Александр Прозоров - Крестовый поход
Как оказалось, ворота отбил, пользуясь удачным моментом, боярин Александр Фоминич. Его Егор и посадил наместником в освобожденном городе, наделив здешней землей и оставив в поддержку ватажников из сотен Угрюма, бояр из Галича и новгородских ополченцев. Он хорошо усвоил уроки, мимоходом данные еще осенью опытной в интригах супругой. На местах должны сидеть люди, своим положением обязанные ему, его властью поддержанные и потому, в свою очередь, готовые защищать его право на титул. Поэтому наместникам из одних княжеств он давал в подчинение бояр из других земель и обязательно разбавлял дворянство вольнолюбивыми ватажниками. Родственники, земляки, друзья всегда могут сговориться, затеять свою игру, захотеть самостоятельности. Но если каждый за себя да еще и поселился в незнакомом месте – тут новоявленному помещику не до глупостей. Тут ему еще обживаться нужно, общий язык с соседями искать и при любых спорах в первую очередь на княжескую волю ссылаться.
Разумеется, через два-три поколения новоявленные боярские роды станут земляками, сдружатся и сроднятся. Но ведь к тому времени это случится везде, и вся страна станет достаточно единым народом с общими взглядами и общим происхождением. Тут уже опять окажется не до сепаратизма.
Именно поэтому многочисленные отряды ополченцев шли узкими проселочными дорогами к самым глухим деревенькам, возвещали о смене врасти, требовали присяги и выселяли с семьями бояр, от присяги отказавшихся. Князь Заозерский не проливал их крови, просто уводил в другие места. Там, где они смогут осесть, только признав его власть и законность его правления. Среди чужаков – иначе им выжить не получится.
Простой люд никто не трогал. Узнав о прощении недоимок и освобождении от податей, крестьяне и так уже ни за что не потерпят возвращения прежнего хозяина. А уж проведав о свободе молиться по православному обычаю, они ради защиты новой власти и за вилы могут взяться.
Так же поступали новгородцы и с попами. Тех, кто, узнав об анафеме митрополита, соглашались исключить из здравиц Витовта с Ягайло и молиться за здравие князя Егория, оставляли на местах. Кто сомневался – уводили, заменяя священником из новгородской епархии.
Именно для этого Егору и нужны были тысячи ополченцев: пройти по всей земле литовской, возвестить об освобождении от латинянского ига и проклятого князя, убрать хозяев старых, посадить новых. Бросать в бой ремесленников, пахарей и рыбаков Вожников не собирался. Для сражений у атамана Заозерского были ватага и бояре.
Третьего апреля армия вышла к Гродно, обложила его осадой, после чего полки ополченцев во главе со старшиной Никифором Ратибором остались под стенами стольного города, а ватага, бояре и малая часть обоза двинулись дальше, чтобы по льду Немана за три дня спуститься до богатого Ковно, а от него еще за четыре дня подняться по реке Вилии к богатому городу Вильно.
Здешние укрепления, надо сказать, производили серьезное впечатление. Верхний замок располагался на овальном крутобоком холме высотой с девятиэтажный дом, имел две могучие башни из красного кирпича и хлипкие деревянные стены. Что, впрочем, понятно: над таким обрывом для успешной обороны хватит и штакетника. Нижний замок окружал холм неправильным треугольником, больше оттягиваясь к впадению в Вилию реки Вильны – такие уж тут везде были названия. Как обычно, створ рек заменял крепости ров, что значительно упрощало строительство укреплений.
Нижний замок, как ни странно, вала почти не имел, но стены его выглядели весьма серьезно: высокие, из толстых бревен, с широкими тесовыми двускатными крышами. Ширина крыш и подсказала Вожникову, что стены скорее всего совмещались с какими-то хозяйственными или жилыми строениями – как замки одновременно являются и домом, и крепостью.
– Проблема… – почесал в затылке Егор. – Замок на холме снести не сложно. Башни тяжелые, и если под них немного подрыться, быстро вниз сползут. А вот как нижние стены себя под снарядами поведут, прямо и не знаю.
– Надеюсь, сын мой, твои старания не понадобятся, – сказал архиепископ Симеон, которому и пожаловался князь. – Может статься, после слова пастырского они сами ворота отворят.
– Попробуйте, отче, – согласился Вожников. – Однако на бога надейся, а сам не плошай. Пойду разгружать пушки, иначе до темноты не управлюсь.
Артиллерия заговорила с рассветом, и первые же выстрелы подтвердили самые мрачные предположения Егора: снаряды легко прошивали внешнюю стену и взрывались где-то внутри строений, разнося все вокруг. Снаружи было видно, как в воздух взлетают доски кровли, бревна, какие-то столы и рамы, целые облака перьев, но толстая и тяжелая наружная стена при этом оставалась прочной и нерушимой, даже не вздрагивала.
