Лайон де Камп - Да не опустится тьма
— Ага, понимаю, — ухмыльнулся Урия. — Если кого-нибудь за них повесят, то не тебя, а меня. Как с трактатом по астрономии, вышедшим под именем Теодохада. Все церковники отсюда до Персии исходят бешенством, а ты в стороне! Хорошо, мой таинственный друг, я согласен.
Даже Пэдуэй был изумлен, когда через несколько дней Урия появился с огромным арбалетом. Хотя устройство его было достаточно простым и Мартин лично набросал схему, по собственному печальному опыту он знал: чтобы заставить мастерового шестого века сделать незнакомую вещь, надо стоять у него над душой, пока он раз десять ошибется, а потом взять и сделать самому.
Все утро они практиковались в стрельбе по мишеням в большой сосновой роще к востоку от города. Неожиданно метким стрелком оказался Фритарик, хотя и пыжился, всячески стараясь подчеркнуть, что презирает метательное оружие, как недостойное благородного вандала.
— Однако, — снисходительно признал он, — на редкость удобная штука.
— Да, — сказал Пэдуэй. — В моем народе бытует легенда об арбалетчике, который оскорбил правительственного чиновника и в наказание за это должен был попасть в яблоко на голове своего сына. Представьте, все кончилось благополучно: мальчик остался невредим.
Вернувшись домой, Пэдуэй узнал, что с ним требует встречи посол франков. Посол, некий граф Хлодвиг, был высок, наголо выбрит, как все франки, имел пышные усы и выдающийся квадратный подбородок. В роскошной алой тунике, звеня золотыми браслетами и цепями, он смотрелся очень эффектно. На взгляд Мартина, впечатление портили только кривоватые голые ноги, торчащие из коротких штанов. Кроме того, Хлодвиг явно страдал от похмелья.
— Матерь Божья, как хочется пить! — воскликнул посол. — Не утолить ли нам жажду, дружище квестор, перед тем как мы перейдем к делу? — Пэдуэй велел принести вина, и Хлодвиг в несколько глотков осушил чашу. — Фу, так-то лучше. Теперь, дружище квестор, я должен сообщить, что, по-моему, ко мне здесь относятся не лучшим образом. Король принял меня лишь мимоходом: сказал, что делами занимаешься ты, и исчез. Разве так должно принимать посланника короля Теудеберта, короля Хильдеберта и короля Хлокотара? Не одного короля, заметь, трех!
— Целых три короля! — любезно улыбаясь, произнес Пэдуэй. — Да, это производит впечатление. Я потрясен. Но ты не обижайся, господин граф. Наш король — старый человек, ему тяжело нести бремя государственных забот.
— Грррм… Ладно, забудем. Однако истинную причину моего визита забыть не столь легко. Суть вот в чем: что стало с теми ста пятьюдесятью тысячами солидов, которые Виттигис обещал моим повелителям — королю Теудеберту, королю Хильдеберту и королю Хлокотару — за то, чтобы они не нападали на него, пока он выясняет отношения с греками? Более того, он уступил моим повелителям — королю Теудеберту, королю Хильдеберту и королю Хлокотару — Провайс. И все же генерал Сисигий не вывел войска; когда наши армии вошли на исконно франкскую территорию, они были оттеснены. Тебе следует знать, что франки — самый смелый и самый гордый народ на свете — не потерпят подобного отношения. Ну, какие меры будут приняты по поводу всего этого?
— А тебе следовало бы знать, — ответил Пэдуэй, — мой господин Хлодвиг, что законное правительство не несет ответственности за обещания самозванного узурпатора. Мы не собираемся разбрасываться владениями. Так что передай своим повелителям — королю Теудеберту, королю Хильдеберту и королю Хлокотару — что ни денег, ни территорий им не видать.
— Ты говоришь это серьезно? — Хлодвиг казался искренне удивленным. — А ведомо ли тебе, молодой человек, что армии франков могут в любой момент, когда им заблагорассудится, пройти всю Италию вдоль и поперек и сравнять ее с землей? Мои повелители — король Теудеберт, король Хильдеберт и король Хлокотар — проявляют великое терпение и гуманизм, предлагая тебе мирное решение. Подумай, прежде чем накликать беду!
— Я подумал, мой господин, — произнес Пэдуэй. — И со всем уважением советую тебе и твоим повелителям сделать то же самое. И в особенности — поразмыслить о маленькой военной новинке, которую мы принимаем на вооружение. Не соизволишь ли взглянуть? Учебный плац в двух шагах.
Все приготовления Пэдуэй сделал заранее, Когда они пришли на учебный плац (Хлодвиг — слегка покачиваясь), там уже были Урия, Фритарик, арбалет и большой запас стрел. Пэдуэй хотел, чтобы Фритарик произвел несколько выстрелов по мишени. Однако у Фритарика и Урии были иные планы. Последний отошел на пятьдесят футов, повернулся и положил на голову яблоко. Фритарик взвел арбалет, вставил стрелу и поднял оружие к плечу.
