Самый лучший коммунист - Павел Смолин
* * *
Когда-то кинотеатр «Художественный» назывался «Синематограф Брокша», и в него ходили подданные Империи. Тогда это было экзотикой, и посещение «синематографа» нередко приравнивалось по качеству досуга к походу в театр. Это так в интернете пишут, а по факту, полагаю, «синематограф» котировался выше: модная новинка же. Изначально кинотеатр вмещал четыреста человек, но популярность кино росла, и в 13-м году пришлось перестроить здание, расширив зрительный зал до девятисот человек. После Революции детище Брокша переименовалось в «Художественный», но значимости в масштабах страны не потеряло: здесь состоялась премьера «Броненосца Потемкина». Здесь показывали первый звуковой и первый цветной фильмы. Здесь, впервые в стране, повесили экран широкого формата. Словом — место со всех сторон значимое и для наших целей подходящее.
На лишённом в рамках развернутой Хрущевым кампании против «архитектурных излишеств» фасаде здания висела огромная, канонического — то есть напрямую спертого из моего мира — дизайна афиша: «Звездные войны: Новая надежда». Финальный бюджет получился закачаешься — семьдесят три миллиона рублей. Дороже обошлась только киноэпопея Сергея Бондарчука «Война и мир». Нам такая массовка не нужна, а вот декорации, модельки и костюмы стоили очень дорого.
Виталина осталась дома, с Сашкой нянчиться, и я ей очень завидую. Нужно побыстрее раскидаться с делами и возвращаться в Хрущевск — Москва мне теперь почти заграницей чудится, далеко, суетливо и очень непохоже на то, какой я ее видел всего четыре года назад, в кажущемся невыразимо далеким 68-м году. Вся столица нынче в неоне, частного сектора в ней почти не осталось — заменили жилыми и коммерческими районами. Наконец-то можно катать интуристов по Москве-реке и не пытаться выдавать хибары девятнадцатого века постройки за «деревянное зодчество». Зодчество не забыто, просто вынесено в отдельные, более подходящие для любования им зоны. Например, город Суздаль, где с этого года, в августе, будут проводиться масштабные народные гуляния и ярмарка. Интуристы путевки расхватали за пару дней после поступления их в продажу. С интуристами вообще все хорошо — едут и едут, проклятые, не сидится же им в капитализме.
Соотечественники рады по уши: порожденный Занавесом комплекс неполноценности лечится. Все хорошо и с туристами нашими: за семьдесят первый, без пяти минут стартовый, год, в Азию съездили семьсот тысяч Советских граждан. Полтора миллиона посетили страны соцблока. Из них сто тысяч — Италию. Проблемное место: не хватает пропускной мощности у социалистического новичка. Выводы сделаны — Советские граждане нынче не вынужденные нищеброды с лимитом на валюту, а очень даже платежеспособные клиенты: при выезде за рубеж разрешается обменивать до трех тысяч рублей на валюту по льготному курсу и потом этой валютой свободно пользоваться. Вот отсюда я дефицитные рубли и черпаю, впаривая нашим туристам ненужные зарубежные фантики. Правительство Италии твердо намерено золотой ручеек не упускать, и работает над увеличением турпотоков из Союза.
Семьдесят тысяч человек посетили Чили. В основном — дети, потому что для взрослых логистика пока сложная и дорогая. Сто три тысячи граждан погрели косточки на Кубе — тоже в основном дети и подростки, по тем же причинам.
Лично я таким положением дел не очень доволен: квоты на туризм в полной мере выбрали только путевки в Японию. Китай, Корея, Вьетнам пока остаются уделом или поклонников азиатчины, или, как бы грустно не звучало, жертв козней коллег и профсоюзных чинов. Те, у кого есть блат, распределяются отдыхать на Запад от Союза, а остальные — на Восток. Плохо и неправильно: в этой Европе кроме архитектуры смотреть не на что, способ жизни и менталитет плюс-минус схожи, а вот в Азии реально другой, экзотический мир. Ай, ладно — лиха беда начало!
На премьеру меня везли дяди Семен и Дима. По пути я читал очередную папочку со стенограммами прослушки интересующих меня деятелей, не стесняясь жаловаться товарищам:
— А вот товарищ Тарковский. Цитирую: «Одна из дурных мыслей: ты никому не нужен, ты совершенно чужд своей культуре, ты ничего не сделал для нее, ты ничтожество. А если серьезно задают вопрос в Европе, да и где угодно: „Кто лучший режиссер в СССР?“ — Тарковский. Но у нас — молчок. Меня нет, и я — пустое место. Это так называемая минута слабости. Очень тяжело быть никому не нужным. И как не хочется иметь значение по пустякам. Хочется целиком заполнить чью-то жизнь или жизни. Мне тесно, моей душе тесно во мне; мне нужно другое вместилище».
— Охереть, — оценил дядя Дима. — Это про него «молчок»? Да на «Солярис» даже рабочие коллективы загоняли, для развития. Вся страна посмотрела, потом еще по телеку крутили, с твоими комментариями, — посмотрел на меня в зеркало заднего вида.
— Про комментарии дальше будет, — хохотнул я. — Вот тут: «Так смешно и горько — я настолько неинтересен своей стране, что приходится принуждать народ посмотреть мой „Солярис“».
— Народ не тот попался нашему гению, — хохотнул дядя Семен.
— Бывают же люди: и так ему не нравится, и этак, — вздохнул я.
— Тесно ему, понимаешь! — фыркнул дядя Дима. — Вот когда каждый встречный перед ним с поклоном шапку ломать будет и рассказывать, какой великий режиссер товарищ Тарковский, вот тогда — да, душа сразу освободится и воспарит в эмпирии.
То ли дело нормальные люди — товарищ Шукшин, например. Подошел, спросил, и теперь довольный бродит по Дальневосточной тайге, снимая эпическое полотно про Ермака. Или Меньшов — снимает гимны Советской деревне и не жалуется. А главное — это кино не из-под палки смотрят, а добровольно! Ну и кто
