Андрей Ерпылев - Расколотые небеса
— Хорошо. Как вам известно, князь, мое отделение отвечает за безопасность Империи.
— Согласен. Точно так же, как и мое, и остальные.
— Понимаете, Александр Павлович, более года назад наши службы зафиксировали утечку информации из закрытой сети. Небольшую утечку, практически незаметную. Скорее всего — следы деятельности одного из тех юных дарований, которым тесно в рамках закона. Но практически одновременно с этим один из наших глубоко законспирированных агентов по ту сторону Английского Канала сообщил, что ряд сведений стал достоянием наших «партнеров». Юное дарование, похоже, отличалось не только любопытством, но и практичностью… Упускать такой случай было грешно. Утечку оперативно локализовали и приняли решение начать с противником игру, обеспечив через найденное слабое звено слив дезинформации в интересах России. Вам, конечно же, хорошо известен этот распространенный метод…
— Да, в общих чертах. Но при чем здесь я?
— Если бы знали не в общих чертах, — тяжело вздохнул Финкельсдорф, — то понимали бы, что дезинформация не может быть сплошной. Необходимы вкрапления достоверных сведений для того, чтобы создать у партнера по игре впечатление реальности всех полученных им данных без исключения.
— Так. И эти вкрапления касались работы моего сектора.
— Совершенно верно… Было решено, что частичное разглашение информации о вашей работе не нанесет особенного ущерба безопасности Империи.
— И кто это решение принимал?
— Я, князь Щербатов…
— Отлично! Естественно — без шефа информационной безопасности вы обойтись не могли… Да и похозяйничать в моем секторе — тоже.
— Не иронизируйте, Александр Павлович… Мне и без того тяжело…
— А мне — легко. На ваши… э-э-э… действия было получено высочайшее одобрение?
— Частично, — честно признался барон.
— Чудненько…
— Генерал, если бы я знал…
— Конечно. Наркотики, сектантские дела, внутренние настроения — это гораздо выше по значимости, чем мои сопредельные пространства.
— Александр Павлович!..
— Да-да! Фантастика в чистом виде. Синекура для взявшегося ниоткуда выскочки. Так?
— В общих чертах — да, — не стал спорить Лев Сергеевич.
Остзейский барон был невозмутим, и в его тевтонских глазах читалась такая незыблемая уверенность в своей правоте, что Александр внезапно остыл.
«Какого черта… Закончится вся эта заварушка, и сразу — в отставку. Но сперва — дело…»
— Я требую полного отчета о слитой информации, — отчеканил он, глядя куда-то выше переносицы своего визави. — И надеюсь, что вы не будете спорить или ссылаться на секретность…
14
— А что это за груз? — Финн подозрительно осмотрел длинный деревянный ящик, слегка напоминающий гроб — в таких обычно перевозилось военное снаряжение.
— Какая вам разница? — вопросом на вопрос ответил хозяин ящика, человек ничем не примечательной внешности. — Вы что, имеете отношение к таможенной службе Российской Империи?
К таможенной службе Российской Империи или любой другой страны мира Тойво Айкинен касательства не имел. Даже совсем наоборот. Поэтому он пожал плечами:
— Разницы никакой, собственно…
— Вот именно. Вам заплачено за доставку данного груза за пределы территориальных вод России. В идеале — до побережья Швеции. И неплохо заплачено, как мне кажется. Я прав или нет?
— Да, конечно… — вынужден был признать контрабандист и это. — Начинайте погрузку! — прикрикнул он на выжидающе замерших у ящика подручных. — Чего встали, рыбьи дети?