Пэдуэй от ужаса застыл. Заорать на этих двух болванов он не смел, боясь потерять лицо перед франкским посланником. Но если Урия погибнет…
Пропела тетива, раздалось короткое «чмок». Урия, широко улыбаясь, вытряхнул из волос остатки яблока и пошел обратно.
— Что, понравилась демонстрация, мой господин? — спросил Пэдуэй.
— Недурно, — сказал Хлодвиг. — Ну-ка, посмотрим на эту штуку вблизи… Гм-м. Конечно, бравые франки не верят, что сражение можно выиграть какими-то глупыми стрелами. Однако для охоты… Как она действует? Ага, тетива крепится…
Пока Фритарик демонстрировал арбалет, Пэдуэй отвел Урию в сторону и, понизив голос, выложил все, что он думает об этой идиотской выходке. Урия пытался напустить на себя серьезный вид, но не мог сдержать довольной мальчишеской ухмылки. Вдруг снова пропела тетива, и между ними, совсем рядом с лицом Мартина, со свистом что-то пролетело. Урия и Пэдуэй подпрыгнули от неожиданности и резко обернулись. Хлодвиг растерянно смотрел на все еще поднятый арбалет.
— Я не знал, что он так легко стреляет…
— Ты что хотел сделать, пьяный дурак? — сорвался Фритарик. — Убить кого-нибудь?!
— Как? Ты назвал меня дураком? Ну!.. — Франк выхватил меч из ножен.
Фритарик отпрыгнул назад и потянулся к рукояти своего собственного меча. Подскочили Урия и Пэдуэй, разводя противников в стороны.
— Уймись, граф! — вскричал Пэдуэй. — Не стоит заводиться из-за пустяков. Я лично приношу извинения.
Но посол разъярился еще больше.
— Я проучу этого плебея! Задета моя честь!
На шум прибежали несколько готских солдат. Хлодвиг увидел их и нехотя вложил меч в ножны.
— Хорошенькое отношение к представителю короля Теудсберта, короля Хильдеберта и короля Хлокотара! — прорычал он. — Ничего, они еще об этом узнают!
Мартин попытался успокоить его, однако Хлодвиг в бешенстве удалился и вскоре покинул Равенну. Пэдуэй отправил гонца к Сисигию — предупредить о возможном нападении, — но совесть все равно его мучила. Ему хотелось как-то задобрить франков, чтобы любой ценой избежать войны. С другой стороны, он понимал, что это жестокое и коварное племя будет воспринимать дипломатию как признак слабости. Франков надо останавливать с первого раза.
Тем временем прибыл еще один посол — от причерноморских гуннов. Церемониймейстер доложил Пэдуэю:
— Весь такой важный… Ни по-латыни, ни по-готски не говорит, общается через переводчика. Заявил, что он бояр; уж не знаю, что это значит.
— Пригласи его.
Посланник оказался коренастым кривоногим человеком с румяными щеками, пышными загибающимися кверху усами и с носом даже еще более крупным, чем у Пэдуэя. Он был одет в красивый отороченный мехом плащ, яркие шаровары и шелковый тюрбан, повязанный вокруг бритого черепа. Несмотря на всю его утонченность, Мартин подозревал, что посланник ни разу в жизни не принимал ванны. Переводчик — маленький нервный тракиец — держался чуть слева и сзади от гунна.
Посланник чопорно поклонился и не подал руки. «Наверное, не принято у гуннов», — подумал Мартин, поклонился в ответ и указал на стул. Через секунду он об этом пожалел — посланник взгромоздился на стул и сел, скрестив под собой ноги. Потом затворил на странном мелодичном языке, по мнению Пэдуэя, напоминающем турецкий. Через каждые три-четыре слова он замолкал, и включался переводчик. Выглядело это примерно так:
Посланник: — Чирик-чирик…
Переводчик: — Я, бояр Кароян…
Посланник: — Чирик-чирик…
Переводчик: — Сын Чакира…
Посланник: — Чирик-чирик…
Переводчик: — Который был сыном Тарды…
Посланник: — Чирик-чирик…
Переводчик: — Представитель Кардама…
Посланник: — Чирик-чирик…
Переводчик: — Сына Капагана…
Посланник: — Чирик-чирик…
Переводчик: — Великого Хана причерноморских гуннов.
Речь звучала длинно, однако чувствовалось во всем этом какая-то поэтическая величественность. Гунн сделал паузу, Пэдуэй в свою очередь представился, и дуэт возобновился:
— Мой господин, Великий Хан…
— Получил предложение от Юстиниана, Римского императора…
— За пятьдесят тысяч солидов…
