Сашка (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович
— Ваша Светлость, Николай Иванович, да вы ли это? Мы же похоронили вас, — и опять крестится.
— Агафон⁈ Ох, ты, встреча какая!!! — обниматься князь Болоховский не полез, но по плечу заехал Агафону сему. А нефиг.
— Так вы живы, Ваша Светлость? — не останавливаясь крестится мужик, еле устоявший на ногах.
— Да, жив, подобрали меня немцы и в Лейпциге в больницу положили. Выходили.
— Ох, Ваше благородие, а народ в роте убивался тогда, жалко вас было, молоденький совсем. Ой, простите, Ваша Светлость.
— А ты, Агафон, как здесь очутился, ты же рязанский, если память не изменяет?
— А всё, отслужил, своё. Отставной козы барабанщик. Теперь вольный. Да только в Рязани помёрли все мои, и пожар был, дома нет. Да и какой из меня теперь пахарь. Охромел немного, — мужик прошёлся туда — сюда пару шагов, демонстрируя хромоту. Ну, чтобы назвать это «охромел» нужно быть большим оптимистом и жизнелюбом. Нога не гнулась, видимо, в колене, и он её просто волочил за собой, опираясь на палку.
— А здесь как оказался?
— Так братец меньшой тут в Туле мастером на оружейном заводе, а я при нём прихлебателем. Он выкупил себя у барина нашего, да и обосновался тут. Может слышали — Аким Неустроев?
— Нет, много мастеров на заводе, я тоже там работаю на испытаниях оружия. Женился? Дети есть?
— Да нет, Ваша Светлость. Только полгода как отслужил. Пока туда — сюда мотался.
— А свистульки твои помню. Покупают? — Николай Иванович повернулся к жене и Сашке. — Это денщик мой бывший. До Лейпцига от Смоленска вместе дошли.
— Берут, но не разбогатеешь. А если жениться, то дом поднимать надо. Опять жить на что-то. Ох, пуля та черкесская — будь она неладна.
— Так ты потом на Кавказе был? — князь повернулся к Сашке, который дёргал его за рукав.
— Был…
— Николай Иванович, можно я с Агафоном поговорю? — все повернулись теперь к Сашке.
— Говори, конечно, — пожал плечами князь Болоховский.
— Агафон, а не хочешь ко мне в село перебраться. Пока в тереме нашем поживёшь, а зимой срубим тебе дом. Просто помогать мне будешь, ну как раньше Николаю Ивановичу. А то мне одному в огромном тереме неуютно будет.
— В деревню, значится? И дом срубите? Так я с ногой своей какой помощник? — наклонил голову мужик, наверное, чтобы радость не так видна была на расплывшемся в улыбке лице.
— Там есть кому работать. Ну, найдём. А вот за порядком в доме следить… — успокоил отставного солдата Кох.
— За хозяйством? А что я до каптенармуса дослужился. Можно и съездить. Далече ли село ваше…
— Это мой шурин. Так уж получилось, что он тоже Болоховский. Князь Александр Сергеевич Болоховский. А село в восьмидесяти верстах южнее Тулы. А ведь правда — замечательная мысль. И тебе Агафон на старости сытость и достаток, и за Сашеньку я буду теперь спокоен, ты его в обиду не дашь. Соглашайся Агафон, мы послезавтра выезжаем. Успеешь собраться? — обрадовался Николай Иванович и как-то победно на жену глянул. Вот, мол, какой помощник будет у братца твоего.
Ксения вздохнула, радости мужа не разделяя. Хромой, дедок, заросший волосом весь и со свистульками — тот ещё защитник.
Кроме Агафона привезли в Болоховское и нового управляющего. Парень был молодой. И не немец, что по нонешним временам необычно. Он был греком. Был, правильное слово. Выходец из Крыма — Андроникос Константинович Павлидис. Работал помощником управляющего у купца Афанасия Коробкова, а когда через сыновей хозяина узнал, что Сашка отправляется в имение, и что там нет управляющего, сам пришёл к князю Болоховскому и предложил свои услуги.
— Не нравится мне в городе. Суета. Грязь. Я до семнадцати лет в ауле жил в Крыму. Там богатые виноградники у отца… Были. Помер от чумы и мать и братья, а домом и виноградником дядька мой завладел, а меня выжил. Вот я к дальнему родственнику в Тулу и подался, но не нравится мне здесь. Я грамотный и книги амбарные вёл. Почитай всё содержание дома на мне было. Справлюсь с хозяйством, не переживайте Ваша Светлость.
