Дмитрий Корниенко - Время Рыцаря
– Я с благодарностью принимаю вашу помощь, – сказал монах, но голову склонил набок, словно не до конца доверяя.
– Вашего ослика можете пока оставить в стойле на попечении хозяина. У меня есть для вас лошадь. Монахам вашего ордена не запрещено передвигаться на лошадях? – Альберт уже перекрикивал шум ссоры, завязывающейся за одним из столов. Он порядком осоловел и не замечал гвалта в таверне.
– Папа Гонорий III разрешил монахам ездить верхом, – последовал ответ.
– Хорошо… Тогда уж предлагаю и переночевать в моей комнате.
– Не откажусь разделить с вами не только пищу, но и кров, – почтительно ответил Валентин.
– А вы расскажете что-нибудь интересное на ночь. Ведь этот Стефан, судя по слухам, – алхимик? Да и вам, наверное, эта наука не чужда? – спросил Альберт, поднимаясь, и остановил пробегающую мимо с кружками жену хозяина: – Мне нужен свет в комнате. Простынь, одеяла или шкуры. А также жаровня. И еще вина.
Они поднялись по скрипучей лестнице, такой крутой, что в доспехах Альберт бы уже свалился, и зашли в комнату. Хозяйка проследовала за ними и поставила на табурет плошку, фитиль которой плавал в каком-то вонючем жире. Уже темнело, Альберт плотно закрыл ставни и оглянулся на стук – зашла какая-то неопрятная девка и накинула на тюфяк серую шершавую простынь, а на кровати сложила одеяла и шкуры, сильно пахнущие бараном. Впрочем, на запахи Альберт уже внимания не обращал: сказывалось вино. Да и вообще нос Уолша был, по-видимому, не такой уж чувствительный, просто Альберт успел привыкнуть к ночевкам на свежем воздухе. Также девица принесла новое белье, подождала, не отворачиваясь, пока Альберт снимет подкольчужник, и забрала его в стирку. Следом появился хозяин, втащив на вытянутых руках треногу с жаровней, и, пожелав спокойного сна, удалился. Завершила череду гостей жена хозяина, она поставила на пол кувшин с вином, две кружки, хитро подмигнула и тоже ушла. А к раскатам хохота и звукам лютни с первого этажа уже примешивался женский визг.
– Брат Валентин, так расскажите мне, невежде, об алхимии, – попросил Альберт, устраиваясь на своей половине большой кровати. – Да уж ложитесь, под разговор, глядишь, и заснуть получится, а то тут такой шум.
– Хорошо, – покладисто ответил богослов. – Так вам о сути алхимии рассказать? Только учтите, даже азы поймет лишь человек с достаточным образованием.
– О, я достаточно образован. Говорите, а я постараюсь понять.
– Не скрою, я увлечен этой наукой – алхимией, – пространно начал отец Валентин, положив голову на подушку и вглядываясь в мрак потолка. – И занимаюсь я этим с ведома нашего аббата, человека очень знающего. Много было у меня странствий по разным землям, городам и замкам, и я беседовал с людьми учеными и мудрецами, хранителями алхимической премудрости. Я поглощал их писания одно за другим, бессменно склоняясь снова и снова над трудами, но сути не нашел. А ведь я изучал алхимические книги двояко, стараясь уразуметь в них и то, что говорит в пользу мужей, их написавших, и то, что говорит против них. Ведь многие, слепо следующие этим книгам ученые, богачи, епископы, каноники и знатоки философии потерпели крах, затратив бездну бесплодных усилий. И все потому, что увлеченные этим искусством, они оказались неспособными вовремя изменить путь. Однако меня не оставляла надежда. Я продолжал безостановочно трудиться. Путешествуя по городам, монастырям и замкам, с благословения аббата нашего, я продолжал наблюдать. Я настойчиво изучал алхимические сочинения и размышления над ними, пока наконец не нашел то, что искал, но не посредством собственных скудных знаний, а посредством Божественного Духа.
– И все же, в чем суть, на ваш взгляд? – опять спросил Альберт, уставившись на жаровню. Красные угли гипнотизировали.
– А суть в том, если вы способны это понять, что золото – металл совершенный, здоровый. Остальные же металлы – это не что иное, как то же золото, но больное в той или иной степени. Например, свинец – это прокаженное золото, – сказал монах и даже приподнялся, опираясь на локоть. Глаза его возбужденно сверкали. – Но для успешного превращения больных металлов в золото необходимо лекарство, известное как философский камень или как эликсир. Только с его помощью возможно вылечить больные металлы, вернув им совершенство золота. Да и не только золото делают с помощью философского камня. Человеческое тело, подверженное старению и болезням, тоже можно излечить.
– Понятно, – сказал Альберт. Его глаза уже закрывались под убаюкивающий голос богослова.