После первого дня стрельбы стена перед костелом, которую Егор выбрал для атаки, напоминала изъеденную короедом сосну, местами просвечивала и лишилась крыши, но оставалась такой же незыблемой, как и утром. И сдаваться явно не собиралась.
После сумерек князь Заозерский, словно скупой рыцарь, открыл сундуки на санях и пересчитал оставшиеся взрывные снаряды. Их оказалось всего пятьдесят три штуки. А ведь еще нужно было снести башни на Замковой горе! И по возможности оставить боеприпасы для осады Гродно. Причем время поджимало. Апрель – месяц коварный, тепло может обрушиться в любой день. И тогда – прощай, лед, здравствуй, распутица. Хорошо хоть обоз с основными силами уже на месте, у следующей цели, нигде не застрянет. Но ведь и «ударным частям» туда нужно будет как-то добраться!
Опустив крышки, Егор в тяжелых раздумьях ушел в дом, который верный Федька назначил его личным жилищем, лениво поковырялся ложкой в тушенной с гусиной полтью капусте, размышляя над сложившимся положением.
Возможно, гонцы с его требованием уже давно домчались до Воже. Возможно, Кривобок даже выслал готовые снаряды в Ладогу. Но ведь отправлять обоз невесть куда нельзя, а со связью тут тяжко, где находишься, не сообщишь. Опять же – распутица на носу. Самое разумное – подождать, пока откроются реки, и привезти боеприпасы морем в запланированное еще зимой место. Если что – союзные тевтоны предупредят. Но пока не то что ледоход, даже оттепели не начались! А у него – всего пятьдесят три снаряда и крепость с нерушимыми стенами… Этак можно запросто и до лета здесь застрять. И тогда все расчеты и договоренности – кувырком.
Егор бросил ложку в гусятницу, резко поднялся.
– Что, княже? – встревожился Федька.
– Ничего…
Взгляд Вожникова упал на складень, который уже третий поход всегда возил с собой и расставлял на привалах. Достался он с добычей, ничего князю не стоил. В христианском мире даже разбойничий атаман без иконы на видном месте вызывал бы у сотоварищей удивление, так что Егор подумал: такое украшение будет только на пользу. Ему не жалко, людям спокойнее…
– Сейчас, фитиль поправлю… – Федьке показалось, что он понял, чем недоволен князь.
Боярин кинулся к иконам, снял нагар со свечи перед ними.
– Оставь меня… – попросил Егор и сделал то, чего не делал никогда ранее: опустился перед походным иконостасом на колени, неумело перекрестился и попросил: – Сотвори чудо, Господи. Если ты есть, то помоги. Ради тебя ведь стараюсь и ради душ православных. Ты только представь, сколько людей от рабства, от мучений спасу, если Литву смогу от шляхты избавить, если католиков поганой метлой обратно на запад выгоню. Миллионы, десятки миллионов крестьян и ремесленников полной грудью дышать смогут, не кланяться никому, любить кого пожелают, детей растить, в покое и счастье жить! Никогда ни про крепостничество, ни про латинянство с протестанством не услышат. Так помоги же мне, Господи! Дай возможность успеть до ледохода к Бугу добраться. А дальше я уж и сам как-нибудь управлюсь. Если ты есть, то яви чудо, хоть чуточку подсоби. Ну никак я иначе в график задуманный не укладываюсь!
– Молишься, чадо?
Егор вздрогнул, вскочил, кивнул архиепископу:
– Ну да, как же… Положено…
– Так чего же тогда встревожился, сын мой? – Симеон, в красной рясе и с посохом, осмотрелся, прошел в угол, сел на сундук. Следом за ним скользнул какой-то смерд. – Дело нужное, полезное. В молитве душа чище становится и мысли проясняются. Господь нас слышит, и коли помыслы твои к деяниям праведным направлены, то и поддержит всегда духовно.
– Надеюсь… – Вожников подумал и перекрестился. – Аминь. Я уже закончил.
– Ну, коли так… – Священник положил руку на плечо смерда.
– Из общины я… Из храма Параскевы Пятницы… – тиская в руках суконную шапку, торопливо заговорил тот. – Обветшала совсем… А колдуны черные, что по костелам засели, даже тронуть ее запрещают. Боятся силы Божией, воронье поганое. Веру христианскую по всей земле искоренить стараются.
Егор нахмурился, вопросительно посмотрел на епископа. Тот приподнял брови и многозначительно кивнул.
