Марик Лернер - Забег на длинную дистанцию. Полная сборка
Лечи попытался вскочить, но повинуясь небрежному жесту старика вернулся на место.
— Вы не воры, те живут по понятиям и для них я барыга. Вы не милиция. Те живут по закону и для них я спекулянт. Вы ни те, и не другие. Вы просто волки, норовящие оторвать кусок. Я просил встречи, чтобы спокойно решить вопрос. Люди не бараны, красть их беспредел. Он вам должен? Нет! Он должен мне. Он мой подчиненный. И я хотел решить все спокойно. А что вижу? Растопыренные пальцы.
— Совершенно верно. Мы волки. А кем ты считаешь себя, что предъявляешь требования?
— А мне приходится быть волкодавом, — улыбнувшись краем рта, объяснил Андрей. — Вы еще не поняли, с кем имеете дело. У меня серьезное дело. Всякий большой бизнес должен быть надежно защищен от посторонних. Абсолютно надежно. Если собеседник нормального разговора не понимает, то приходится действовать в соответствии с законами волков. На кулаки отвечать кулаками. На оружие — оружием. На похищение — похищением. Позвони домой. Тебя ждет большой сюрприз. Тебя, Лечи, тоже.
Старик молча посмотрел на подельника и тот послушно отправился к телефону.
Через десять минут, которые Андрей со старшим чеченцем без слов пялились друг на друга, он вернулся, быстро сказал что-то по чеченски и сходу зарычал, переходя на русский: — Я твою маму имел!
— Вот видишь, — продолжая игнорировать его, обратился Андрей к старику, — он еще и дурак. Потому что не думает что говорит. Я ведь могу всерьез обидеться, и в турецком борделе появится новая девушка. Его сестра.
Лечи прыгнул вперед с ножом в руке, опрокидывая стол. Андрей вскочил, готовый драться. Аксютин вытащил пистолет и приготовился убивать. До сих пор он вообще не очень понимал, чего Еременко добивается, откровенно провоцируя драку, но деваться было некуда. Андрей не прав, ответ не может быть симметричным. На нож отвечают пулей, иначе конца этому не будет. Один старик сидел неподвижно. Он что-то пролаял и Лечи нехотя отступил.
— Ты ведь доиграешься, — после паузы сказал раздельно старший чеченец.
— Есть шанс, — согласился Андрей, снова усаживаясь напротив, — но я живу по вашим законам. Мне есть чем заплатить за месть. Не только деньгами. Существуют в мире нормальные человеческие отношения, а не борьба за лучший кусок. Так что даже убийство ничего не решит. Тронешь меня, получишь своих сыновей порезанных на куски. А его сестру поставят на хор. А фотографии наполнят весь Грозный. Бесплатно раздавать будут. Веришь?
— И что ты хочешь? — с прорезавшимся сильным акцентом спросил старик.
— Ничего нового. Вы возвращаете директора, я отдаю ваших родственников. Даже не голову на голову. Всех за одного. И не трогайте больше моих людей. Вполне достаточно других фирм, с которых снять можно. Я не хочу воевать и доказал это попыткой договориться. Вы не пожелали нормально общаться. Ты, его, — он ткнул пальцем в Лечи, — не пытался остановить. Я понимаю, попытка попробовать запугать лоха. Меня на испуг пробовать не стоит, я знал, с кем встречаться собираюсь. И показал кто я. Чечня тоже не защита. И там достану. А чтобы лучше понятно было, — он вытащил ноутбук, принесенный с собой, из-под стола и, открыв его, повернул его к старику. — Смотри внимательно. Адреса, имена, чем занимаются. Не стоит думать, что ты отомстишь завтра, — подождав пока тот изучал текст, продолжил. — Это все смертники. За мою голову расплатятся. Я не пугаю, а просто сообщаю.
Андрей встал и с нажимом сказал:
— Завтра утром директор должен быть дома. Извиняться не требуется, компенсации за моральный ущерб тоже. Но вот насчет физического — другое дело. Если не будет доставать какой-то части тела или еще что неприятное, это будет проделано зеркально со всеми вашими родственниками. Прощайте. Не горю желанием встречаться вторично.
— Они не простят, — уже в машине, сказал Аксютин.
Ехали теперь целым караваном. Сзади и спереди прикрывали его люди, а где-то недалеко болтались комитетчики. Не менты за ними смотрели, вернее они работали по команде — это точно известно. Идиотизм натуральный, знают, видят и ничего не делают. Невольно начинаешь думать, что Андрей прав, и они прикрывают бандитов. Из собственных шкурных соображений или из высшей государственной необходимости — неважно. Результат одинаков и предсказуем. Нельзя давить одних руками других, тем паче проталкивать этнические группировки. Взрыв неминуем, а на место одних убитых придут еще более опасные другие. Кровь будет все равно, но чем позже, тем больше. Давить надо в зародыше.