«Какая мне, в самом деле, разница? — подумал он про себя. — Да хоть бы в этом гробу был сам наследник престола или сверхсекретная ракета. Десять тысяч рублей — сумма достаточная для того, чтобы вывезти самого Государя Императора… Старею, наверное, просто…»
Тойво Айкинен действительно вырос, возмужал и начал стариться, шныряя на своей моторной лайбе по Ботническому заливу и перевозя из Великого Княжества в Королевство Шведское разного рода товары, преимущественно такие, за которые по законам обеих стран некогда полагалась высшая мера наказания. По странному стечению обстоятельств — петля. А до него тем же самым занимался его отец, а еще раньше — дед. И его отец и дед. И их тоже… Примерно три четверти предков Тойво не дожили до старости. Одних приняли стылые воды по естественным, так сказать, причинам — шторма, трюмные течи, подводные камни… Других — по не совсем естественным. Например, когда лайба превращалась в дуршлаг под огнем шведского или российского сторожевика. Третьи, и их, к счастью, было совсем немного, взошли на эшафот… Давно, еще до принятия современных мягких законов. Да и принято было в роду Айкиненов (а также Куусиненов, Райвиненов и прочих соседей и старинных приятелей) философски относиться к подобным мелочам. Ходить в море вообще опасно, а жить как-то нужно…
Наверняка любой другой, получив столь лакомый куш, задумался бы о том, как бы отойти от опасного занятия, начать жизнь законопослушного человека, но старый Тойво был слеплен не из того теста. Он думал лишь о том, как бы прикупить еще одно суденышко и отделить наконец старшего сына Урхо. Две лайбы — в два раза больше товара. А может быть, и младшим сыновьям что-нибудь останется…
Здесь, в окрестностях Аландских островов, где берега изобиловали шхерами, контрабандистский промысел процветал веками. По крайней мере — последние двести лет, с тех пор когда два противоположных берега залива внезапно стали принадлежать разным державам [9] — точно. Никаких ресурсов береговых охран обоих государств не хватало, чтобы прекратить это выгодное занятие раз и навсегда. И облавы проводились, и авиация патрулировала прибрежные районы, и негласный приказ вести огонь на поражение имелся у моряков, а желающие заработать на нелегальном импорте-экспорте не переводились. И как, спрашивается, могло быть иначе, если рыбные богатства Балтики скудели с каждым годом все больше, а на лесоповал подмявшие под себя все на свете корпорации и синдикаты предпочитали нанимать заокеанских гостей, поднаторевших на рубке канадских кедров и елей? Не на бумагоделательные же фабрики устраиваться потомкам гордых викингов?
— А это еще чего? — дернул за рукав «заказчик» капитана, когда следом за сгинувшем в трюме ящиком матросы потащили на борт другие ящики, кули и бочонки. — Что это значит?
— Другой груз, — не моргнув глазом ответил Тойво. — Вы же один такой заказчик.
— Мы так не договаривались!
— А вы что хотели — чтобы я вышел в море с одним-единственным ящиком? — опешил контрабандист. — Да где такое видано? Продолжайте, лентяи, — махнул он рукой остановившимся на сходнях подчиненным. — До заката нужно управиться.
— Стойте! Выгружайте все обратно!
— Невозможно, господин. Мне за этот товар тоже заплачено, и я его перевезу. С вашим ящиком, без него — в любом случае.
«Черт знает что! — кипел заказчик. — Этот старый тюлень хочет нагрузить свое корыто так, что оно будет сидеть в воде по самые борта! Что с того, что это самая быстроходная лайба на всем побережье, а шкипер — самый опытный моряк? Перегруженному суденышку в случае чего нипочем не уйти от сторожевика!..»
— Я заплачу вам, чтобы груз остался на берегу!
— Заказчики будут возражать…
— Не волнуйтесь за заказчиков. Пятнадцать тысяч.
— Но среди них есть постоянные клиенты…
— Двадцать!
— Хорошо, но вон те десять ящиков все равно придется взять…
— Двадцать пять!!!
— Идет, — легко согласился финн. — К чему так волноваться? Отвезу этот груз в следующий раз. Но задаток тоже нужно соответственно пересчитать.
— Хорошо… — прорычал сквозь зубы Тревис, у которого русская земля горела под ногами.
«Тоже неплохо, — подумал Айкинен, делая знак матросам выгрузить то, что они успели затащить на борт. — Значит, хватит на лайбы Райво и Пааво. Вот что значит уметь торговаться…»
Тем более что в выбрасываемых сейчас на причал ящиках был один лишь хлам — битый кирпич, пустые бутылки, морская галька да гнилые тросы. Зачем случайному здесь человеку знать, что между дружными и всегда готовыми выручить друг друга в быту аборигенами в делах существует не меньшая конкуренция, чем между воротилами бизнеса? Да и жирные заказы на берегу не валяются. Жизнь такая…
* * *— Просыпайтесь, сударь!
Александра довольно бесцеремонно растолкали, поставили на ноги.
«Похоже, что я на каком-то корабле, — подумал он, ощутив мерное покачивание пола под ногами. — Или это от слабости?… Нет, определенно на корабле».
Стоящий напротив него субъект удивительно походил на него самого. Настолько, что он бы потряс сейчас головой, чтобы стряхнуть наваждение, если бы не пульсирующая под черепом боль.
