Рейд в опасную зону. Том 1 - Мэт Купцов
— Поправляешься, значит, — говорю, заходя, и бросаю взгляд на пустую кружку у его тумбочки. — Ты хоть пьёшь что-то, или только на нервах держишься?
Шохин усмехается, потирая пальцами под носом.
— Да я бы курнул сейчас, Глеб. Вот это реально вытащило бы. Проклятая медицина –сигарету, и ту нельзя.
Сажусь на край кровати, смотрю на его бок. Там, где раньше кровь проступала через повязку, теперь аккуратный бинт, а вокруг — следы йода.
— Пуля-то как? — спрашиваю. — Проклял уже того стрелка?
— Пусть пока живёт, — машет рукой. — А там я до него доберусь. Слушай, по касательной прошла. Повезло, Беркут. Доктор сказал, сантиметр бы влево — и всё, гуляй с дырой в почке. С одной бы остался, меня бы точно комиссовали, черти. А так мы ж живучие.
— Знаю, — киваю. — Вот я и думаю, что ты только ломаешь комедию, чтобы с койки не вставать, — усмехаюсь.
Он только хмыкает и, помолчав, наклоняется чуть ближе.
— Тут, короче, медсестра есть такая Лена. Она… как бы сказать… ухаживает за мной. Прямо знаешь, как в фильмах. И еду приносит, и перевязки сама делает. Говорит, что я ей понравился.
Я поднимаю бровь. Шохин, заметив моё выражение, тут же оправдывается.
— Погоди ты! Мне самому нравится. Хорошая девчонка. Но тут вот в чём засада — я же женат.
— Ну и? — спрашиваю. — Кто тебя остановит?
— Да, это понятно. Жена у меня — Оля. Теперь я ей по барабану. Сказала, что подаст на развод, если уеду в Афган. И вот я здесь.
Шохин качает головой, его лицо вытягивается.
— Раньше этот развод меня вообще не волновал. А сейчас я думаю, что отпуск возьму, сам в Союз поеду. Разведусь к чёртовой матери. Лену упускать не хочу.
Вот дела!
Шохин лежит на койке, слегка приподнявшись на локте, рассказывает. Он разминает край простыни пальцами, будто не может найти покоя.
— Лена, понимаешь, Глеб… Она не просто медсестра. Не такая, как остальные. Бегает между палатами, старается, все делает с душой.
Шохин хмыкает, глядя в потолок.
— Помню, я ещё в себя не пришёл толком, а она уже у моей койки стояла. Говорит — Всё будет хорошо, Александр. Голос мягкий такой, приятный.
Я смотрю на него и думаю.
Нам тут офицерам — боевые подруги нужны, а не фифы какие. Мы на войне, не до разборок нам с бабами и не до сантиментов.
Мы жёсткие армейские люди. Если баба мозг выносит, то хана отношениям.
Шохин улыбается.
— Она такая, знаешь… не навязчивая. Просто делает своё дело. И уже сегодня принесла мне еду прямо в палату. Спросила, что мне нравится, и через час принесла горячую гречку с мясом. Я такого даже в Союзе не ел.
— Так уж не ел! — подначиваю я. — Ну, ну.
Обычно разговоры Шохина — это про пушки, боеприпасы и план очередного рейда. А тут — сплошная лирика.
— И вообще, как мы знаем, ты женатый человек. Нечего голову девушке морочить, — усмехаюсь я.
— Жена, — кивает он. — Когда я в Польше служил, довольная была. Все мечтала, чтобы меня в Германию перевели. А как я ей про Афган сказал, она мне сразу — Делай что хочешь, только я тебя ждать не буду. Она всегда была слишком практичная. Пока мы в Польше служили, она нашла себе занятия — таскала шмотки туда-сюда. Оттуда мелочь в Союз возила — обувь, сумки, очки. А в Польшу — цветные телевизоры, кофемолки возила. Ни черта у них там не было своего!
Шохин коротко хмыкает, будто отмахивается от воспоминаний.
— А теперь я не хочу ждать, когда Ольга решит. Хочу сам съездить в Союз, поставить точку. Хочу развод оформить, чтобы Лена знала, что я свободен.
Шохин внезапно выпрямляется, насколько позволяет боль в боку, и смотрит прямо на меня.
В это время дверь приоткрывается, и в проёме появляется Лена. Она приносит что-то в мискеи стакан компота. При виде меня останавливается. На лице лёгкая растерянность, но быстро берёт себя в руки.
— Здравствуйте, товарищ лейтенант, — говорит она тихо, кивнув.
Я киваю в ответ и смотрю, как она осторожно ставит миску на тумбочку. Улыбнувшись ему, уходит.
— Ладно, я пойду, — говорю, поднимаясь. — Тебе надо силы беречь, вдруг Лена ещё что принесёт.
— Не погоди, разговор есть.
— Какой ещё?
Я сижу на табуретке у койки Шохина. Он пытается зацепить ложкой последние капли компота из стакана. Я молчу. Чувствую, что он к чему-то подводит, но пока издалека.
— Слушай, Беркут, — наконец начинает он, осторожно ставя стакан на тумбочку. — Ты знал, что Лена с Машей дружат?
Это как удар под дых. На секунду у меня в голове пусто. И вот это имя — Маша.
— Лена мне тут как-то сказала. Мол, Маша — хорошая девчонка, только немного упрямая.
— И что? — выдавливаю я наконец, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Шохин хитро улыбается.
— Да ничего. Просто Лена ещё сказала, что Маша вроде как твоя невеста. Это правда?
— Нет, — режу я коротко. — Бред.
— Значит, поссорились? — не унимается он. — Ты бы мне сказал, я бы…
— Хватит, Шохин, — перебиваю его. Голос у меня холодный, я злюсь.— Мы с ней не поссорились, мы расстались. И вообще, давай сменим тему.
Шохин смотрит на меня с лёгкой усмешкой. У него в глазах эта его вечная дерзость — как будто он только и ждёт, когда меня это окончательно выбесит.
— Ну ладно, как скажешь, — миролюбиво бросает он и делает вид, что занят своим бинтом. Но через минуту снова поднимает глаза. — Тогда вот что. У меня к тебе просьба.
— Какая ещё просьба? —настораживаюсь.
— Лена, — говорит он, — на днях собирается день рождения отметить. Просила меня прийти. А я, сам понимаешь, не могу. Боком моим там особо не повеселишься. Да и Лена приглашала меня с товарищем, намекая на ухажёра Маши, то есть на тебя. Вот я и думаю —вместо меня ты можешь сходить?
— Это шутка такая? — спрашиваю я.
— Какая шутка? — Шохин смотрит