— Я знаю, — ответил Андрей. Он сидел с закрытыми глазами и крутил в пальцах зажигалку. — Мне и не нужно их прощение. Пусть уважают и этого более чем достаточно. Волку надо смотреть в глаза, тогда или уступит, или кинется. Я ставил на его вменяемость. Старик очень умный, я не поперся просто так, давно справки наводил. Все эти Абдулы, да Лечи просто мускулы и скрипение зубов. Он мозги — управленец. Он гавкать не станет. Подождет. Год-два, но бомбу мне подложат обязательно. Это я буду решать потом. Не в ближайшее время. С Лечи я бы не стал встречаться, он не вынес бы унижения и обязательно кинулся без раздумий о последствиях. Тупой идиот, легко отдающий за свою показную гордость чужие жизни. Проще позвонить, но это психологический проигрыш. Он видит — ты боишься. Тут можно выехать исключительно на кураже. Они тебя проверяют, а ты либо гнешься, либо нет. Не в том мы положении, чтобы прогибаться. А война непременно будет. Абсолютно согласен. И лучше на моих условиях, чем ждать серьезного наезда. Они и сильны сплоченностью, а вписываться за всех подряд, у меня желания нет. Не оценят.
Давно так не нервничал, — сознался после паузы. — Вся спина мокрая. Могли и кончить на месте. Наверняка где-то по соседству присутствовала команда, а позвонить он мог не только домой. Риск.
— Кто? — помолчав, спросил Аксютин. — Муса?
— Не надо тебе этого знать, — вздохнув, посоветовал Андрей. — Не Муса. Но к кому обратиться он подсказал. На Кавказе голодных абреков много. Там всеобщая дружба народов. Все друг друга ненавидят и никого не остановят глупости про кровную месть, если он за собой силу чувствует или большую пачку денег под носом видит. Считай, наемники.
— И сколько?
— Дороже, чем выкуп. Но оно себя окупило. А знаешь, — садясь прямо и оживляясь, сказал, — во всем есть что-то хорошее. Вот сейчас мне пришла в голову замечательная мысль. Пустить вперед злобных кавказцев с претензиями и появляться по первому зову пострадавшего разруливая проблему. И кавказцы будут наши, и помощь тоже. Да еще и можно замечательно подработать. Взять за шугание черных треть, — он подумал, — лучше половину от того, что они требовали. А?
— Это подлость.
— Да, ладно, — засмеялся Андрей. — Шуток не понимаешь, стану я тебе такое предлагать.
Аксютин глянул на него и промолчал. Он совсем не был уверен, что это шутка. А в том, что некоторые дела его не посвящают, как раз наоборот.
— Сколько у тебя человек? — после длительной паузы спросил Андрей.
— Сотня сегодня. Еще столько же на подхвате, но тогда надо снимать с охраны. Еще Муса с удовольствием пришлет. А Олег мне не докладывает.
— Он мне докладывает. Вполне достаточно.
— И… когда приказ о мобилизации поступит?
— Не раньше, чем я скажу. Не долго осталось…
* * *
Марк медленно брел по направлению к дому. Дела на сегодня закончились. И вероятно на завтра и послезавтра. Предстояло зайти в ближайшую пиццерию, купить бургер, что-нибудь запить и завалиться в кровать. Напиться что ли?
Настроение было отвратительное. В голове в очередной раз прокручивалось интервью с возможным работодателем. Что сказал, и не лучше ли было говорить иначе. Задним числом все умные. Теперь поздно, однако, отключиться не мог.
Был не очень приятный нюанс в беседе, когда он четко понял: ' Мы позвоним', означает — ищи другое место. Вежливо и неопределенно, чтобы не отвечать на напрашивающийся вопрос.
Что козла не устроило? Тут он сам того не замечая, охарактеризовал адвоката чисто по-русски. Иногда выскакивало автоматически, не смотря на многолетнее упорное желание избавиться от всякого перекоса в сторону происхождения и сойти за американца. Он долго и упорно выдавливал из речи малейшие намеки на акцент и старался не общаться с эмигрантами. Имя вполне соответствовало американским представлениям, фамилия подгуляла, но менять ее не стал. При всем своем неприятии прошлой жизни есть границы, которые он переступать не хотел.
Совсем уж вычеркнуть из жизни эту страницу не получалось. Не настолько он сволочь, чтобы плюнуть на родителей. Регулярно присутствовал на всех семейных мероприятиях и маму с папой любил. Какие они не есть, а родители и что не смогли много достичь, так возраст такой. За сорок плюс, а переезд в другую страну сильно бьет по голове. Язык прилично выучить, та еще проблема. Но для него они всегда делали что могли. Не их вина, что немного.
