Рудольф Баландин - «Встать! Сталин идет!» Тайная магия Вождя
Позже в своих мемуарах Идеи признался, что испытывал тревогу за последствия для «британских интересов» поражения гитлеровской Германии. Он получил разрешение в середине декабря 1941 года побывать в районе, освобожденном советскими войсками. Его поразили груды боевой немецкой техники. Он подробно описал свою доверительную беседу с тремя пленными фашистами, но ни словом не обмолвился о бедах местных жителей.
Большое впечатление произвела на Идена спокойная уверенность Сталина. Английский министр счел нужным заметить, что для оптимизма слишком мало оснований: «Ведь сейчас Гитлер все еще стоит под Москвой, а до Берлина далеко».
— Ничего, — ответил Сталин, — русские уже были два раза в Берлине, будут и в третий раз.
О том, что возможная быстрая победа СССР обеспокоила руководителей Англии, в том числе Черчилля, свидетельствуют значительно меньшие, чем было договорено, британские и американские поставки, включавшие к тому же устаревшую технику.
Второй фронтВскоре после 22 июня 1941 года сенатор США Гарри Трумэн и английский министр авиации Мур-Барбозон заявили о том, что Западу выгодно взаимное истощение и ослабление Германии и Советского Союза и именно на этом должна быть построена западная политика в войне. Они высказали то, что и так было ясно.
Черчилль был умнее, хитрее, осторожней и опытней этих, в сущности, очень ограниченных политиков. Он ничего подобного не заявлял, по крайней мере до 1943 года. Но практические свои действия строил именно таким образом. Вопреки обещанию открыть в 1942 году второй фронт в Европе, он перенес все военные действия англичан и американцев в Средиземноморье. Для этого у него были разные причины, но одна из главных — оставить Красную Армию наедине с основными силами вермахта.
В конце 1941 года США вступили в войну. Черчилль и Рузвельт пообещали Сталину открыть второй фронт на следующий год. Но нарушили свое обещание главным образом благодаря усилиям Черчилля — в очень тяжелый для СССР момент.
Заманив советские войска в ловушку под Харьковом, немцы захватили там десятки тысяч пленных, оккупировали богатые многолюдные регионы Юга, вышли к порогу Кавказа и ворвались на улицы Сталинграда. А за несколько месяцев до этого Запад резко сократил военные поставки Советскому Союзу и перестал посылать конвои в Мурманск, объясняя это подготовкой к высадке в Европе.
Советско-английские отношения ухудшились. Посол Великобритании в Москве направил телеграмму министру иностранных дел, в которой говорилось о том, что это ухудшение англо-советских отношений чревато долговременными и негативными последствиями. Телеграмма обескуражила Черчилля. Страшным для него поворотом событий могло стать заключение мирного соглашения СССР и Германии. Эти два военных гиганта боролись с переменным успехом. Силы у них на данный момент были почти равными. Летнее немецкое наступление 1942 года разворачивалось успешно. Они захватили Крым, отчасти Северный Кавказ и вскоре могли форсировать Волгу. Судя по сообщениям геббельсовской пропаганды, Красная Армия была обескровлена.
Согласно первоначальным планам Гитлера, немцам достаточно было оккупировать Прибалтику, Белоруссию, Украину, Крым, Кавказ, Поволжье, — наиболее плодородные и индустриально развитые регионы СССР. Почти вся эта программа была уже выполнена. Под угрозой полного разгрома советских войск Сталин, как полагал Черчилль, мог согласиться с притязаниями Гитлера, стремясь сохранить за собой оставшуюся часть страны. Установив мир с СССР, Германия могла перебросить основные свои силы на запад, и положение Британии стало бы катастрофичным.
Подобные рассуждения Черчилля показывают, насколько плохо понимал английский премьер склад личности советского руководителя. Для Сталина коммунистические идеалы были не камуфляжем в политической демагогии, а подлинными убеждениями. В этом отношении не только он, но и Гитлер были непонятны для западных лидеров, представителей буржуазных демократий. По той же причине народы Советского Союза и Германии сохраняли веру в своих вождей.
В мае 1942 года В.М. Молотов побывал в Лондоне и Вашингтоне, ведя переговоры о помощи западных союзников Советскому Союзу. Президент США подтвердил свое согласие открыть летом этого года второй фронт в Европе. Черчилль отвечал уклончиво, стараясь оттягивать столкновение английских войск с крупными вооруженными силами вермахта. (В конце концов, это ему удалось, и Британии досталась победа во Второй мировой войне «малой кровью», — даже потери американцев были значительно больше.)
