Олег Измеров - Дети Империи
— То есть я буду экспертом по самому себе?
— Ну а кто же вас лучше знает, кроме вас самих?
— Логично… А как же командировка в Харьков?
— Все уже согласовано. Не волнуйтесь, опытный образец по варианту института тоже будут изготавливать и испытывать, мы этот вопрос решим. Вы же в нем уверены?
— Конечно. Только те, что отстаивают образец с металлическими муфтами, тоже грамотные и честные специалисты, они не вредители, они просто не знали такого варианта, и мне не хотелось бы, чтобы у них были какие-то неприятности.
— Ни у кого неприятностей не будет. Испытывать будут оба варианта, и объективно смотреть, как они себя покажут.
— Спасибо.
— Да не за что. Если больше вопросов нет…
— Да, еще… Зинаида Семеновна, которая на кафедре машинисткой работает, тоже ничего не знает. Это я на всякий случай.
— Нелинова Зинаида Семеновна наш внештатный эксперт, биолог. Оперативной деятельностью она не занималась, но тут случай неординарный, пришлось срочно внедрить ее на кафедру, чтобы понять, кто вы и откуда. Она по профессии врач, сейчас заканчивает второй институт, работает в детской больнице у Стальзавода, очень хороший специалист, коллеги хвалят… Увлеклась космической биологией, подавала заявление в отряд космонавтов, занималась многими видами спорта, но в отряд не поступила, и нам порекомендовали ее в качестве местного эксперта. По всем отзывам, хороший человек. Кстати, она хотела вас видеть, если вы не против.
2. Лаборатория номер 6-б.
Виктор чувствовал себя полным идиотом. Он-то бегал, думал, изобретал, как под местного закосить, а его тем временем рассматривали со всех сторон, как жука на булавке. Зиночка — агент Скалли, готовая препарировать останки зеленых человечков, спортсменка, комсомолка и приятная во всех отношениях дама. Все в лучших традициях шпионских боевиков. Интересно, что она хочет ему сказать при встрече?
— Для такой женщины просто невозможно быть против.
— Да, я совсем забыл. Принято решение, что в случае нашего сотрудничества у вас не будут пытаться узнать сведения, которые по каким-либо причинам вы обязались хранить в тайне в вашем времени и в вашей стране. Отчасти такое решение принято и для того, чтобы избежать в будущем повода для привлечения к ответственности лиц, которым стала бы доступна такая информация. Я достаточно понятно смог передать смысл?
— Вполне. То-есть, чтобы не могли судить потомки.
— Можно сказать и так.
— Ну что ж, это очень предусмотрительно. Если бы каждый, находясь на службе у государства, думал, что его могут судить потомки…
— Если больше вопросов нет, то сейчас вам покажут вашу комнату. Обед принесут в двенадцать, питание у нас четырехразовое. В свободное время можете свободно гулять по территории, можете выходить за ворота, только, пожалуйста, предупреждайте, дадим сопровождающего. Мы не боимся, что вы сбежите, но, допустим, вас там какая-нибудь собака покусает, а из-за этого охрана получит взыскание, что недоглядела. Насколько я понял, вы не хотели бы, чтобы кто-то из-за вас пострадал.
Комната Виктора напоминала гостиничный номер. У входа — встроенный шкаф и санузел с рукомойником и душем. Очевидно, в доме были местные водопровод и канализация. В самой комнате по левую сторону стояла односпальная кровать с тумбочкой, а по правую — письменный стол с книжной полкой и что-то вроде комода со шкафчиком сбоку, на котором стояли четырнадцатидюймовый "Огонек", радиола "Нокия" и сифон с газированной водой. На столе был телефон без диска, письменный прибор и портативная пишущая машинка в фибровом футляре, а на стене висели такие же круглые электрические часы, что и в кабинете. Очевидно, во всех комнатах была система часов, синхронизированных с точным временем. С потолка свисала лампочка в белом коническом плафоне.
— Располагайтесь. Ваши вещи из общежития подвезут позднее. Впрочем, там их не так много, а здесь есть все необходимое на первое время. Обед привезут в двенадцать часов. Если что-то надо, чтобы не бегать и никого не искать, позвоните по телефону дежурному. Специалисты подъедут после обеда, а пока можете отдыхать. Я вас пока оставлю.
