Бесноватый цесаревич - Александр Яманов
– Прояви милость, великий князь, – произнес мужик хрипловатым голосом. – Спаси дитя невинное.
Речь у него была достаточно грамотная, да и взгляд отнюдь не забитого крестьянина. Одет как горожанин средней руки, но вместо шляпы папаха, которую он держал в руках.
– Ты не ошибся? При чем здесь я и какое-то дитя?
– Не ошибся я, великий князь, – возразил мужик. – Только ты и твой доктор можете помочь. Но без твоего решения к немцу меня никто не допустит. А дочь моя уже совсем плоха. Прояви милосердие, прикажи доктору хотя бы посмотреть, что с Машей. Она у меня одна-единственная, мать ее померла недавно. Я все деньги отдам и отслужу, но спаси дитя, ради Христа.
Говорил проситель спокойно, но было видно, что каждое слово давалось ему тяжело. Выдержка, конечно, у мужика железная.
– Что с ребенком?
– Два дня назад начал болеть бок. А сегодня с утра совсем плохо. Встать не может и стонет от боли.
– Куда ехать?
– Так не надо никуда. Я ее на телеге привез. Здесь недалеко, – засуетился проситель, сразу вскочив с колен.
– Михайлов, – обращаюсь к старшему сопровождения, – давай быстро одного бойца к доктору, пусть готовит инструменты, а второго отправь с мужиком. Ну и пусть обеспечит въезд телеги с ребенком. Как тебя звать-величать? – спрашиваю просителя.
– Иван Первушин Николаев сын, из свободных людей, – представился мужик.
– Беги за всадником.
Минуты через три я был у входа во дворец, там меня уже ждала делегация, состоящая из Блока, гофмейстера, управляющего, гвардейца и нескольких слуг.
– Доктор, надо помочь человеку. Я иду переодеваться и мыться. Вы готовьте операционную, опиумную настойку и водку, есть у меня подозрения, что случилось с ребенком. Николай, – говорю гофмейстеру, – как придет подвода, девочку кладите на одеяло и осторожно несите к доктору.
Я быстро последовал в свои покои. Дугин принес кувшин с теплой водой для умывания. Душ бы не помешал, но пока моюсь, как позволяют условия. Через некоторое время в комнату влетела Юля.
– Что случилось? Почему половина слуг толпится во дворе?
– Я тоже хотел бы знать, почему слуги во дворе. У них, наверное, работы нет. Потом проведу беседу с гофмейстером. А шум из-за больной девочки. Сейчас ее привезут.
– Девочка из какой-то знатной семьи? – спрашивает Юля. – Ты проявляешь такое участие.
– Нет. Просто русская девочка, которой нужна помощь, – ответил я и вышел из комнаты.
В комнатах Блока был сам доктор, его помощник Яков Блинд из семьи обрусевших голландцев, Первушин и девочка лет одиннадцати, которая лежала на софе. Бледная и осунувшаяся.
Блок уже расспросил девочку и начал осмотр, слегка надавил ей на правый бок. Особой реакции не последовало.
– Надавите на левый бок, – предложил я.
Крик боли, и ребенок скорчился от боли. Отец попытался броситься к ребенку, но я его остановил.
– Все ясно, – произношу уверенным тоном, – Это, скорее всего, воспаление червеобразного отростка[35]. Готовьте операционную. И позовите служанку, надо протереть ребенка водкой. Нам нужно убрать всю грязь с тела.
– Я тоже так думаю, – отвечает Блок. – Херр Гейстер[36]дословно описал это заболевание. Но я никогда не делал таких операций. Вы уверены, что у нас получится?
– Выхода все равно нет. Иначе девочка умрет в муках. Иван, даешь добро на операцию? Только сразу учти, что неизвестно, как все обернется, – обращаюсь к Первушину.
– Все в руках Божьих, великий князь. Спасибо тебе, что проявил участие. Раз надо, значит, режьте.
Удивительно, но во время операции меня не стошнило. Я крови не боюсь, но смотреть, как режут человека, пусть и на операционном столе, совсем другое дело. Заметил за собой такую черту, что в некоторых моментах я переключался на восприятие окружающего мира реципиентом. Иначе давно помер бы от культурного шока. В принципе, Блок был очень опытным хирургом, тридцать лет в действующей армии как-никак. Я только дал в свое время ему несколько советов по дезинфекции и гигиене. Мы надели белые халаты, которые док заказал по моей рекомендации. Первушина из комнаты выгнали. Ребенка напоили опиумной настойкой и привязали к операционному столу, который Блок тоже заказал по моему совету. Операцию делали Блок и Блинд, я только присутствовал в комнате и помогал по мелочам.
Часа через полтора мы вышли из комнаты. Девочку аккуратно перенесли в соседнюю комнату, с ней остался отец и прикрепленная служанка. Она уже имела опыт помощи пациентам Блока после проведенных операций. Сняли халаты, умылись и решили посидеть в зимнем саду, где к нам присоединилась моя супруга. Мы с докторами пили вино, а Юля чай.
– Поздравляю вас, доктор, не знаю как в Европе, но в России вы точно первый, кто сделал подобную операцию. Теперь главное, чтобы ребенок выжил.
– Вы льстите мне, ваше высочество, наверняка такие операции уже делали, – ответил доктор, но моя похвала ему явно понравилась.
– Я не слышал о подобном. Если девочка поправится, то необходимо написать заметку в «Ведомостях». Также вам необходимо взять еще несколько учеников. И вообще, пора озадачить нашу Академию наук созданием лаборатории, а лучше целого медицинского института. И в нем не только готовить новых докторов, но и систематизировать все знания по медицине, известные на данный момент. Нужны преподаватели, а самое главное – учебники. Деньги на институт я постараюсь найти. Факультет, готовящий докторов, в московском университете есть. Но судя по тому, что девять из десяти докторов в России иностранцы, работает он плохо. Мы же должны сделать упор на исследования и дополнительную подготовку докторов.
– Это очень сложная задача. Я много лет пытался донести до академиков свои мысли, которые есть продолжение моей многолетней практики. Но все тонет в пустых разговорах. А создание института – это неосуществимая мечта, – вздохнул Блок и сделал хороший такой глоток из своего бокала.
Я вообще сначала хотел с ним водки выпить, но уж очень непредсказуемая реакция была у меня нынешнего на крепкий алкоголь. А выпить после недавнего зрелища мне было необходимо, руки до сих пор подрагивают.
– Напишите мне список тех академиков, кто стоит на пути прогресса. У меня есть верный метод убеждения всяких ретроградов, – улыбнулся я.
Судя по нахмурившимся лицам Юли и Блока, они подумали о моих намерениях в отношении Академии что-то плохое. В принципе, доля правды в этом есть,
