Морской волк - Владислав Олегович Савин
– А кто такой Свенссон?
– Русский норвежец – из тех, кто осел в этой стране. Кажется, прежде его звали Олег Сффеньин. Его дом был дальше по фьорду – мы несколько раз забирали у него рыбу, потому я и знаю его в лицо. Слышал еще, что наши относились к нему очень неодобрительно, как к бывшему русскому… Так вот, он был переводчиком.
– На русский?
– Да. Но сначала их главный осмотрел, как мы связаны. Увидев, что Райке пытался развязаться, он сказал «нихт гут» и страшно его избил, связанного и лежачего. Затем он вынул нож и сказал, что если я не буду отвечать, он вырежет мне глаз. Причем делал это абсолютно спокойно, и это было страшно. По молодости, в тридцать четвертом, я участвовал в уличных драках – железными прутьями, толпой…
– Били коммунистов и евреев?
– Герр следователь, но ведь все…
– Ладно, продолжайте.
– Я честно ответил на все вопросы. Нас снова оставили одних, Райке опять пытался развязаться. Через какое-то время уже другие русские вывели нас на палубу. Там стоял их главный, другие, Свенссон и гефайтер Вилкат с поста. Я немного знал его – мы же заходили сюда не впервые, и в его смену тоже. Он из Мемеля, отец у него ариец, а вот мать местная, кажется, даже не литовка, а славянка. Потому Вилкат жутко страдал от своей расовой неполноценности и старался загладить это служебным усердием. Еще он очень любил говорить, что русские – это отбросы человечества, тупые дикари, природой склонные к рабству. Герр следователь, я не разделял его взглядов!
– То есть пост был захвачен. Вы слышали выстрелы?
– Кажется, да, один или два, из немецкой винтовки. И всё.
– А сколько там было людей?
– Шестеро в постоянной смене и наших семеро.
– И со всеми справились почти без выстрелов? Так же, как раньше захватили ваш тральщик?
– Да, герр следователь, и я увидел, как они сделали это!
– Продолжайте.
– Главный русский – кажется, он был взбешен. Похоже, Вилкат успел высказать ему свои мысли. Но сначала русский подошел к бедному Райке и перерезал ему горло! А затем он… не знаю, как это объяснить, но он двигался, как пантера, необычно быстро и легко! Он схватил Вилката за руку и сломал – одним движением, совсем не сильным с виду! Затем он так же сломал ему вторую руку и обе ноги. Причем глаза у него были совершенно бешеные. Мне было страшно – я представлял, что он сделает со мной! А он подошел и смотрел теперь как на насекомое, раздавить или нет – ну, как мой дядюшка Ханс на восточных рабов, весной я на побывке… ой, простите, герр следователь! И русский сказал, что при малейшей моей нелояльности он сделает со мной то же самое. После, уже другой русский уточнил – нелояльностью будут считаться не только какие-то враждебные действия, но и если мотор заглохнет по пути. Потому мне было очень страшно. Я боялся, что случится поломка, и тогда.
– То есть вам была предоставлена свобода передвижения?
– Лишь в пределах машинного, герр следователь! Если приходилось выйти в кубрик или на палубу, кто-то из русских обязательно за мной следил.
– Но вы видели их всех? Сколько их было?
– Восемь человек. Но это только те, что захватили катер. В открытом море мы вдруг остановились на довольно длительное время – похоже, что подходили к какому-то кораблю или подлодке. Меня не выпускали на палубу, где слышны были голоса и топот множества ног. Затем останавливались еще раз – и после этого русские сели обедать горячей пищей из судков и термоса, которые я раньше у них не видел. Также у них было снаряжение, которое после первой остановки куда-то исчезло. Наверное, было перегружено.
– Что за снаряжение?
– Что-то круглое, длинное… Герр следователь, я боялся смотреть! Тот русский сказал, что если я увижу что-то лишнее, он меня убьет. Я не сомневался, что он так и сделает!
– Кстати, а как они с вами общались? Или Свенссон оставался с ними?
– Нет, герр следователь, оказалось, что все они более или менее говорят по-английски. Ну, а я в Гамбурге занимался ремонтом моторов на судах, в том числе и на иностранных. Мне приходилось договариваться с английскими моряками. Так что насчет двигателя я вполне мог их понять. Но они говорили не как англичане: правильно, очень похоже, но… Может, я и ошибаюсь, но мне казалось, что английский для них не родной.
– Чем они были вооружены? Как они выглядели, во что были одеты?
– Герр следователь, из всего ручного оружия я знаком лишь с 98К и МР-40, русских же образцов не знаю совсем. У них было что-то вроде карабинов, короче наших винтовок, но с необычно толстыми, гладкими стволами. И магазины снизу, удлиненные – значит, их оружие могло и очередями стрелять. А сами – лица вполне европейского вида, молодые. Форма у них была очень странная, пятнистая вся, с множеством карманов. И тряпки на головах, как в фильмах про пиратов, но все одинаковые, оливкового цвета, как будто тоже форменные. Никаких погон или иных знаков различия.
– То есть были похожи на бандитов? Или какое-то иррегулярное подразделение?
– Нет, герр следователь! У них не было показной субординации, но… Было ощущение, что они контролируют все – каждый без приказа делал то, что нужно, без суеты и лишних слов. Как единый механизм, по единой воле. Которой нельзя противиться. Когда русский приказал мне заглушить мотор и идти в кубрик, я был уверен, что сейчас он убьет меня, потому что больше я им не нужен, но даже не думал сопротивляться, чтобы он до того не сделал со мной то же, что с беднягой Вилкатом. Я молился, хоть прежде не верил в Бога – дальше не помню ничего. Кажется, он стукнул меня по голове. Очнулся я, лишь когда меня развязывали ваши матросы.
– Очень «ценное» свидетельское показание. Почти ничего не видел, так как боялся смотреть. И это все, Александр Михайлович? Или есть что-то еще?
– А вы попробуйте увидеть! Для начала представьте, как восемь человек захватывают боевой корабль, мгновенно, без выстрелов, криков и длительной борьбы – в ножи всех взяли? Затем они так же, почти без стрельбы, берут пост, где еще тринадцать боеспособных и вооруженных, сами не имея даже раненых. И подумайте – они в светлое время, устроив шум на аэродроме, спокойно уходили в море на мотоботе, – или на чем там норвежцы рыбу ловят? – совершенно не боясь, что их перехватят, потому что знали: если их остановят, будет именно так, расправятся походя и пойдут
