огоньками. Увы, когда юный красавец попытался выписать восьмерку, то накренился слишком низко и упал на бок. Пальцы и огоньки всего стада просигнализировали панику и отчаяние, однако они покатились дальше, бросив юношу лежать на боку. Выставив вверх одну руку, он отчаянно махал ею и как безумный вращал глазами.
– Они его бросили! – ужаснулась Чворктэп.
– Судя по всему, они просто не могут его поднять, – ответил Саймон. – Так что любому упавшему здесь кранты.
Саймон отключил автопилот «джипа» и развернул машину. Пара секунд, и они совместными усилиями вновь поставили трехсотфунтового юношу вертикально. Однако тот покатился дальше не сразу. Какое-то время он дико вращал глазами, словно койот, угодивший в капкан, который сам же подстроил для страуса.
– Похоже, ему больно, – заметила Чворктэп.
И оказалась права. Над отверстием для руки была еще одна небольшая дырочка, из которой, когда он спаривался или возбуждался, наружу высовывался мужской орган.
Выделываясь перед самочками, юноша возбудился и, когда упал, то прищемил конец своего достоинства центральной втулкой. Это было все равно, что получить удар в пах.
Спустя какое-то время юноша пришел в себя и был готов катиться дальше. Увы, Саймон знал: ему никогда не догнать стадо. Поэтому они с Чворктэп подняли бедолагу и положили на заднее сиденье «джипа». Сидевший там Анубис презрительно задрал на юношу заднюю лапу, после чего перепрыгнул на переднее сиденье. Сова кружилась над «джипом», однако как только поняла, что может отстать, тотчас же села на капот и вцепилась когтями в эмблему.
Обогнав стадо, Саймон остановил «джип». На пару с Чворктэп они подняли юношу с заднего сиденья и поставили вертикально. Вскоре подоспело стадо, и юноша, получив от Саймона толчок, покатился к своим собратьям.
Позднее Саймон стал свидетелем того, как мать кормила своего ребенка. Маленькое колесико катилось параллельно самке. Чтобы детеныш не отстал, мать была вынуждена тормозить широкими подошвами. Затем из отверстия наверху полусферы, чуть ниже вращающейся шины, показалась длинная хрящевая трубка. Она вытягивалась до тех пор, пока не нашла отверстие, распложенное в том же месте на полусфере ребенка. Тот вытянул руку и вставил конец трубки в отверстие. Минут пятнадцать мать и дитя катились параллельно друг другу, после чего трубка, через которую ребенку поступало материнское молоко, вновь исчезла в теле самки.
Ближе к вечеру вожак просигналил и сбросил скорость. К нему тотчас подкатила оранжевая самка, и они спарились. Все произошло чрезвычайно просто и быстро. Из отверстия показался мужской орган и, преодолев расстояние между ними, погрузился в одно из отверстий в теле самки. Через пару секунд, капая похожей на мед жидкостью, мужской орган вернулся на место. Самка откатилась, а ее место заняла другая. К наступлению темноты вожак покрыл всех самок фертильного возраста.
Когда наступила ночь, стадо зажгло огоньки. Саймон уже было собрался вызвать по радио корабль, как вдруг увидел, что два колеса погасили свои огни. Вернув телефонную трубку на место, он включил фары «джипа». И точно, на Лалорлонге совершался адюльтер! Саймон был готов спорить на что угодно, что это не первое и не последнее нарушение приличий.
– Интересно, что будет, если вожак их застукает? – спросил он. – Каким образом они тут дерутся?
Через несколько дней он выяснил это. Откуда-то слева к ним подкатил крупный юный самец – чужак. Вожак отчаянно просигналил, чтобы стадо притормозило, а сам наклонился против ветра и покатил к пришельцу.
– Молодой самец намерен бросить ему вызов, – сказал Саймон. – Предполагаю, что если победа достанется чужаку, он бросит старого вожака валяться на боку, а сам захватит власть над его стадом.
Двое – молодой и матёрый – встретились под углом. Поворачиваться боком к ветру, пусть даже всего на миг, было чревато фатальным исходом. Молодой волчком завертелся на месте, в то время как старый вожак слегка покачнулся. Пару секунд казалось, что он вот-вот упадет. Однако он быстро выпростал руки, чтобы восстановить равновесие, затем сумел выполнить поворот и нанес вращающемуся противнику удар по ободу. Юный наглец упал, а вожак, триумфально мигая огнями, позвал за собой стадо и покатил себе дальше.
Саймону стало жаль юнца, поэтому они с Чворктэп подняли его и подтолкнули, чтобы он покатился дальше. Правда, перед этим они выждали какое-то время, чтобы дуралей не пустился вослед стаду.
– Думаю, такие встречи редки, – сказал Саймон. – Самцу, который покидает родное стадо или же отправляется на поиски партнерши для спаривания, приходится несладко. Он может веками колесить по планете, прежде чем повстречает другое стадо. Затем, если он хочет встать во главе его, он должен победить старого вожака, а может, даже – кто знает? – и молодых самцов.
Спустя неделю, колеся на «джипе», они увидели старого самца, лежащего на боку. Подъехав к нему, они выпрыгнули из машины. Увы, помочь ему они были не в силах. Он проколол шину и был на последнем издыхании. Он махал одной рукой, отчаянно шевеля всеми тремя пальцами. Из глаз на концах зрительных отростков капали слезы.
Достав из «джипа» автоаптечку, Саймон попытался поставить на дыру резиновую заплату. Стоило ему приступить к вулканизации, как глаза лалорлонгианина едва не вылезли из орбит, а световые органы замигали красными огнями. Он явно испытывал адовы муки. В любом случае, его шины были изношены, а кожа слишком тонка, чтобы заплата удержалась на ней.
Саймон не мог бросить его умирать голодной смертью. Поэтому он взял пистолет и со слезами на глазах выпустил в центральную втулку двенадцать пуль. Анубис с лаем бегал вокруг, сова с пронзительными криками кружилась над разнесенным вдребезги трупом. Старый самец уронил руку. Та сложилась сначала так, потом этак, огни сначала потускнели, затем погасли, зрительные отростки опали, взгляд остекленел.
– Этика эвтаназии – один из моих второстепенных вопросов, – сказал Саймон, когда они всей компанией вернулись на корабль. – Гуманно или нет избавлять разумное существо от мук, если оно все равно умрет? Ты видела мой ответ. Что скажешь?
– Это этически корректно, если умирающая особь дает согласие, – ответила Чворктэп. – Более того, если ты отказываешь ей