Черчилль вручил советскому наркому иностранных дел памятную записку, где, в частности, говорилось: «Мы ведем подготовку к высадке десанта на континенте в августе или сентябре 1942 г…Невозможно сказать заранее, будет ли положение таково, чтобы сделать эту операцию осуществимой, когда наступит время. Следовательно, мы не можем дать обещания в этом отношении, но, если это окажется здравым и разумным, мы не поколеблемся претворить свои планы в жизнь».
Получается, что англичане готовы непоколебимо колебаться, выгадывая решения здравые и разумные для себя. О подготовке десанта — явная ложь. И не только потому, что данное событие не произошло. Черчилль знал об этом еще до того, как сочинил памятную записку.
Дело в том, что в апреле 1942 года открытие второго фронта обсуждали представители правительств США и Англии. Участник совещания американский генерал Ведемейер позже писал: «Англичане вели переговоры мастерски. Особенно выделялось их умение использовать фразы и слова, которые имели более одного значения и допускали более чем одно толкование. Я не утверждаю, что стремление обмануть было личной характерной чертой того или иного участника переговоров. Но когда дело шло о государственных интересах, совесть у наших английских партнеров по переговорам становилась эластичной… Я был свидетелем английского дипломатического искусства в его лучший час, искусства, которое развивалось в течение столетий успешных международных интриг и обмана, сочетающегося с лестью».
Итак, Черчилль избрал тактику хитрости, обмана, проволочек. Это объяснялось отчасти объективными обстоятельствами. Британская империя трещала по всем швам. В 1942 году она лишилась значительной части своих колоний. В Азии японские войска вторглись на территорию Индии. Японская авиация совершала налеты на Цейлон и крупнейшие города Австралии. Германские подводные лодки, применяя тактику «волчьих стай», в Атлантике пускали на дно один английский корабль за другим.
Черчилль высокопарно высказался, что он шагает по земле с большой смелостью, находясь «в дружеских и близких отношениях с великим человеком, слава которого просияла не только по всей России, но и по всему миру». Однако его слова решительно расходились с делами; особенно позиция, занятая им по вопросу высадки англо-американского контингента во Франции.
На германо-советском фронте Гитлер держат 75% своих войск. В Западной Европе находилось всего неполных 36 дивизий, на атлантическом побережье — 19. Имелись благоприятные условия для открытия второго фронта. Сталин отказывался считать таковым действия авиации и морских сил союзников. Он требовал от них десанта во Франции. На Черчилля нажимали и внутри Англии, прежде всего трудящиеся, требуя активных военных акций на территории Европы, для оказания действенной помощи Советскому Союзу.
И тогда Черчилль провел ограниченную высадку англичан и канадцев в районе Дьеппа, обрекая их на верное поражение с целью доказать невозможность десантных операций во Франции. Даже в случае успеха этого предприятия о втором фронте не могло быть и речи, ибо для этого требовалось заранее подготовить крупные воинские контингенты, обеспечив их тяжелой техникой. Такие действия не предпринимались. Значит, Черчилль имитировал активность, предлагая осуществить десант в Северной Норвегии. Подобные акции Черчилля были рассчитаны на обман не противника, а союзника. СССР в одиночку продолжал сражаться с фашистами.
Когда стало очевидно, что высадка союзников во Франции в 1942 году не состоится, Черчилль мог бы сообщить Сталину об этом но дипломатическим каналам. Однако, понимая негативную реакцию, решил для этого лично встретиться с советским вождем. Вот как британский премьер-министр оценивал свою памятную встречу со Сталиным в Москве в августе 1942 года: «Я прибыл в Кремль и впервые встретился с великим революционным вождем и мудрым русским государственным деятелем и воином, с которым в течение следующих трех лет мне предстояло поддерживать близкие, суровые, но всегда волнующие, а иногда даже сердечные отношения».
Однако он летел в столицу СССР, прекрасно сознавая свою неблаговидную роль обманщика, вынужденного и дальше лавировать и хитрить. Он написал о своем настроении так: «Я размышлял о своей миссии в это угрюмое, зловещее большевистское государство, которое я когда-то настойчиво пытался задушить при его рождении и которое вплоть до появления Гитлера я считал смертельным врагом цивилизации».