Мекленбургский дьявол - Иван Валерьевич Оченков
— Правильно счел, — расплылся я в улыбке, — а как зовут эту красавицу?
— Аленушкой, — прозвенел ее голосок, ударив меня будто обухом по голове.
— Как? — переспросил я.
— Аленой, — повторила она.
С моих глаз будто упала пелена. Ну, сидит девка, персик хомячит. Ну, красивая, этого не отнять. С чего мне кровь, если не чего похуже, в голову-то ударила?
— Правильно ты все сделал, Федя, — сказал я уже нормальным тоном. — Христианам муку от нечестивых агарян принявшим помогать надобно. Кстати, хорошо, что с вами Натаха пришла. У меня тут еще одна полонянка оказалась, да только по-каковски говорит непонятно. Может она растолмачит?
— Меня зовут Нахат, — вежливо поправила меня черкешенка.
— А все едино, — отмахнулся я. — Тебе ведь крещение придется принять, чтобы за своего кавалера замуж выйти. Так почему бы не в честь святой Наталии Никомедийской? Благо ее именины в конце месяца![20]
— Замуж? — отшатнулась она, а что-то жевавший Попел так и застыл с открытым ртом.
— А вы думали, я забыл, как чуть с калмыками не поссорился? Может этот самый Дайчин-Хошучи потому и не пришел, сто чертей его матери! Эй, кто-нибудь, приведите ночную пленницу! Если, конечно, она там от вашей заботы не загнулась…
— Еще одну! — покраснел как вареный рак царевич.
— А мне умыться принесите, — продолжил я, не обращая ни на кого внимания. — Душно что-то тут.
Один из денщиков мухой метнулся за требуемым и уже через минуту стоял подле меня с кувшином полным воды и чистым рушником.
— Фух, хорошо! — отозвался я, ополоснув физиономию, после чего обернулся к Михальскому и негромко спросил, — блин, что это было?
— У вашего величества давно не было женщины, — так же тихо отозвался тот.
Глава 8
Если бы кто-нибудь сказал Попелу, что он влюбился в Нахат, он, верно бы, рассмеялся этому человеку в лицо, ибо воспринимал ее не как девушку, а скорее как друга или даже боевого товарища. Мужская одежда, в которой ходила черкешенка весьма этому способствовала, поскольку не позволяла видеть в ней предмет для воздыханий или чего-то большего. И даже тот дурацкий случай, произошедший на пиру по поводу снятия осады с Азова мало что изменил. Он хоть и вынужден был назваться женихом, но иначе не было никакого способа выручить ее от варварских домогательств калмыцкого тайши.
Но сегодня он вдруг сообразил, что рядом с ним все это время была красивая девушка, а он, как последний болван считал ворон. Впрочем, началось это все еще вчера. Полковник Панин, с которым у чеха сложились вполне приятельские отношения, позвал его и Нахат вместе отправиться к государю, чтобы представить тому найденную среди рабов знатную русскую пленницу.
Надобно сказать, что занятый выполнением своих прямых обязанностей лекарь не успел не то что познакомиться с освобожденной, но даже и толком ее рассмотреть. Тем не менее, он согласился, ибо посещение русского царя и его наследника являлось изрядной честью, которую глупо было упускать.
Нахат, разумеется, увязалась с ними. В конце концов, она числилась невестой Вацлава, да к тому же в совершенстве владела всеми языками и наречиями, которыми только могли говорить местные жители, и уж одним этими оказалась весьма полезной в любом предприятии.
В целом, обед прошел в весьма приятной обстановке. Иоганн Альбрехт вел себя весьма любезно по отношению к доктору и его спутнице. То же можно сказать и о царевиче с его юным придворным. И все шло просто прекрасно, пока освобожденная из плена боярышня, не сняла свой платок и не показала всем присутствующим своей красоты.
Его величество, и без того известный своей галантностью с дамами, оказался сражен наповал. Однако и отвыкший от женского общества Попел, едва не подавился жареной бараниной, во все глаза наблюдая за прекрасной незнакомкой. Еще минута и его увлечение могло бы броситься в глаза государю, или его грозному телохранителю пану Михальскому, однако врезавшийся в бок мораванину острый локоть черкешенки, помог преодолеть это наваждение.
В общем, он вскоре поспешили откланяться, но для Вацлава все только начиналось.
— Какого черта ты пялился на эту девку! — прошипела ему Нахат, стоило им остаться одним.
— И вовсе я не пялился, — попытался возразить несколько смущенный лекарь, но его спутницу было не остановить.
— И что, скажи на милость, вы все в ней нашли?! Чем это она вас очаровала? Своей белой кожей, никогда не видевшей солнца! Руками, не знавшими никакого дела…
— Я просто был немного…
— Ты просто чешский дурак! — подытожила свою обвинительную речь девушка и бросилась вон.
Пожав плечами, так и не понявший в чем его обвиняют Попел отправился спать, а утром его снова разбудила Нахат, но, боже мой, в каком виде!
Трудно сказать, где она раздобыла одежду приличную для своего пола, ибо он ни разу не видал, чтобы она была занята собиранием трофеев, но теперь на него смотрела настоящая красавица в строгом, но вместе с тем пленительном наряде ее гордого горского племени. Узкое светлое платье, украшенное вышивкой на груди и расклешенное книзу из-под которого выглядывал край женских шаровар и изящные сафьяновые башмачки. Поверх него короткий шелковый цвета молодой листвы кафтанчик с прорезными рукавами, также богато вышитый золотой нитью. На голове маленькая цилиндрическая шапочка, покрытая полупрозрачной вуалью. Тонкая талия перехвачена широким отделанным опять же серебром поясом.
— Вставайте, господин Попел, — кротко попросила она.
— Нахат? — удивился он. — Боже мой, но что за маскарад?
— Вставай, сын ишака! — пихнула она его кулаком в бок.
— Да что с тобой?
— Ты не забыл, что обещал мне помощь?
— Какую еще помощь?
— Ты верно смерти не боишься? — прошипела черкешенка и едва не вцепилась ему ногтями в лицо.
— Ладно-ладно! — поспешил подскочить со своего ложа Вацлав. — Да, я обещал тебе и, если помнишь, всегда выполнял свои обещания. И уж конечно готов делать это
