Уилбур Смит - Раскаты грома
Шон пожал его руку.
– Я вас знаю, сэр? Я уверен, что видел вас раньше. Это меня беспокоит.
– Не думаю.
Шон с трудом старался не выдать своих чувств ни голосом, ни выражением лица.
– Я… я почел бы за честь узнать ваше имя.
Какая-то странная застенчивость охватила обоих.
«Что ему сказать? – думал Шон. – Я не должен, не могу сказать ему правду».
– Бог мой, какая грязь! – рассмеялся он. – От нас несет, словно мы уже десять дней мертвы.
Майкл, казалось, впервые заметил в каком они виде.
– Ма накричит себе грыжу, когда меня увидит. – Он тоже засмеялся и сказал: – Идемте в дом. Это недалеко отсюда. Перекусите с нами, вымоетесь, а слуги вычистят ваше платье.
– Нет. – Шон покачал головой. – Мне надо возвращаться в Ледибург.
– Пожалуйста. Я хочу, чтобы вы познакомились с моей матерью. Отца сейчас нет, он на войне. Ну пожалуйста, пойдемте со мной.
«Я ему действительно нужен». Шон с теплым чувством глядел в глаза сына, с трудом сдерживая переживания; его лицо покраснело от удовольствия.
– Майк, – начал он и остановился в поисках нужных слов. – Сейчас положение несколько затруднительное. Я не могу принять твое предложение. Но я был бы рад увидеть тебя снова и надеюсь, мы еще встретимся. Давай погодим.
– О!
Майкл не пытался скрыть разочарования.
– Ну я хоть провожу вас до моста.
– Хорошо.
Шон рубашкой обтер грязь, а Майкл тем временем отвязывал лошадей.
Они ехали вначале молча все из той же странной застенчивости. Потом заговорили, и очень скоро барьеры между ними рухнули. С гордостью, нелепой в таком положении, Шон отметил быстроту ума Майкла, свободу выражений, необычную для столь молодого человека, зрелость взглядов.
Они говорили о Тёнис-краале.
– Это хорошая ферма. – В голосе Майкла звучала гордость. – Моя семья владеет ею с 1867 года.
– Но у вас не очень много скота, – заметил Шон.
– Па не везло. Приключилась чума, но мы оправимся. Вот увидите. – Он немного помолчал, потом продолжил: – Па на самом деле не скотовод. Вместо того чтобы вкладывать деньги в скот, он покупает лошадей. Вроде Красавицы. – Он потрепал по шее свою великолепную золотистую кобылу.
– Я пытался с ним спорить, но… – Тут юноша сообразил, что близок к предательству, быстро спохватился и торопливо сказал: – Не поймите меня неверно, мой отец – человек необычный. Сейчас он в армейском штабе, полковник и один из самых близких к генералу Буллеру людей. Он кавалер Креста Виктории за храбрость и получил орден «За выдающиеся заслуги» за то, что делает сейчас.
«Да, – думал Шон. – Я тоже защищал Гарри; часто защищал, особенно в твоем возрасте».
Он понимающе изменил предмет разговора.
Заговорили о будущем.
– Значит, ты хочешь быть фермером?
– Я люблю эти места. Я здесь родился. Для меня это не просто земля и дом. Это часть традиции, к которой я принадлежу. Она создана людьми, которыми я горжусь. После па только я смогу ее продолжить. И я не подведу. Но…
Они добрались до подъема над дорогой, и Майкл остановился и посмотрел на Шона, как бы решая, сколько он может сказать этому незнакомцу.
– Но… – мягко подтолкнул его Шон.
Майкл еще несколько мгновений смотрел на него, пытаясь правильно оценить: он был убежден, что может доверять ему больше, чем любому человеку на земле. Ему казалось, что он всю жизнь знает этого человека и между ними есть что-то очень прочное, очень хорошее и почти осязаемое.
– Но, – вернулся он к разговору, – это не все. Мне мало только земли и скота. Это трудно объяснить. Мой дед был великим человеком; он занимался не только скотом, но и людьми. Он… вы понимаете меня, верно?
– Думаю, да, – кивнул Шон. – Ты хотел бы занять свое место в общей системе вещей.
– Да, именно так. Я бы хотел решать не только, когда отбраковывать скот, когда клеймить и где ставить новый чан.
– И что ж ты собираешься делать?
– Ну, я учусь в Кейптаунском университете. На третьем курсе. К Рождеству получу диплом.
– И что потом?
– Не знаю, но что-нибудь найду. – Майкл улыбнулся. – Сначала мне многому нужно научиться. Иногда меня пугает, сколько нужно узнать.
Они пустили лошадей вниз к дороге, до того поглощенные друг другом, что ни один из них не замечал коляски, которая приближалась к ним от Ледибурга, пока она не оказалась почти рядом. Тут Майкл поднял голову.
– Эй, это мама. Теперь вы сможете познакомиться.
Шон с ужасом понял, что он в западне.
Убежать невозможно – коляска всего в пятидесяти ярдах; рядом с цветным кучером сидела Энн и смотрела на них.
