Вторая Отечественная - Даниил Сергеевич Калинин
На этом короткая схватка ополченцев с обходящим дом турецким отрядом кончилось полным уничтожением последнего. Тем самым отделение Марочко прорвало кольцо окружения, подарив соратникам крохотный шанс отбиться и вырваться из западни…
Я все же успел швырнуть гранату за угол. Но одновременно с тем со мной поравнялись османы, воспользовавшиеся замешательством стрелков после подрыва динамитных шашек — и ринувшиеся в атаку. От стремительного укола налетевшего на меня противника я спасся неуклюжим прыжком-падением на спину — и тремя неприцельными выстрелами с левой руки… Только один из них зацепил бедро врага — но и это затормозило его: турок, сжав зубы от боли, глухо вскрикнул и потерял равновесие, не успев уколоть еще раз. И эта заминка, спасшая мою жизнь, стоила ему собственной — замерев на земле, я выстрелил уже точнее, и пуля калибра 7,62 врезалась тому в грудь, чуть повыше солнечного сплетения…
А следом за спинами устремившихся вперед аскеров бахнул взрыв РГ-12.
Двое османов, замыкающих прорвавшуюся группу, свалились, получив осколки в спину; бросило на бок и турка, целящегося в меня из маузера. Оставшиеся патроны я прямо с земли разрядил в спины тех, кто кинулся на встающих из-за укрытий ополченцев, свалив еще двух врагов. А следом за спиной раздался отчаянный крик Жоржа — и лязг металла:
— Рома, выручай!!!
Я рывком вскочил на ноги, освобождая шашку из ножен — и насколько возможно быстро кинулся на помощь другу. Последний пятится под напором сразу двух турецких солдат, отчаянно отбивая шашкой стремительные уколы последних, а еще один аскер уже практически обошел прапорщика, рассчитывая пропороть тому бок ножевым штыком маузера…
Глава 13
Я кинулся наперерез турку, на ходу вырвав шашку из ножен — и осман, заметив меня, развернул ствол винтовки в мою сторону. А после дуло ее озарила вспышка пламени — и тут же я почуял, как в левый бок меня словно с силой ударили, одновременно обдав чем-то горячим, что жжется… Но враг выстрелил от пояса, а я успел инстинктивно рвануть в сторону — и точного попадания, гарантированно свалившего бы меня наповал, удалось избежать.
Осман, не стрелявший в Жоржа только потому, что прапорщика закрыли спины наседающих на него аскеров, быстро дернул затвор назад, перезаряжая маузер — но лучше бы он попытался уколоть меня штыком! Буквально озверев от боли, страха и жарким огнем полыхнувшей ненависти к моему несостоявшемуся убийце, я вдвое быстрее рванул к противнику, размашисто ударив шашкой по стволу винтаря! Тот ожидаемо дернуло в сторону, и вражеская пуля ушла в стенку дому; еще шаг — и очередной резкий удар чуть искривленного клинка перехватил горло выпучившего глаза турка, разом захрипевшего и выпустившего маузер из рук…
В следующих миг Жорж также отбил очередной выпад врага — после чего стремительно выбросил правую руку с зажатым в ней клинком вперед, всадив наточенное с двух сторон острие шашки в живот противника. Последний турок, однако, успел вставить новую обойму в винтовку и уже вскинул ее к плечу — в то время как и я, и товарищ мой не успели бы предупредить выстрел османа… И выстрел грянул — но за спиной турка! Из-за угла дома показался уже немолодой прапорщик с трехлинейкой, снявший последнего османа, и Жорж восторженно воскликнул:
— Пашка! Марочко! Как же ты вовремя!!!
Я же, облегченно выдохнув, обернулся назад, скривившись от боли в раненом боку — и глухо застонал: на моих глазах полезшие со всех сторон турки уже принялись добивать последних бойцов отделения нашего прикрытия окованными прикладами, да увлеченно всаживать штыки в распластавшихся на земле ополченцев… Они так увлеклись расправой над горсткой армян, что не сразу обратили внимание на трех русских офицеров, вышедших победителями из короткой схватки с их соратниками — и я выдохнул сквозь зубы:
— Ходу! Ополченцам уже не помочь!
…На удивление нам повезло — последующий после столкновения отход из Верхнего Сарыкамыша, являющего крошечным пригородом небольшого на деле городка, прошел относительно благополучно. Как оказалось, маузеровская пуля задела меня только по касательной, так что, наскоро перевязавшись, я смог продолжить путь — но к концу эвакуации у меня уже начало темнеть в глазах. И дотянув на морально-волевых до вокзала, ставшего опорным пунктом остатков отряда Букретова, я тут же почуял, как державшее меня до того напряжение отпускает, и я проваливаюсь в спасительное забытье…
Несмотря на отсутствие боевого опыта, Николай Адрианович Букретов неплохо принял свой первый бой, сумел наладить оборону на подступах к городу, в котором практически не было регулярных частей, сколотил боеспособный отряд из охраны складов, ополченцев и выпуска прапорщиков, усилив его пушками и пулеметами. Но выбитый с предгорья после нескольких упорных атак османов, прущих вперед с одной лишь целью — выжить! — полковник потерял единственный шанс удержать напор многократно превосходящего врага теми силами, что остались у него в наличие… По сути, командир сводного отряда ныне лишь продлевал агонию без всякой надежды на успех предприятия — да молясь, чтобы части, снятые с фронта генералом Машлыкевским, успели прибыть в Сарыкамыш до того, как батальон добьют, и турки закрепятся в городе в большой силе, захватив, к тому же, стратегические склады боеприпасов русской армии.
Тем не менее, Николай Адрианович, словно узнав самого себя с новой стороны, сумел сохранить присутствие духа — в отличие от того же Машлыкевского, эвакуировавшегося в Тифлис и отдавшего приказ об отступлении (правда, подписать свой приказ генералу не хватило решимости). Так что, отступив к вокзалу, он постарался наладить оборону, поделив между уцелевшими пулеметными расчетами сектора обстрела, и прикрыв «мертвые» для огня «максимов» зоны группами лучших стрелков. В резерве у полковника солдат уже не осталось, командный пункт (одно название!) Букретов развернул у батареи, взявшей на прицел ближние подступы к вокзалу.
Николаю Адриановичу удалось даже покормить солдат саморазогревающейся тушенкой прежде, чем перегруппировавшиеся турки двинулись вперед плотными цепями от Верхнего Сарыкамыша. Вскоре заработали оба орудия, посылая шрапнель во врага — и в зоне обстрела османские цепи смешались, образовалась свалка из тел
