Дмитрий Бондарь - О Тех, Кто Всегда Рядом!
Она несется прямо в противоположную сторону от тех ворот, через которые мы вошли на древнее кладбище. Мне очень хочется спросить ее о причине столь поспешного бегства, но мы выскакиваем из-за очередного холма и передо мной открывается вид на город — вроде бы такой же, какой я видел за воротами.
Я невольно притормаживаю, ноги заплетаются, а голова сама поднимается — к вершинам полупрозрачных башен. Челюсть отвисает и выгляжу я, должно быть, как наш деревенский дурень Аскольд. Только соплей не хватает под носом, соломы в волосах и нитки слюны до пупа.
— Не стой, человек Одон, — торопит кровососка, — нам нельзя здесь оставаться.
И с последним ее словом я начинаю чувствовать и сам, как ворочается вокруг та самая сила, что недавно бросила меня на колени и заставила рыть землю руками. Это понимание придает мне сил и я даже на мгновение опережаю остроухую. Впереди видны еще одни ворота, на этот раз распахнутые настежь — будто кто-то специально ждал нас.
Делая шаг наружу, я жду чего угодно, но яркий солнечный луч заставляет зажмуриться, а в следующий миг я чувствую, как в лицо мне кто-то брызгает холодной водой. И сразу наваливается шум свежего ветра, рев прибоя — мы на берегу моря!
Обессилено валюсь на мокрую скалу, Хине-тепу приседает рядом. У нее нет одышки, она вновь спокойна. Кладет руку на мой лоб и говорит шутливо:
— Ты очень быстро бегаешь, человек Одон. За тобой не угнаться.
— Мы успели? — хриплю пересохшим ртом. Чувствую, как от ее ладони расходится по телу приятная прохлада, снимающая усталость, дыхание восстанавливается.
— Да, успели, можешь отдохнуть, победитель Анку, — смеется кровососка.
— От кого убегали-то? От твоей Хэль?
— Хэль не только моя, она и твоя и… нас у нее много. Но убегали мы не от Хэль — от нее убежать невозможно.
— А от чего тогда?
Я прихожу в себя и сразу начинают болеть руки. Гляжу на разбитые пальцы и поражаюсь своему терпению.
— Не знаю, — отвечает остроухая. — Просто оставаться там было бы очень опасно. Да ты и сам это знаешь.
И с последним ее словом вздрагивает земля. Очень ощутимо. Потом еще и еще раз. Сверху начинают сыпаться мелкие камни, какой-то мусор — щепки, обрывки тряпок, кости.
Оглядываюсь. Мы с Хине-Тепу расположились на обочине узкой дороги, прорубленной над берегом в высоченной скале. Ее вершина теряется где-то в опустившемся облаке, а основание омывается огромными волнами, время от времени забрасывающими пену на дорогу. Один конец дороги, видный отсюда, оканчивается воротами с какой-то надписью поверху, второй упирается в черный зев туннеля, пробитого в камне. Только теперь в голову приходит мысль, что забрались мы далековато и от Хармана и от Вайтры — ведь ни там, ни там нет моря. Только реки.
Скала черная, дорога серая. Тина на камнях зеленая и вонючая. Море — беспредельное, злое и мокрое. И еще здесь трясется земля!
— Где мы?
— Мои слова тебе ничего не скажут, человек Одон, — вздыхает Хине-Тепу. — Да я и сама не уверена в том, что точно определила. Но, поверь мне, это другой мир. Здесь никогда не знали ваших королей, Святых Духов и даже… нас. Здесь мы другие.
Я внимательно смотрю на нее и отмечаю, что она преобразилась. Где-то незначительно, но везде заметно. И продолжает преображаться! Глаза стали больше похожи на людские, уши немного изменили форму, волосы стали светлыми и приобрели золотистый оттенок, глаза перестали быть голубыми льдинками и окрасились приятной зеленью, заметно выросла грудь и… руки. Руки потеряли по одному пальцу! Теперь ее очень просто перепутать с какой-нибудь человеческой красоткой. Ее балахон, напоминавший безразмерный плащ с капюшоном, стал заметно уже, у него появились широкие рукава, вышитые по всей длине красивыми золотыми узорами, капюшон уменьшился и теперь не скрывает полностью ее прелестную головку. Если бы я встретил ее только сейчас, решил бы, что передо мной какая-нибудь принцесса в изгнании. Вот только слабое сияние, исходящее от ее фигуры, мнится мне сомнительным достоинством. Не в нашем положении сверкать на улице подобно новенькому золотому! И еще — она определенно подросла, став теперь чуть выше меня.
На всякий случай ощупываю себя, ожидая чего угодно: отросшего хвоста, копыт в сапогах, мохнатой спины, но ничего этого нет — я такой же, каким был. И даже родинка на левом виске никуда не девалась.