Ковальчук вышел, и Виктор принялся изучать апартаменты. В шкафу он обнаружил двубортные зимнее и демисезонное пальто его размера, шапку и шляпу, два шерстяных костюма, светлый и темный в елочку, с уже завязанными галстуками в косую полоску, зимние и демисезонные ботинки и домашние тапочки. В ящиках комода были рубашки, свитера, нательное и постельное белье, шерстяные и нитяные носки с резинками, ночная пижама в полоску, махровый халат после душа и прочие подобные вещи, а в примыкающем шкафчике — долгоиграющие пластинки, как советские, так и зарубежные, например, диски Рея Кониффа за 1956 и 1957 год. В тумбочке оказалась электробритва с вращающимися лезвиями, наподобие "Харькова", и прочая подобная мелочь. На книжной полке стояли журналы "Техника-молодежи", научно-технические издания по локомотивостроению и ЭВМ, а также несколько фантастических книг, в том числе и пресловутый роман программиста Солженицына о кибернетике. Было похоже, что вещи старались подбирать под его предполагаемые предпочтения.
Виктор повесил свои вещи в шкаф, присел на кровать и задумался. Прежде всего, ему было непонятно, зачем его надо было тащить из города на какой-то странный, недавно построенный объект под вывеской лаборатории СЭС под охраной. На госдачу или вообще на какие-то дачи или особняки, виденные Виктором в фильмах по теме, все это тоже не походило. С другой стороны, место было не так уж и далеко от города, рядом две деревни, народ наверняка за грибами ходит. К тому же все это построено недавно и быстро.
Название радиолы несколько смущало. По тому, что знал Виктор, Nokia Aktiebolag, что по-русски означало "Компания Черный Соболь", в это время еще приемников не выпускала. Хотя… После войны же начали быстро развивать радиозаводы в Прибалтике; видать и с финнами то же самое.
Несмотря на все удобства, обстановка выглядела довольно казенной, да и без излишеств. Явно не особняк Штирлица. Хотя, если не будет никаких сюрпризов, жаловаться грех. Могло быть и хуже. С другой стороны, уже трудно сказать, как оно могло быть здесь, и как оно могло быть у нас в это время. Будем считать, что могло быть хуже.
В двенадцать стюард молча привез обед на столике на колесах. Виктор поблагодарил его и подумал, положено ли здесь давать чаевые. Наверное, не положено… Обед оказался не ресторанный, но вкусный.
После обеда Виктора пригласили в другую комнату, где был круглый стол, за которым сидели те, которых представили ему, как специалистов, несколько шкафов и столов у стены, на которых стояли два магнитофона, аппарат для просмотра микрофильмов, настольный электрографический репродукционный аппарат и эпидиоскоп. Кроме того, на одном из столов лежала широкопленочная зеркальная камера с толстым, как кружка, объективом и фотовспышкой, и узкопленочная кинокамера с тремя объективами на турели, а в углу стоял фотоштатив.
Расспросы продолжались немногим больше трех часов, с перерывами, как на занятиях, по пять минут после каждых сорока пяти, и по пятнадцать минут после двух пар. К столу подносили черный кофе в маленьких чашечках и бутерброды. Расспрашивали о разном: об истории, развитии науки и техники, событиях внутренней и международной политики, перемежая это вопросами о всякой ерунде, вроде того, какого цвета были носки у Майкла Джексона или можно ли было свободно купить камбалу в 1977 году в "Мечте" на первом этаже. Какой-то определенной системы в этих вопросах не было, и чувствовалось, что рассказы о технике будущего, новых открытиях или ходе истории, конечно, интересны, но не в первую очередь; а что должно быть в первую очередь, оставалось неясным. Даже сообщенный Виктором факт распада СССР в 1991 году у слушателей особых эмоций не вызвал. Хотя с 1958-го времени впереди еще до фига, и все можно исправить.
В общем, все это не слишком напрягало, но Виктор, к стыду своему, обнаружил, что он о своем веке многого на память не знает. Например, он не помнил, из чего делали облицовку "Бурана", хотя и читал об этом. Или в каком году было подписано ОСВ.
К вечеру специалисты отъехали. Виктор немного прошелся по территории. Косые лучи солнца золотили снег на заметенном вьюгами подлеске, на темных шапках сосен и елей. Редкие березы тихо качали длинные пряди ветвей в неторопливом ручье вечернего неба. Было тихо и все дышало каким-то необычайным умиротворением, которое трудно заметить в беготне и проблемах обыденной городской жизни человека начала нового столетия, непрерывно ожидающего от будущего какую-то новую гадость; здесь же чувствовалась какая-то детская безмятежность, и, несмотря на видневшихся охранников — какое-то давно забытое чувство внутренней свободы. "Уж не загипнотизировали меня здесь?" — промелькнула в голове невольная мысль.