Другого кандидата искать было некогда, и Сашка к тому же, дёрнул за рукав князя и кивнул. Так и появился в их кавалькаде новый управляющий. Он же посоветовал купить на рыке пару девушек в прислугу. Ксения сначала замахала руками, но поглядев на монгольскую рожицу брата согласилась. Действительно в доме нужно кому-то за порядком следить и Сашку обихаживать.
— Пару много. Что одна не справится? Купим одну девку.
Так появилась Машка. Помощница будет у тёзки — переводчицы. Машку выбирали по фигуре, ну мало ли, вдруг Сашеньке плохо станет и его тащить придётся. Потому купили деваху под метр восемьдесят и с плечами за метр. Богатырша такая. Про неё Некрасов, наверное, и напишет. Точно коня на скаку остановит. Да конь просто обделается, когда она его за уздечку схватит. И при этом девушка была вполне миловидная. Русая коса толстая, серые глаза умные, и веснушки на носу. Прикольные.
Добирались до Болоховского на пяти телегах и пролётке, целый «санно-гусеничный» поезд. Санно, потому что один из нанятых возчиков болел энурезом или что с почками у него, но он каждые полчаса останавливался и нырял в придорожные кусты. Одна телега занята самогонным аппаратом, вторая семенами, что Сашка на рынке закупил, в основном мешки с озимой рожью и пшеницей, и с картофелем ещё. Всё это специально в небольших количествах Сашка закупал у всех продавцов, чем вызвал неудовольствие Ксении в очередной раз.
— Чем эта картошка от той отличается, что перед этим купили? Та даже крупнее была.
— А если… — Кох себе мысленно оплеуху со всей силы влепил. Дебил! Давай начни про фитофтору рассказывать и скороспелость, про лёжкость ещё.
— Чего если? — не дождалась продолжения сестра.
— А если этих мелких будет больше в кусте? — вывернулся Сашка.
— Мне тоже не понятно, Александр? — покрутил в руке небольшую картофелину князь. — Больше в кусте. Меньше по размерам. В сумме то на то. Так не горох этот.
Нужно было рассказывать про условия, про удобрения, про скрещивание, наконец. Интересно бы на это было со стороны посмотреть, но на сторону не станешь, вопрос в лоб задан.
— Вам жалко пяти копеек? — классный ответ.
— Хм. То есть, сейчас не скажешь, следующей осенью узнаем, — развеселился Николай Иванович. Он уже устал причудам шурина удивляться.
— Точно, осенью.
Кроме трёх основных культур купили и много всего разного, Сашка, если честно, от 1830 года такого изобилия диковинных овощей не ожидал. Подсолнух был. Семечки продавали в трёх местах, и у двоих если и не огромные были зёрнышки, то и мелкими не назовёшь, обычные семечки из детства Коха, когда их жареными стаканами покупали у бабок на площади или на базаре за двадцать копеек. Или стопочку стограммовую можно было купить за десялик. Купили по мешочку семян у всех троих, опять под мотание головы Ксении. Кукурузы купили два мешка на виски будущий и у разных торговцев опять понемногу на семена. Были у одного мужика баклажаны. У него же были и томаты. Сашка, узнав цену в рублях измеряемую, офигел. Копейку стоит два фунта пшеницы или ржи. А тут два рубля за полтора фунта помидор. И два с половиной рубля за два фунта баклажан. Пять почти рублей. Это же четыреста кило пшеницы. Восемь мешков! Ксения чуть не умерла от жадности.
— Сестрёнка, обязательно надо купить. Не пожалеете. Осенью с огромной прибылью верну.
— Саша, это очень большие деньги, ты не понимаешь! — и крестится, что Господь дурня вразумил.
— Ксения Сергевна, пусть, не обеднеем. Я в Сашу верю, — вступился в очередной раз за Сашку князь.
— А делайте, что хотите. Я тут с вами словно не княгиня Болоховская, а купеческая дочка, торгуюсь хожу. Делайте, что хотите, зря с вами пошла.
Дальше Ксения и правда ходила молча, только иногда глаза закатывала.
Ячмень продавали двое всего. Пока так далеко на север эта культура не распространилась. Но Кох по мешку у продавцов взял. Если, подумать, то может и не нужно выращивать. Найти специалиста по варению пива. Хмель здесь расти должен. Этот сорняк, где хочешь, вырастет.