— Ты не можешь измениться, человек Одон. Ты всюду одинаков. — Хине-Тепу склоняет свою симпатичную головку к правому плечу и… моргает!
Готов спорить с кем угодно — раньше она никогда этого не делала!
— Пойдем обратно? — спрашиваю, а сам не верю, что так может быть.
И точно — Туату тяжело вздыхает:
— Не сейчас. Нужно переждать хотя бы несколько дней. Сейчас с той стороны, — она кивает на ворота, — что-то происходит. Я не хочу стать свидетелем этому. Мне страшно. Обитель Хэль — единственное место, где мы смертны полностью. А в Вайтре нас будут ждать Анку Гирнери. И, наверняка, Анку из Сида Динт. Я могу и не справиться. А если еще и Туату…
Я не дослушиваю, потому что до меня вдруг доходит, что вернуться обратно я не смогу. Без нее — точно не смогу. Мне хватит одних лишь Анку, торчащих у ворот кладбища Кочевников. И сразу вспоминаю слова деда о том, как важно иметь место, куда всегда можешь вернуться. У меня, очень может так оказаться, отныне такого места нет.
— И что же делать?
— Ждать, — разводит руками Хине-Тепу.
— Хорошо тебе, — хмыкаю, — раз в полгода поела и довольна. А мне-то приходится по два-три раза в день пузо набивать.
И сразу некстати приходит голод.
— Пойдем-ка, красавица, посмотрим — что там за поворотом?
Она согласно кивает и пристраивается за мной следом, ни дать ни взять — покорная девица.
Идем, я осматриваюсь: на скале ни деревца, ни травинки, один лишь камень разных оттенков черного. Море пустынное, не видать ни островков, ни кораблей. Волны иногда выбрасывают пену и брызги на дорогу, отчего она выглядит помытой.
Между камней находится лужа и я спешу сунуть в нее свои разбитые руки; мне кажется, что нужно смыть кровяную корку с грязью и тогда сразу наступит избавление от постоянной саднящей боли, но я жестоко обманываюсь в своих ожиданиях — боль с новой силой пронзает пальцы, заставляя меня громко орать.
— Соль, — поясняет непонятно Хине-Тепу. — Морская соль.
Я киваю, будто что-то понял, а сам себе соображаю, что если купание в морской воде связано с такой болью, то я никогда не отважусь на морское путешествие.
Глава 8
В которой Одон узнает, что не везде Сиды такие, какими их привыкли знать в его деревне
Сразу за поворотом открывается вид на одиноко торчащую башню с плоской кровлей, покоящейся на десятке резных колонн. Она стоит на самом краю берега и я удивляюсь отваге тех каменщиков, что клали кирпичи над бездной.
— Маяк, — говорит за спиной Хине-Тепу непонятное слово.
— Маяк? — переспрашиваю, — Что это такое?
Хине-Тепу пускается в длинное путанное объяснение, из которого я понимаю только, что маяки эти каким-то образом предохраняют мореходов от смерти. Что-то там связанное со светом в ночи. Не представляю той волшебной силы, которая заставит эту башню светиться ночью.
— Там люди-то есть? Очень уж есть хочется. — говорю, а сам уже вижу фигурки нескольких человек, боязливо подбирающихся к маяку.
И здесь землю опять трясет, на дорогу валятся камни, по большей части некрупные, размером не больше моей головы.
А люди возле маяка — их трое — замирают на мгновение, и сразу бросаются наутек, рассыпаются в разные стороны и начинают что-то орать — еле слышное из-за взбесившегося прибоя.
— Что это они делают? — поворачиваю голову к остроухой.
— Боятся, что маяк на них рухнет.
— А он рухнет?
— Мне-то откуда знать, человек Одон? Я его не строила, не знаю из чего он сложен и какими чарами скреплен.
— Им здесь раствора не хватает для крепости? Еще и колдовство используют?
Каждый шаг в этом мире становится для меня открытием. Никогда не думал, что строить можно с помощью волшбы.
— Иногда. Как и везде в человеческих мирах. Разве в твоем Хармане не принято чтобы жрец обходил новый дом с молитвами?
Наверное, она права, но я еще ни разу не присутствовал на освящении нового дома в городе. А в деревне нашей, когда что-то построят, то не сильно расстраиваются, что рядом нет никакого храма — живут себе и живут. Безо всяких молитв.
— Они нам не опасны? — это я спрашиваю не из страха, а чтобы подготовиться к неожиданностям.
— Люди? Нет, не думаю, что они могут быть нам опасны.
— Тогда пошли быстрее, а то очень уж жрать хочется!
Ускоряю шаг и вскоре оказываемся возле согнутой спины одного из прячущихся за камнями людей.
— Эй, — говорю негромко, чтобы не напугать несчастного. — Доброго вам дня!