– Не обижайтесь, но не думаю, чтобы вам было действительно понятно. Для этого нужно серьезное образование. Хотите, я лучше вам расскажу истории великих философов, ученых и алхимиков? Их жизненные пути порой очень занимательны. Взять хотя бы историю Раймонда Луллия. Он родился на острове Майорка в знатной и богатой семье и всю юность растратил на любовные приключения. Однажды он воспылал страстью к живущей в Пальме замужней даме из Генуи. Ей же досаждали выходки красавца Раймонда, желавшего доказать ей свою любовь. Тогда она согласилась увидеться с ним наедине и назначила свидание в собственной спальне. Луллий был убежден, что наконец-то покорил ее, однако дама встретила его очень холодно, спросив, не желает ли он полюбоваться грудью, которую неоднократно воспевал в своих стихах. Удивленный Луллий ответил, что у него нет более заветного желания. Тогда молодая женщина, распустив корсаж, показала ему изъеденную болезнью грудь со словами: 'Смотри, Раймонд, смотри, сколь уродливо тело, возбудившее твою страсть. Не лучше ли было тебе возлюбить Иисуса Христа, от которого ты можешь ждать вечной награды?' Луллий был потрясен. Терзаясь стыдом и угрызениями совести, он устремился в исповедальню и поклялся, что отныне посвятит жизнь свою прославлению Господа и обращению неверных в христианство.
– Это его на старости лет забили камнями в Алжире, когда он отважно проповедовал христианство на рыночной площади? – спросил Альберт.
– Да… – глаза Валентина удивленно раскрылись. – Однако редко встретишь рыцаря, который знает имена великих мужей науки.
– Я особенный рыцарь, – сказал Альберт и улыбнулся. – Укрывайтесь одеялами – будем спать. Завтра с рассветом нам надо покинуть гостеприимный Сомюр.
– …помоги мне, Господь, наступающую ночь провести спокойно, чтобы, вставши с убогой постели моей, мог я делать угодное пресвятому имени Твоему во все дни моей жизни и побеждать нападающих на меня врагов телесных и бестелесных… – читал молитву Валентин, устраиваясь поудобнее.
Альберт, который встал, чтобы задуть паклю, подумал, что постель действительно убогая, и врагов много, и хорошо, что дома ему бы такая молитва не подошла. Он вернулся в постель, натянул на себя поверх одеяла еще и шкуру и дотронулся до кольца на груди, про которое даже забыл. Ощупывая пальцами грани бриллианта, он уже сквозь дрему задал последний на этот день вопрос:
– А почему этого монаха Стефана, к которому вы идете, называют Зеркальным Дьяволом?
Валентин вздрогнул.
– Он изучал зеркала, – ответил богослов, чуть помедлив. – Это кое-кому не понравилось.
6
'Париж, угол улицы Писарей и улицы Мариво', – еще раз прочитал Альберт и отложил папку. Так уж повелось, что первый утренний час все удивительное и загадочное его абсолютно не трогало. Все казалось или прозаичным, имеющим реальное объяснение, или попросту шарлатанством. По крайней мере, думать о Николя Фламеле не хотелось совершенно, а вот желание провести день вне замка вспыхнуло с новой силой. Альберту, как историку, очень хотел сейчас сравнить древний Сомюр с современным городом, пока свежи впечатления. Присутствовало к тому же и другое необъяснимое ощущение, наверное, сродни тому, которое испытывает преступник, возвращающийся на место преступления.
Удачно подловив Андре – тот как раз собирался за покупками, – Альберт доехал с ним до станции и успел на проходившую электричку до Тура. В вагоне он не терял времени, читая захваченную в замке книгу о лошадях, – хотелось знать о них больше, это могло пригодиться, ведь Альберт даже не знал, как часто надо кормить коня. Миловидная девушка, сидящая напротив, тоже уткнулась в книгу, и тревожила историка сильным ароматом крема от загара. Этот запах неожиданно разбудил какие-то приятные ассоциации, связанные с морем и отдыхом, потому что запах крема от загара всегда там, где солнце, море и отдых, или там, где горный снег, размазанный по лицу от падения на склоне. Есть запахи, которые у большинства связаны с приятными вещами.
Через полчаса увлекательного чтения, узнав много нового, Альберт прибыл в оживленный Тур. Час до отправления следующего поезда – на Сомюр – был потрачен на осмотр прилегающих к вокзалу улиц. Этот город впечатлил уже самим вокзалом и общей атмосферой. На провинциальный город он был совсем не похож: слишком много людей было на горячих от солнца улицах, в прохладных магазинах и пропахших корицей кафе; слишком торопливы были пешеходы и расторопны продавцы; караваны машин с верблюжьей неспешностью продвигались в пробках, и воздух над капотами дрожал. Совсем не чувствовалось той ленивой меланхолии, которая бросалась в глаза в Ле Мане. Вообще, Альберт давно заметил, что в крупных городах выходные похожи на будние дни, а в маленьких – будни напоминают выходные. Но Тур казался особенным, возможно потому, что в XV веке он стал столицей Франции. Лишь Генрих IV не любил Тур, поэтому и вернул столицу в Париж.