Майкл крикнул:
– Привет, ма!
– Майкл! Чем ты занимался? Ты только посмотри на себя!
Голос ее звучал пронзительно. Годы обошлись с Энн так, как она того заслуживала – ее черты заострились, кошачий разрез глаз усилился. Она посмотрела на Шона и нахмурилась. Глубокие морщины пролегли по ее лбу и тяжелыми линиями показались под подбородком.
– Кто это с тобой? – спросила она Майкла.
– Друг. Он помог мне вытащить из болота корову. Ты бы видела его, ма! Он просто поднял ее над грязью.
Шон видел, что на Энн дорогое платье, чересчур кричащее для буднего дня. Бархат и страусовые перья… а эти жемчуга должны были обойтись Гарри в целое состояние. В коляске новый ковер, лощеная кожа сидений отделана алым, новые медные украшения – еще одна сотня фунтов. Шон взглянул на лошадей – пара гнедых, породистые жеребцы, один другому под стать. Боже!
Энн все еще смотрела на него, на ее лице смешались узнавание и сомнение. Она покраснела, губы задрожали.
– Здравствуй, Энн.
– Шон!
Она выплюнула его имя.
– Давно не виделись. Как ты?
Глаза ее злобно прищурились. Почти не шевеля губами, она рявкнула Майклу:
– Отойди от этого человека!
– Но…
Замешательство на лице Майкла ранило Шона, словно удар копья.
– Слушайся матушку, – сказал он Майклу.
– Вы… вы мой дядя Шон?
– Да.
– Уйди он него, – пронзительно кричала Энн. – Никогда больше не разговаривай с ним! Ты слышишь, Майкл? Он зло. Никогда не подпускай его к себе. Он уничтожит тебя. – Энн задыхалась, она тряслась от гнева и ненависти и походила на безумную. – Убирайся с нашей земли, Шон Кортни! Уходи из Тёнис-крааля и никогда не возвращайся!
– Хорошо, Энн. Я ухожу.
– Майкл! Садись на лошадь! – кричала она.
– Я…
– Быстрей! Прочь от него!
Майкл сел в седло.
– Поезжай. Быстрей, – приказала она цветному кучеру. Под хлыстом рослые гнедые рванулись вперед, и Энн отбросило на кожаное сиденье. – Домой, Майкл. Немедленно домой!
Майкл в замешательстве посмотрел на Шона.
– Я не… не понимаю.
– Поговорим как-нибудь в другой раз, Майкл.
Неожиданно выражение лица Майкла изменилось, углы рта опустились, глаза потемнели от сожаления о так быстро утраченной находке.
– Нет, – сказал он, поднял руку, прощаясь, и повернул лошадь. Пригнувшись к холке, он стал догонять коляску.
– Майкл, – крикнул ему вслед Шон, но тот как будто не слышал.
Глава 36
И Шон вернулся на войну. Ада держалась так мужественно, что ему хотелось схватить ее, встряхнуть и закричать: «Плачь, черт побери! И покончим с этим!» Дирк продемонстрировал один из своих самых выдающихся припадков. Он вцепился в Шона и вопил так, что едва не задохнулся.
К тому времени как поезд тронулся, Шон пришел в полную ярость, и его гнев не улегся даже четыре часа спустя, когда он добрался до Питермарицбурга.
Он понес этот гнев в салун при вокзале и залил его несколькими порциями бренди. Затем в сопровождении Мбежане, который нес за ним вещи, Шон пробрался через толпу на платформе в поисках свободного купе в экспрессе, идущем на север. Ехать в нем разрешалось только военным, и все его спутники были в хаки. В обширной серой толпе кое-где виднелись яркие пятна – женщины провожали своих мужчин на войну, бедняжки. Плач сливался с громкими голосами, мужским смехом и детским писком. Неожиданно в этом шуме Шон расслышал свое имя. Всмотревшись, он увидел руку, которая лихорадочно махала ему над головами.
– Шон! Эй, Шон!
Стала видна голова Сола, потом она исчезла, потом появилась снова. Шон протиснулся к нему, и они радостно пожали друг другу руки.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Сол.
– Возвращаюсь к своим обязанностям, а ты?
– Только что кончился недельный отпуск. Приезжал посмотреть на ребенка. Боже, какое счастье, что я тебя увидел!
– Руфь здесь? – не удержался Шон.
– Ждет снаружи в коляске.
– Я хотел бы взглянуть на малютку.
– Конечно. Давай сначала найдем два места, оставим багаж, и у нас будет еще двадцать минут до отправления поезда.
Шон увидел ее, как только они вышли на ступеньки вокзала. Руфь сидела в открытой коляске, цветной мальчик держал над ней зонт. Она была в сизо-сером платье с широкими, сужающимися книзу рукавами, вышитыми розовым, и в огромной шляпе, украшенной алыми розами. Сидела она в профиль, склонившись к свертку белых кружев на коленях. При виде спокойных линий ее лица у Шона сжалось в груди. Он остановился и прошептал:
